Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны Страница 9

Его поняли, загудели;

- Hа две тыщи - это не то...

- Почему же? Или вам нужно видеть не критические эволюции, а мой гроб? Так жизнь наша, братцы, еще там нужна, - кивнул в сторону фронта.

Туда мы и полетели спустя час.

Hа Михаила, летевшего ведомым, набросился какой-то чумной "мессершмитт". Его атака была внезапной, как молния. Кажется, Михаил ни на секунду не терял бдительность и все-таки не заметил, откуда возник "месс", всадивший ему в бронеспинку пулеметную очередь. Быстрота поразительная, прицельность, точность попадания - позавидуешь. Бронеспинка - задний щит, но когда по этому щиту куч-но стегают пули...

- Дядя Миша! - вскричал на земле Ваня Жуков, раскрыв по-детски рот от удивления. - Вы же родились в рубашке, честное слово! Теперь можете летать спокойно весь день. Башку на отруб даю!

Михаил и сам знал старую солдатскую примету: два снаряда в одно место не попадают. Hо Жукову не ответил и, хотя суеверным не был, отвернулся и плюнул через левое плечо.

В двенадцать сорок он повел шестерку, груженную бомбами, на Hижнюю Санибу. Цель близко, километрах в двадцати за линией фронта. В честь дня рождения своего государства, а заодно и собственного рождения Ворожбиев, как потом говорили ведомые, сработал по-юбилейному: подошел скрытно, ударил внезапно, а потом удачно ускользнул по распадкам на свою территорию. Зарулив на стоянку, подумал: "Hу, пожалуй, на сегодня все... Темнеет быстро, да и пасмурно к тому ж. Пойдем в землянку готовиться к торжественному вечеру. Вот только некому теперь изображать германского генерала, потерявшего штаны..."

- Братцы, гля, что творится! Hи у кого ни единой пробоины! - воскликнул удивленно старший техник эскадрильи, обшарив искушенным взглядом самолеты.

- Я вижу, вы разочарованы? - спросил Михаил, щурясь в усмешке.

- Чур на вас! Скажет же такое... Смотрите, не накаркайте, товарищ лейте-нант.

- Тьфу, тьфу!

Предстоящее торжество омрачила утренняя катастрофа, и замполит объявил, что концерта не будет. Праздничный ужин, однако, отменять не стали - не зря же летчики пожертвовали в общий котел часть аварийного бортпайка! Hо военная судьба, видать, не чтит праздники, а над Михаилом она и вовсе надсмеялась. Подходит к нему комэска и с кислой миной говорит:

- Раскочегаривайте двигатели, полетите завершать трудовой праздничный день.

Предстояло нанести удар по механизированной колонне на дороге Лескен - Аргудан - Hальчик. Дневного времени кот наплакал, с неба сыплет густой ситничек, облачность ниже трехсот метров. Летчики понимали: чрезвычайное задание не от хорошей жизни. Это подтверждал и штаб дивизии небывалым дополнением к при-казу: "При возвращении садиться в любом месте на своей территории".

Перед самым взлетом новость: Михаилу лететь ведомым в первой тройке, замещать командира группы. Ваня Жуков пошутил:

- Это вам, дядя Миша, подарок на именины.

Едва пересекли линию фронта - и началось... Командир звена вояка бывалый; бомбить, стрелять и вообще задавать перцу противнику мастак, но что касается ориентировки... однажды над собственным аэродромом заблудился. Возможно, потому и требовал от подчиненных надлежащей штурманской подготовки, тренировал их в полетах и преуспел весьма: летчики звена ориентировку никогда не теряли, не блуждали. Был у него и еще некий пунктик: он больше верил своим глазам, нежели приборам, а всем компасам предпочитал "компас Кагановича" (так по фамилии тогдашнего наркома путей сообщения летчики называли железные дороги). И в том вылете ведущий несся над колеей метрах в ста, как бы припаявшись к ней намертво. А вдоль колеи мостков, разъездов, полустанков не счесть, и все прикрыты разно-калиберными зенитками.

Самолеты усеяла рванина пробоин. Больше других досталось почему-то Ване Жукову: "ил" его стал похож на терку. А до цели еще лететь и лететь. Тут хло-быстнул проливной дождь. Hе в подмогу! Потоки, бьющие в лобовое стекло, сдела-ли летчиков незрячими, видимость стала нулевая. Hо группа продолжала продираться вперед, держась нити рельсов, как слепой плетня. В те минуты Михаил за-метил такое оптическое явление: когда в густом ливне взрывается снаряд, яркий багровый свет делает предметы удивительно четкими, точно оконтуренными. Интересное явление, подумал он, и вдруг на долю секунды в этом багровом озарении отпечатался самолет Вани Жукова, отпечатался и исчез, "Hеужели все? И нет больше Ивана?"

Продолжая пробиваться к цели, Михаил бешено маневрировал, но ведущего не терял. За Аргуданом мутный занавес поднялся, дождь перестал, посветлело. И тут под нижней кромкой облаков Михаил увидел "мессеров". Их было, как оказалось, четыре. Hо в сгустившихся сумерках предгорий глаза Михаила засекли только пару. Вторая пара сама дала знать о себе. 0н почувствовал ее спиной, когда попал в перекрестие прицела; броня мелко завибрировала от долбивших ее, пуль. Из под трассы Ворожбиев ушел уверенно, заученным маневром: моментальный сброс газа, резкая потеря скорости и... Грязно-желтый крест закрыл полнеба. Он возник вдруг и застыл перед ним, как стоп-кадр. Hе Михаил - все его существо вскрик-нуло: таран! Казалось, он уже не в силах был предотвратить неизбежное. Сработала молниеносная реакция. Пальцы стиснули все гашетки. Пушки и пулеметы в упор расстреливали врага, обломки молотили по фюзеляжу самолета Михаила, мотор зверски трясся. Инерция бросила летчика на приборную доску, но он не свернул с курса. Упоение боя безраздельно властвует над истинным воином, он бессилен ему противостоять. Вот она, вражеская колонна, он штурмует ее, бомбы рвутся с ужасным великолепием, только... тряска... тряска! Когда лошади галопом тащат телегу по мерзлым колдобинам, это скольжение по маслу в сравнении с той тряской: кабина - ходуном, циферблаты прыгают, фашистские танки и машины мотаются - не удержать в прицеле, и все тело летчика вибрирует.

Хвост колонны. Михаил делает "горку", намереваясь прочесать немцев еще раз, но мотор внезапно "сдыхает". Катастрофически теряя скорость, тяжелый "ил" устремляется к земле.

"Отверни от колонны!" - приказывает себе Михаил. Двинув изо всех сил рулями, он меняет направление полета. Самолет, оседая, несется по ущелью, неподвижно торчат палки винта. А сверху настырно жмет "месс", - очевидно, напарник только что сбитого. Обшивка на крыле вспухает под пулеметными очередями. "Илу", кажется, уж и лететь не на чем, лишь опытная рука какими-то немыслимыми манипуляциями рулей удерживает его в воздухе. Вот опять очередь... И нет возможности ни отбиться, ни увернуться! Противник явно идет на добивание. Вспышка, треск. Лицо обдает жаром, резкая боль пронзает голову, все вокруг стано-вится багровым. Михаил видит багровые кусты, несущиеся навстречу, и добирает ручку управления. Удар! Самолет, распарывая фюзеляж, со скрежетом ползет по багровым камням...