Энтони Кидис - Паутина из шрамов Страница 9

Ходить в гости к Шону было для меня приключением. Его отец был музыкантом, что было мне в новинку, отец, который идет в гараж, чтобы репетировать с друзьями.

Мама Шона была настолько заботливой и любящей, насколько можно было представить, она всегда приглашала меня войти и предлагала разную экзотическую еду в качестве перекуса после школы. Я же вышел из мира, где никто не интересовался кухней. Мой кулинарный мир состоял из белого хлеба, Велвиты и говядины. Они ели йогурт и пили странную жидкость под названием кефир. В моем мире это были Танг и Кул-Эйд.

Но обучение — это улица с двухсторонним движением. Я научил Шона новому воровскому методу, который я изобрел в том семестре и назвал «Удар». Я выбирал жертву, шел ей на встречу и сталкивался с ней, убедившись, что попал на нужный мне предмет. Это мог быть бумажник или расческа, всякая всячина, обычно не превышающая по цене нескольких долларов, потому что это было все, что имели большинство детей.

Мое недружелюбное поведение не ослабло и в Эмерсоне. Любой, кто пытался мне противостоять любым способом, даже просто попросив уйти с дороги, в ту же минуту получал от меня. Я был хилым парнем, но обладал хорошей реакцией, поэтому вскоре стал известен как парень, с которым не нужно связываться. К тому же, у меня всегда имелась хорошая история, чтобы избежать исключения из школы за драку.

Возможно, одной из причин того, что я не хотел, чтобы меня исключили, было мое нежелание разочаровать человека, который был положительным примером для подражания в моей жизни в тот период, — Сонни Боно. Сонни и Конни стали для меня вторыми родителями. «Шоу Сонни и Шер» было тогда самой популярной телепередачей, и Сонни был щедр на уверения, что я получу любую заботу, какую только захочу. В его особняке на Холмбай Хиллс была комната для меня и внимательный персонал 24 часа в сутки, чтобы готовить все, что я захочу. Он заваливал меня подарками, как то: новомодные лыжи, лыжные ботинки, палки и костюм, поэтому той зимой я смог поехать кататься на лыжах с ним, Конни и Честити, дочкой Сонни и Шэр. Мы могли сидеть в кресле-качалке, и он рассказывал мне о своих приоритетах в жизни, которые отличались от приоритетов моего отца и даже от приоритетов Конни. Он был за прямоту и равенство. Я помню, как он учил меня, что единственной неприемлемой вещью является вранье. И не важно, буду ли я совершать ошибки или терпеть неудачи на пути, я должен быть честен с ним.

Однажды я был в его особняке на Бел Эйр во время голливудской звездной вечеринки. Мне не было дела до Тони Кертиса, поэтому я начал ездить туда-обратно на старом резном деревянном лифте. Вдруг я застрял между этажами, им пришлось воспользоваться гигантским пожарным топором, чтобы освободить меня. Я знал, что попал в большую переделку, но Сонни не кричал и не унижал меня перед всеми теми взрослыми, которые наблюдали за спасением. Он просто тихонько преподал мне урок, чтобы я уважал собственность других людей и не играл с вещами, которые для этого не предназначены.

Мне всегда не нравилось, что существуют какие-то нормы поведения, которые я должен соблюдать. Я был двенадцатилетним ребенком, которому было свойственно непослушание и нарушение всех правил.

Позже в тот же год, пока мы бродили вокруг дома, Сонни и Конни попросили меня приготовить им кофе.

— Как насчет того, чтобы вы, ребята, сами сделали себе кофе?

Я ответил немного дерзко, для меня не составляло труда приготовить им кофе, но казалось, что они помыкают мной.

Конни отвела меня в сторону.

— Это недопустимое поведение, — сказала она мне. — Если ты будешь себя так вести, я скажу тебе «недопустимое поведение», и ты сразу поймешь, что тебе нужно пойти и подумать над тем, что ты сделал.

Да пошла она. Там, откуда я пришел, я мог делать все, что захочу. Я и мой отец превосходно ладили именно потому, что не было никаких правил и инструкций. Он не просил меня делать ему кофе, и я его об этом не просил. Там, откуда я пришел, существовало правило «заботься о себе сам».

Я подрастал быстро, и это определенно было не по душе Сонни. Все чаще и чаще я был под кайфом, тусовался с друзьями, катался на скейте и совершал мелкие преступления. Если мне что-то запрещали, я сразу же делал это всем назло. Я стремился из всего получать выгоду, и это не нравилось Сонни. Поэтому мы отдалились друг от друга, и меня это устраивало.

Соответственно, моя связь с отцом становилась сильнее и сильнее. Так, только я переехал к нему, он тотчас стал образцом для подражания и моим героем, поэтому моей миссией было поддерживать нашу сплоченность. Это было также и его обязанностью. Мы были командой. И конечно, одним из связывающих нас событий стали путешествия с целью контрабанды марихуаны. Я стал его прикрытием для подобных поездок. Мы брали семь огромных чемоданов марки самсонайт и заполняли их марихуаной. В аэропорту мы переходили от одной авиалинии к другой, регистрируя эти сумки, так как в то время они даже не смотрели, летишь ли ты этим рейсом. Мы приземлялись в нужном аэропорту, собирали все сумки и ехали в места типа Кеноши, штат Висконсин.

Во время нашего путешествия в Кеноши мы поселились в мотеле, потому что сделки моего отца занимали несколько дней. Я был непреклонен в том, что хочу пойти на стрелку с ним, но он имел дело с неотесанными байкерами, поэтому он отправил меня в кино, где шел новый фильм о Джеймсе Бонде, «Живи и дай умереть» («Live and Let Die»).

Сделка заняла более трех дней, поэтому я ходил на этот фильм каждый день нашего там пребывания, и это меня устраивало.

Нам пришлось возвращаться в Лос-Анджелес с тридцатью штуками в кармане. Отец сказал, что я должен держать деньги при себе, так как если они возьмут парня вроде него со всеми этими деньгами, то его наверняка арестуют. Это меня устраивало. Я предпочитал участвовать в действии, чем сидеть на скамейке запасных. Итак, мы взяли пояс, наполнили его деньгами и привязали к моему животу. «Если они попытаются меня арестовать, ты просто исчезни, — проинструктировал он меня — Просто притворись, что ты не со мной, и продолжай идти».

Мы вернулись в Лос-Анджелес, а позже я узнал, что мой отец получил только двести долларов за поездку, чтобы доставить «траву» для его друзей Уивера и Башары. Я также обнаружил, что он пополнял свой бедный доход устоявшейся суммой от растущего кокаинового бизнеса. В 1974 году кокаин стал огромным бизнесом, особенно в Лос-Анджелесе. Мой отец был связан со старым американским эмигрантом, который поставлял кокаин из Мексики. Отец покупал кокаин, делил его и продавал своим клиентам. Он не торговал унциями или килограммами, только граммами, 500 мг и 250 мг. Но в течение нескольких дней бизнес начал разрастаться. Он начал толкать и куаалюд[10]. Он рассказал доктору слезливую историю о том, что ему никак не удается уснуть, и док выписал рецепт на тысячу куаалюдов, которые обошлись в четвертак за штуку, а рыночная цена составила четыре или пять долларов. Итак, между кокаином и людами, это был достаточно доходный бизнес.