Сергей Зверев - Звезда в шоке Страница 9

После Чимкента меня отправили в Алма-Ату на отборочный тур всесоюзного конкурса, где я был замечен и оставлен в команде. Мы тренировались и поехали выступать за Казахстан на всесоюзный конкурс. Там в первый раз меня и приметила Долорес. Я еще не знал, как она выглядит, но когда я работал, возле меня все время ходила маленькая полненькая женщина, очень ярко одетая. Оказалось, что это она за мной ходит и наблюдает все время. Один мастер мужской, который уехал потом жить в Израиль, он Рабинович, предложил познакомить меня с Долорес, так, на всякий случай. Он меня подвел к ней, мы познакомились, и немного пообщавшись, Долорес сказала:

— Я тебя сразу заметила. Тебе нравится то место, где ты живешь и работаешь? Мне кажется, тебе уже пора уезжать. Ты не чувствуешь, что ты вырос?

После ее слов я начал задумываться о переезде гораздо чаще. Ведь когда несколько незнакомых людей советуют тебе одно и то же, есть над чем призадуматься. Кроме того, Долорес оставила свой телефон.

После конкурса я приехал домой и никак не мог найти себе места. Погрузился в работу и непрекращающийся поиск информации. Но все равно невозможно было, все достали: и куча знакомств, и клиентура, и телевидение, и радио, и пресса. Появилось чувство, что я попал в замкнутый круг и срочно надо что-то делать, что-то менять.

Дальше события развивались более стремительно. Виктор, один мой знакомый, который выступал за сборную страны и был моделью у Владимира Гаруса, по счастливой случайности оказывается в салоне. Он узнает, что я успешно выступил на каком-то конкурсе, находит меня и заводит разговор о переезде в Москву. Оказывается, он наблюдал за мной несколько лет и уловил тот момент, когда я перерос свое окружение. Практически каждую нашу встречу Виктор говорил:

— Ты такой талантливый, ты работаешь, как работают чемпионы России. Мастера, которые ездят и выступают за сборную страны. Ты не хочешь поехать в Москву, показаться? Вообще тебе надо как-то переезжать из этого города. Ты такой мастер конкурсный, интересный, весь город о тебе говорит, на всех конкурсах победы. Что ты здесь мучаешься? Переезжай в Москву. Давай я тебя отвезу в Москву, просто так город посмотреть.

Я отказывался, но Виктор все равно обрабатывал и обрабатывал меня. В один прекрасный момент я согласился, поехал просто походить по театрам, по магазинам. В общем, у меня такой был секс-шоп-тур, и театральный тур в придачу. Интересно было познакомился с новыми людьми. У меня появилась подруга в Москве, певица, которая первая пела песню «Разлучница-разлука», еще до Зарубиной. Написал эту песню Добрынин, и с ним я тоже познакомился, так как они репетировали как раз там, где я остановился.

В Москве на меня столько женщин навалилось, столько всего случилось. Чувихи просто умирали все тогда, хотя и сейчас, понятное дело, умирают. В этом экстриме я влюбляюсь в девушку. Она меня поразила своим умом. Выглядела на восемнадцать, а как только начинала говорить, ей был минимум полтинник, настолько у нее было несоответствие по годам в развитии интеллекта. У нее было что-то от Софи Лорен. Яркий типаж, который мне никогда вообще не нравился. Я всегда любил блондинок типа Мерилин Монро, но никак не Софи Лорен. Долго не врубался, что Софи Лорен красивая.

Девушку звали Лена, она была другая, не такая, как остальные подруги. Может быть, более замкнутая, не открытая, она не была из богатой семьи. Росла без матери, у отца была другая семья, он жил своей жизнью. Лена жила с бабушкой, одевалась стильно, со вкусом, могла себя преподнести. Эффектная. Я сразу с ней общий язык нашел. Но дистанция сохранялась, потому что я был еще не до конца уверен, она ли это.

Пообщался с ее семьей, с ее окружением. И ее сестра, которая видела нашу взаимную симпатию, начала подговаривать меня жениться на Лене. К сожалению, в этот приезд ухаживать у меня особо времени не было.

Нам пришлось расстаться. Я уехал домой, закончился отпуск. Но мы с ней созванивались очень часто, говорили немного, но каждый раз в назначенное время я все бросал и уходил на переговоры. Со связью были проблемы: то не соединялось, то в Москве линия занята. Но для меня ожидание этих переговоров, этих звонков у кабинок было важнее, чем все, что было вокруг (мобильных телефонов тогда еще не было).

Я ее пригласил к себе, она приехала, причем в первый раз приехать сразу у нее не получилось, она опоздала на самолет. Но уже на следующий день прилетела другим рейсом. У нас завязывались все более прочные отношения, и я стоял на распутье: Лена настаивала на том, чтобы я приехал. Надо сказать, что переехать тогда было нереально. В то время сняться с партучета в одном месте, а потом встать на учет в другом было проблемно. Необходимо было партсобрание собирать, ведь этот вопрос решало общество. Но чувства оказались сильнее. Я решился окончательно. Возможно, я уехал бы чуть позже, но меня «поторопил» один жуткий случай.

Как-то раз после работы я с огромной сумкой пошел останавливать такси. На дворе ночь была, автобусы не ходили, да и вообще транспорт уже не ходил. Рядом с автобусной остановкой стоял огромный фонарь. Там было светло, и водителям было видно, что кто-то ждет такси, поэтому от работы пришлось идти до остановки. Когда я ждал машину, дорогу у остановки переходило четыре человека: два русских и два казаха. Эти казахи перебегают дорогу и идут ко мне. Не чуя подвоха, я подумал, что они тоже опоздали на транспорт и хотят ловить такси. Когда казахи подошли ближе, один из них, отвлекая, спросил, который час, а другой оглушил сзади. Я упал, а они начали пинать меня так, что я не мог подняться и дать отпор. Теряя сознание, я прощался с жизнью, но двое русских подбежали на помощь. Даже схватили одного из них. Меня, избитого и изуродованного, привезли в милицию, потом в больницу. И когда после этого инцидента я посмотрел первый раз в зеркало и вдруг не узнал свое лицо, то единственная мысль, которая пришла в голову была: «Уезжаю!» Как только отеки сошли, я собрал чемодан и уехал в Москву, никому ничего не объясняя.

«Москва слезам не верит»

Когда я приехал в Москву, то попробовал позвонить по телефону, оставленному Долорес. Но связаться с ней не удалось. Мужской голос в трубке всегда находил что ответить, когда я просил соединить меня с Долорес: то ее нет, то она уехала, то она еще не приехала.

Самым известным в советское время был салон «Чародейка». Об этом салоне знала вся страна. Именно в этом салоне я и мечтал работать в юности. Естественно, когда я не смог найти Долорес, то первая моя мысль была о «Чародейке». Я пришел туда, и меня послали к заведующей. Шло партийное собрание. И ее секретарь мне сказала, что невозможно меня принять из-за этого собрания. Потом несколько раз меня подобным образом футболили и динамили.