Аркадий Столыпин - Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов Страница 9

Не успеешь переварить как следует утренний завтрак, как подают уже обед. Обед с хорошим супом, чудесной солониной с разными гарнирами и массой вкусных консервов.

После обеда мы сели в мягкие кресла у пылающего камина, закурили английские папиросы и нам подали всевозможные пития.

Приятно в дождливый день посидеть у огонька, когда рядом стоит маленький столик, весь уставленный батареями соблазнительных бутылочек. Я сначала даже удивился. Какое множество всевозможнейших наливок, водки, ликёров и других крепких напитков существует в туманном Альбионе! Прямо уму непостижимо! Здесь перед тобой соблазнительно сверкают все краски радуги и спектра. Есть все оттенки жёлтого, красного и зелёного, переходящие даже в тёмные, почти чёрные тона.

Да, скажу откровенно, я бы не прочь ещё раз десять повторить это путешествие на гостеприимном «Spyrea».

г. Новороссийск

27 марта 1919 г.

Сидим в ресторане и болтаем с Лухавой, его братом и Голицыным. Филипп мало изменился: всё то же сухое красивое лицо, волнистые чёрные волосы и слегка хриплый низкий голос. Он настроен мрачно. Оно и понятно. Столько лишений и испытаний невольно старят человека и налагают на него отпечаток грусти и разочарованности. Да и будущее рисуется ему в мрачных красках.

Наша армия – босая, голая, почти безоружная. В то время как у красных тыл превосходно оборудован. Союзники много обещают, но дают мало. Дали, правда, партию обмундирования, но партия эта состоит из вещей старых, грязных, оборванных и покрытых даже запёкшейся кровью. По-видимому, это вещи с раненых и убитых.

Разговор этот неприятно на меня действует, и я выхожу на улицу. В городе встречаю князя П.М. Волконского с княжной. Вспоминаем прошлое и незаметно забываем, что недалеко гремят пушки, что нам предстоит завоевать всю Россию с горсточкой полуголодных и не совсем надёжных солдат.

г. Новороссийск

28 марта 1919 г.

Пора ехать в Керчь, где находится полк. У высокой пристани на «Стандарте» стоит маленькое судёнышко с тоненькими мачтами и миниатюрной трубой. Рядом с огромным, чернеющим, как туша какого-то исполинского чудовища в вечернем воздухе, корпусом американского транспорта он кажется каким-то хрупким насекомым. На корме золотом блестит надпись «Джигит». На этом-то «Джигите» мне суждено плыть в Керчь. Со мной едет ротмистр Либис Северского полка [19].

Мы сидим уже на палубе «Джигита». В вечернем воздухе, прохладном и чистом, дрожат всевозможные звуки. Из города доносится грохот колёс, гудки пароходов, гудение какого-то мотора. В море, где-то за молом, низким и глубоким басом вызывает кого-то сирена крупного транспорта. А ближе к нам – на молах и пристанях – ещё больше звуков: лязгают якорные цепи, катятся по сходням бочки, скрипят паровые лебёдки, поднимая тюки с товаром.

Солнце уже низко, и море кажется почти чёрным. На его тёмном фоне ослепительной каймой сверкают набережная и ряды светлых и красивых зданий. Город раскинулся по холмам. И последние дома сливаются с грязно-серыми, поросшими кустарником горами. Горы эти скалисты и бесплодны. Их обдувает резкий норд-ост, и мхи на них не растут. Ещё выше – темнеющее небо, на котором зажглись как-то быстро и незаметно первые звёздочки. Небо всё темнеет и темнеет, а воздух делается каким-то странно-прозрачным.

Звуки постепенно замирают, и лишь с берега доносятся отрывки какой-то музыки. Мотива разобрать нельзя. Несколько резких, раздирающих в клочья вечерний тихий воздух гудков – и мы плывём к выходу <из> порта.

Какая ночь! Палуба, озарённая полной луной, тихо и мирно дрожит от машины, словно дышит. В городе зажглись огни, где-то далеко горит на Кавказском берегу маяк. Мы в открытом море. Тихо плещет вода, и мы, как зачарованные, сидим на палубе и тихо говорим о будущем. Но скоро мы замолкаем. В такую ночь можно думать, но говорить не хочется. Только сверкает мелкой рябью море.

г. Керчь

29 марта 1919 г.

Керчь – исторический город. В нём много разных памятников греческого и римского владычества. У моря возвышается невысокая гора, которая называется Митридат. На её вершине построено уже русскими какое-то подобие греческого храма.

Около города много каменоломен, где добывали когда-то лёгкий белый камень, так называемый ракушник, римские каторжники. Камень добывается и теперь, и почти все здания города сделаны из него. Каменоломен несколько: Старо-Карантинские (у деревни того же названия) на берегу моря у крепости, Аджимушкайские (у Брянского завода [20]), Багеровские у станции Багерово (12 вёрст от города) и так называемые Оливинские скалы, около имения Олив.

Каменоломни эти очень любопытны: это целая сеть подземных коридоров, иногда колоссально широких и высоких, взаимно пересекающихся, образующих площади, тупики и целые лабиринты. Вся земля кругом каменоломен изрыта и пестрит выходами, словно кроличьими норами. Иногда эти выходы образуют правильные ряды, иногда (например, в Аджимушкае) они беспорядочно рассыпаны.

Камень ракушник очень хрупок, в изломе ясно заметно, что это морские отложения, состоящие из мириадов мелких раковин. Его пилят огромными неуклюжими пилами. Думал ли я, подъезжая к Керчи, что эти самые каменоломни сыграют в моей жизни такую роль?

Первый наш офицер, которого я встретил в Керчи, был тверец [21] – барон Врангель. Он шёл со взводом к пристани, около которой раскачивался маленький катер. Я обрадовался, увидев его атлетическую фигуру в чёрном бараньем тулупе.

Штаб полка [22] находится в Брянском заводе. Тверцы в крепости, часть наших (3-й эскадрон с Львовым) в Багерове, часть с Тускаевым (4-й эскадрон) в Заводе. Люди все ещё пешие, но в полку всего эскадронов семь, так как к нам пристегнули ещё один Переяславский эскадрон.

Вот состав офицеров Нижегородских эскадронов:

3-й эскадрон

Командир: ротмистр кн. Львов.

Помощник командира: штабс-ротмистр кн. Б. Абашидзе.

Младшие офицеры:

барон Фиркс,

корнет Маклаков,

корнет Гоппер,

корнет Ник. Старосельский,

корнет Люфт,

прапорщик Шарай.

4-й эскадрон

Командир: ротмистр Тускаев.

Помощник: штабс-ротмистр кн. Ю. Абашидзе.

Младшие офицеры:

штабс-ротмистр Лухава,

корнет И. Старосельский,

корнет гр. Мусин-Пушкин,

прапорщик Попов.

Это те офицеры, что тогда были в строю. Кусов Абубекир состоял казначеем. Голицын – командиром дивизии. Полком командовал полковник Попов Северского полка [23]. Я попросился к Львову, но временно попал в 4-й эскадрон, где меньше офицеров.