Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века Страница 9

Продолжатель Феофана сообщает, что мать Феодоры «в открытую порицала непрекращающиеся гонения на исповедников, осуждала его откровенную ересь» и имела смелость открыто обличать императора. Таких же убеждений были все братья и сестры Феодоры.

Многие ненавидели императора Феофила за его иконоборческий указ, где говорилось: «Я запрещаю изображать и рисовать их, дабы не воспылало к ним любовью существо низменное, а пусть только взирает на одну истину». Из-за указа, пишет Продолжатель Феофана, «принялись низвергать по всем Божиим церквям образа, а вместо них изображать и рисовать зверей и птиц».

Видя оголенные стены церквей с восточными орнаментами (Феофил, помимо прочего, был большим поклонником арабской культуры) и изображениями птиц, современники считали их свидетельством «звериного и рабского образа мыслей императора». А когда во Влахернской церкви иконы на евангельские сюжеты были уничтожены и заменены картинами и цветами, деревьями и птицами, прихожане с обидой говорили, что храм «превращен в овощной склад и птичник».

Но царица Феодора знала о своем супруге то, что от других было скрыто, – Феофил был сомневающимся, колеблющимся иконоборцем. В глубине души император не был до конца уверен в справедливости гонений на почитателей икон. Нередко Феофил подолгу беседовал с защитниками икон, желая понять истину, а иногда монахи «целым строем являлись к нему», и император внимательно выслушивал все их доводы.

Однажды некий монах во время диспута настолько поколебал убеждения императора, что тот отправил его к Иоанну Грамматику, которого в 837 году возвел в сан Патриарха Константинопольского. Но в том споре монах и Патриарха «обратил в существо рыбы безмолвнее, причем не софистическими и диалектическими доводами, а апостольскими и евангельскими речениями».

Известен случай, когда в диспуте участвовали два брата-монаха Феодор и Феофан из Палестины, прозванные позднее «начертанными». Феофан пытался убедить императора в том, что иконоборцы нарочно держат в дворцовой библиотеке «искаженно» переписанные книги, а на самом деле у святых отцов Церкви нигде нет хулы на иконы.

«Когда же блаженный Феофан вразумил его и пальцем показал, где через три листа найти искомое, царь уже не смог перенести его смелости и, сознавая его правоту, сбросил прежнюю маску великодушия, обнажил зверя и сказал: „Негоже царю терпеть оскорбления от таких людей“».

После этого, как пишет Продолжатель Феофана, император «велел отвести монахов во внутренний сад Лавсиака, дать по двадцать ударов и на лбу у каждого выжечь нелепые ямбы собственного сочинения». Византийский историк даже приводит целиком это стихотворение императора Феофила из двенадцати строф, которое заканчивается словами:

Не отреклись от беззаконной глупости,И вот с клеймом на лбу, как у преступника,Осуждены и изгоняются опять.

Снова Феофил впал в гнев, и опять – эксцентричная выходка… Не из-за собственных ли колебаний?

Примечательно, что в последнее время император брал с собой в военные походы будущего епископа Мефодия, убежденного защитника икон, выпущенного из тюрьмы.

«Причем делал это не впервые и не сейчас только, а постоянно, и держал его при себе, то ли чтобы тот благодаря присущей ему мудрости разъяснял Феофилу (который был неутомимым исследователем тайного) вещи неясные и для большинства неизвестные, то ли потому, что из-за распри по поводу почитания святых икон боялся восстания с его стороны» (Продолжатель Феофана).

В общей сложности, как подсчитали историки, император Феофил провел восемнадцать войн, и не все они были удачными.

Поражением для Феофила закончилась и битва за город Аморий, когда арабы захватили в плен всех оставшихся в живых византийских военачальников. В течение семи лет их держали в темнице, после чего предложили отказаться от Христа и принять ислам. Все они не отреклись от веры и сложили свои головы 6 марта 845 года. В этот день Церковь ежегодно отмечает память сорока двух аморейских мучеников.

Во время последнего арабского похода император Феофил выпил талой воды и заболел желудочной болезнью (дизентерией), которая оказалась смертельной.

Болезнь и кончина молодого императора стала для всех неожиданностью.

Больше всего Феофил опасался, что сразу же после его смерти родственники Феодоры вступят в схватку за трон, оттеснив сына-наследника. Боялся он также измены со стороны влиятельного военачальника Феофоба.

Как рассказывает Продолжатель Феофана, император не успокоился до тех пор, пока военачальник Феофоб не был казнен и умирающему Феофилу не доставили его голову. «А когда, во исполнение приказа, ее принесли, схватил ее рукой за нос и сказал: „Теперь и ты не Феофоб, и я не Феофил“».

Впрочем, историк тут же добавляет, что, возможно, Феофоб был казнен кем-то из его многочисленных врагов, а вовсе не по приказу умирающего императора. Да и в приведенной реплике императора Феофила нет торжествующей радости по поводу страшного трофея.

На смертном одре Феофил провозгласил сына Михаила императором, а царицу Феодору – регентшей при двухлетнем наследнике до тех пор, пока тот не достигнет совершеннолетия.

Царица Феодора находилась рядом с супругом до последнего его вздоха. Незадолго до кончины, когда они были наедине, император вдруг попросил ее принести икону и «прильнул своими устами к святому изображению».

Феофил умер 20 января 842 года, процарствовав двенадцать лет и три месяца. Он велел подданным после своей смерти соблюдать «благорасположение к супруге и сыну».

В совет при царице Феодоре, ставшей регентом малолетнего монарха, вошли ее старший брат Варда, дядя по отцовской линии Мануил, логофет Феоктист, упоминают также и подросшую к тому времени старшую дочь Феклу.

Все они были сторонниками иконопочитания, и почти сразу же во дворце стали говорить о необходимости указа в защиту икон. Побеседовать на эту тему с убитой горем царицей было поручено ее дяде Мануилу, которого покойный император особенно любил, называя своим спасителем и благодетелем. Однажды во время сражения Мануил спас царю жизнь и буквально силой вытащил с поля боя, привязав его коня за свой ремень.

Услышав о восстановлении Православия, царица Феодора сказала: «Всегда того желала и радеть о том никогда не переставала». И заверила дядю, что давно думала об этом, но ей мешали полчища дворцовых сановников, многочисленные митрополиты-иконоборцы, а больше всех – Патриарх Константинопольский Иоанн Грамматик, имевший огромное влияние на покойного супруга.

Выслушав ее, Мануил сказал: «Раз ты, госпожа, так похвально рассуждаешь и мыслишь, что мешает тебе привести все в исполнение и велеть совершить сие всенародное торжество?»