Борис Федоров - 10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы Страница 9

Моим непосредственным начальником по группе консультантов был А.Милюков, энергичный, порядочный и непрерывно ищущий новые идеи человек. Ему не хватало, быть может, чуть-чуть храбрости и жесткости, а то он пошел бы гораздо выше по служебной лестнице и смог быть более полезен своей стране.

Тогдашний секретарь ЦК КПСС по экономике Н.Слюньков произвел на меня удручающее впечатление своей некомпетентностью. Однажды я был приглашен на совещание к нему (оно по случайности было в кабинете, который я сам занимал потом в 1993 году). Наслушавшись абсурдных разговоров и вялых дискуссий о реформе, прямо высказал ему в глаза, что таким образом скоро будет потеряно абсолютно все. Мои коллеги испугались и быстро меня остановили.

Было достаточно явно некомпетентных людей, преуспевших лишь в надувании своих партийных щек. Они с важным видом ходили по коридорам, тихо сидели за закрытыми дверями и горевали над ухудшением положения со снабжением в столовой.

«Белой вороной» выглядел, пожалуй, лишь В.Башмачников, который и тогда самоотверженно и непрерывно говорил исключительно о фермерах. Сегодня он возглавляет фермерскую организацию АККОР, является депутатом Госдумы. Обидно, что он теперь явно «спелся» с деятелями из Аграрной партии и «потерялся» в политике, но тогда выглядел настоящим реформатором.

Сегодня «выпускники» социально-экономического отдела ЦК КПСС и нашей группы консультантов есть также в некоторых банках, фирмах и государственных учреждениях, исследовательских центрах. В целом большинство сотрудников были неплохими специалистами, но проблема партии была в том, что на высший уровень компетентные люди почти не попадали.

Стиль работы в ЦК КПСС казался мне странным. Большинство сотрудников смирно сидели в индивидуальных кабинетах-чуланчиках, всегда за закрытыми дверями. Идешь по коридору и видишь — бесконечный ряд одинаковых дверей и внушительная тишина. На Западе принята максимальная открытость во всем, и дверь закрывают обычно лишь во время совещания.

Везде стояла очень простая и скромная мебель, производимая предприятиями ЦК КПСС. ЦК вообще обладал крупномасштабным натуральным хозяйством (фабрики, ателье, транспортные предприятия), которое сегодня перекочевало в ведение правительства и Администрации Президента. Внутри ЦК КПСС шили костюмы, шапки и ботинки, отдыхали, жили и умирали.

Я был одним из тех немногих сотрудников, кто сразу начал требовать себе персональный компьютер для работы — другие, как правило, не пользовались ими. Мне дали отечественную «Электронику», которая постоянно отказывалась работать. Иностранные компьютеры были редкостью, так как считалось, что ЦРУ там ставит «жучки».

Многие ответственные сотрудники по вечерам сидели у себя в кабинетах и периодически осторожно по телефону проверяли, не ушло ли начальство (раньше нельзя). Такая удивительная традиция существовала со сталинских времен (порой и сегодня ее можно встретить в правительстве).

Все это казалось мне в эпоху перестройки необычным. Я мог иногда и опоздать на работу, а уходил когда считал нужным. Ждать ухода начальства мне представлялось странным и бессмысленным. И вообще у меня тогда появилось неистребимое чувство независимости и раскрепощенности.

Любопытны были походы в цековскую столовую, где все выглядело удивительным и вкусным на фоне усиливающихся продовольственных дефицитов в стране. Группы мужиков старше среднего возраста в строгих костюмах бодро толпились у касс столовой, чтобы по меню «пробить» свой обед, который потом подаст официантка. Мне запомнился клюквенный напиток, который я до того никогда не пробовал.

По вечерам народ скапливался во внутреннем магазине на Старой площади и, отоваренный продуктами питания (набор уже был скромный, но лучше, чем в магазинах города), расходился по домам. Какое-то время для ответственных сотрудников еще были заказы, состоящие в основном из дефицитных консервов и кондитерских изделий. Партия все еще заботилась о пропитании своей верхушки и своего мозгового центра.

Где-то в той же столовой важно «кушал» и Г.Зюганов, активно помогавший тогда лидерам партии М.Горбачеву и А.Яковлеву проводить идеологическую линию перестройки. Меня всегда удивляло, что теперь он рассуждает об отсутствии у «молодых» реформаторов практического опыта, а сам ничем в жизни, кроме пустопорожней партийной болтовни никогда не занимался. Поэтому он для разнообразия и вспоминает свою срочную службу солдатом в армии даже на встречах с иностранными официальными лицами на уровне, например, премьер-министра Норвегии.

Впрочем, аппарат явно не любил М.Горбачева, покусившегося на его привилегии. Запомнилось мне выступление перед аппаратом ЦК КПСС Е.К.Лигачева где-то в начале 1990 года. Аппарат почти криком требовал выступления М.С.Горбачева, но, насколько я знаю, тот так никогда и не пришел.

Е.К.Лигачев говорил горячо и в своем духе; зал трепетал от восторга. Показал он и свою принципиальность: кто-то прислал записку с неприятным провокационным вопросом. Е.Лигачев зачитал записку и назвал имя подписавшего ее человека. Оказалось, что этого человека в зале нет (он был в отпуске) и кто-то решил в партийном стиле «подставить» отсутствовавшего коллегу. Таковы были нравы.

В конце этого сверхконсервативного выступления зал восторженно аплодировал Е.Лигачеву стоя. Я остался сидеть (хотя был чуть ли не на первом ряду) и не хлопал. Многие смотрели на меня с явной неприязнью как на отщепенца, затесавшегося в их дружные ряды.

Странная часть моей работы заключалась в том, что мне «сбрасывали» иногда письма трудящихся для ответа. Обычно это были мудреные трактаты на темы экономической реформы.

Искусство ответа и обязательных переговоров с авторами (лично или по телефону) заключалось в том, чтобы дело «закрыть» так, дабы данный товарищ не жаловался и больше не писал писем. Надо признать, очень любили некоторые наши граждане писать в ЦК КПСС, причем лично Р.Горбачевой.

Письма в основном, как обычно в таких случаях, приходили от людей с психическими расстройствами или комплексами, хотя бывали и более серьезные. Например, мне однажды досталось разбираться с австрийским гражданином, сыном нашего известного революционера Маше-Суница, которому очень хотелось усовершенствовать советскую экономику. Нашему начальству его идеи были не нужны.