Юрий Сушко - Самая лучшая сказка Леонида Филатова Страница 9

«О женщины, вам вероломство имя!..»

Уже много позже Филатов понял, как важны в предощущении любви, в моменты прелюдии, прежде всего «разговоры, в основном разговоры. Потому что интеллект, даже у женщины, – это вещь решающая».

–  Прошу прощения за слово «даже», – уточняя, он галантно склонял голову, – это не означает, что я дискриминирую женщин. Просто принято рассуждать так: если мужик – дурак, это ужас, кошмар, это предел. А если женщина дурочка (не говорю – дура) – это как бы ничего, терпимо. Но когда ты понимаешь, что ты имеешь дело уж совсем с интеллектуальным болотом – это уже воздействует на половую сферу. И невозможно вообще дальше двинуться – потому что сознаешь, что человек совершенно другой по составу крови, существо другого подвида… И с ней играть в любовь, напрягаться на какие-то подвиги… уже просто нельзя.

Всенепременный свидетель романа друга и Наташи Варлей Владимир Качан считал: «Она слишком серьезно и требовательно относилась к любви, нет в ней той самой дозы безответственности, которая необходима, вероятно, для «легких» отношений между мужчиной и женщиной. Поэтому ей не слишком-то везло в ее личной жизни».

В Натальином альбоме есть трогательные стихи с посвящением «Л. Ф.»

Ты где?Ты пишешь ли стихи?Живешь литихо-мирно-радуясь?!А я пишу.Взлетаю. Падаю…И полыхаетжизнь нескладная,Как горсткаветочек сухих,Никем не брошенныхв очагДобра, теплаи понимания…ЗамучиливоспоминанияИ я ношу —ношу, как мантию, —БольНа худых своих плечах.

У Нины Шацкой, по ее собственному признанию, складывалась достаточно странная, неказистая и нелегкая театральная судьба. После института подалась было вслед за Золотухиным в театр имени Моссовета. Приготовила для показа отрывок из какой-то дурацкой пьесы Софронова «Обручальное кольцо», кажется. Показалась. Ан нет, тогда не взяли. Но запомнили. Буквально через год раздался суматошный звонок из «Моссовета»: «У нас ЧП, актриса не приехала. Выручайте, Ниночка! Мы же помним, как вы замечательно показывали фрагмент из этого спектакля, умоляем, спасите, сыграйте главную (!) роль!» Нина собралась с духом и сказала: «Да». Хотя ни текста не знала, ни мизансцен, ни партнеров, ничего ровным счетом. Звонок раздался в пять, а спектакли тогда начинались в восемь. Минус время на дорогу, грим. На то, чтобы выучить слова, оставалось часа полтора. На ватных ногах пришла в театр, ее начали одевать-гримировать, а она текст зубрит, а помощник режиссера в это время ей на ухо пытается объяснить, что нужно делать на сцене. Но сыграла. И даже танец какой-то сплясала.

С той поры со своими сценическими ролями (уже на Таганке) она, как правило, справлялась самостоятельно, без всякого участия властной режиссерской руки. «Единственный спектакль, где я прошла весь репетиционный период, c cерьезной читкой и репетициями, – это «Чайка» в постановке Соловьева. Тут я впервые словила актерский кайф, – признавалась Нина. – А так почти все мои роли были «домашними работами».

Может быть, сама была виновата, задумывалась она и тут же находила всему оправдание: «Потому как ненавижу начальство и ненавижу несправедливость. Я могу казаться такой мудрой Тортиллой, но только относительно других людей. Когда речь о себе, то душа, как тетива, знаю, что ничего нельзя сказать, что будет потом гадко и неудобно, но все свое «выпалю». Надо отдать должное Юрию Петровичу, как бы он ни относился к артисту, он всегда давал играть тому, кто побеждает. Так что все мои беды связаны не с Любимовым, а с собственным характером… Я человек очень ленивый и могу добиться только того, что очень захочу…»

Да, соглашался с женой Филатов: «Любимов… брал Нину почти во все значительные спектакли, будучи с ней в очень плохих отношениях. Я полагаю, он просто хотел продемонстрировать, какие женщины есть на Таганке…»

Какие? Да вот такие: яркие, эффектные, блистательные, обворожительные, талантливые, чувственные, особо женственные. Прав был-таки Андрей Вознесенский, когда в сердцах вынес вердикт: «Все богини – как поганки перед бабами с Таганки»!

Среди ролей Шацкой на сцене «Таганки» особняком стоит булгаковская Маргарита. Когда прочитала роман, она сказала себе: «Я это буду играть. Это моя роль и больше ничья».

–  Когда я знаю: вот это моя роль, в десятку, – делилась Нина своими актерскими горестями и неприятностями с близкими подружками, – могу подойти и сказать. И получить ее. Какая бы стеснительная ни была. И Любимов так мне роли и давал. И Маргариту так дал. После того как я оскорбила его… Прямыми словами. Я не основное слово скажу, а – «дерьмо». Потом стыдно было. У нас была разборка в театре – администрация спровоцировала артистов на разговор, почему-то с шампанским. А у меня опять проблема с моей семейной жизнью, той (с Золотухиным. – Ю. С.). И я не пошла со всеми, дурочка, а купила сама себе бутылку шампанского. Налила больше полстакана – смотрю в зеркало: опьянела уже или нет. Нет. Я закурила. Нет. Я налила еще полстакана. И со своим грузом тяжелым душевным топ-топ-топ на второй этаж. И как-то Любимов на меня сразу обратил внимание. И сгрубил что-то. Я не могла стерпеть. Встала и сказала. После этого собрание быстро кончилось.

Но этому предшествовала история. Я вообще человек добросовестный, и если получаю роль, то проделываю домашнюю работу и все прочее. Ставили «Деревянные кони» Федора Абрамова. Роль не моя. Хотя деревенскую жизнь я знаю. Но он назначил – я стала работать. Всем дает репетиции – мне не дает. И целый год он меня мучил, не давал выходить на сцену. Вообще моя жизнь в театре – я не знаю другой такой. Я играющий человек. А всегда второй состав, и он со мной не репетирует. Потом меня уговаривали: ты должна выяснить с ним отношения…

Леня потом ввелся, чтобы со мной быть на сцене. Я с ним совсем по-другому играла… Короче, я пришла к Любимову, он говорит: Ниночка, вам надо было раньше прийти ко мне. Но он, когда «Мастера» назначал, меня все равно не имел в виду. Я была такая бабочка – как ко мне было серьезно относиться? Только близкие друзья знали меня другой. Я когда прочла «Мастера», почувствовала Маргариту, как будто это я. Хотя она очень разная. И женственная, и яростная, и ругается матом. Я думаю: я, и никто больше.

Но на эту роль уже были назначены Поплавская и Сайко… – «они внешне напоминали Елену Сергеевну Булгакову – маленькие, худенькие. Мы в то время сильно поссорились с Юрием Петровичем. Я его обидела. Иногда, знаете, как Лев Толстой… Не могу молчать! Все внутри становится как натянутая тетива, и полетела стрелочка… Вот за очередную «стрелочку» мне, видимо, в наказание и досталась только одна фраза в массовке…»