Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен Страница 9

— А-а, шут в колпаке, прилег отдохнуть! — радостно кричит Баллон и соскакивает на льдину свежевать добычу.

Но тут раненый тюлень дергается, собирает последние силы — и бултых в воду!

На дальней льдине замечен еще хохлач. Он лежит спокойно, тихо. Нансен прицеливается, но медлит спустить курок: уж очень странный тюлень…

— Ребята, — вскрикивает, давясь смехом, Баллон, — да ведь это уже освежеванная туша!

Вот был бы конфуз, если бы Нансен влепил в нее пулю! Зато с каким удовольствием несколько дней спустя со шлюпки наблюдали, как Улавес, один из опытных охотников, долго крался на цыпочках к убитому Нансеном, но еще не освежеванному тюленю, потом сделал скачок, которому позавидовал бы тигр, и вонзил багор в неподвижную тушу…

Во второй половине нюня люди работали почти без отдыха. Как-то шлюпка Нансена вернулась на корабль лишь в четыре часа утра, а в шесть снова раздался свисток к «хозу». Красные, воспаленные глаза зверобоев слезились, им некогда было даже умываться. Охотничий азарт захватил всех.

— Сколько? — кричал еще издали Оле Могеруд, когда зверобои возвращались к судну.

— Двадцать девять! — с торжеством отвечал Баллон, неизменный рулевой на шлюпке Нансена. — А у тебя?

— Тридцать четыре! — И Оле успокаивался до следующего «хоза». Крепко наседал на него этот Нансен.

Подробности каждой охоты обсуждались за едой. Ели наспех, всухомятку. После утомительного дня Фритьофу казалось, что он никогда не пробовал ничего вкуснее ржаных галет с салом.

— Слушай-ка, Нансен! — кричал Баллон, набивая рот. — Ты все-таки скажи, за что рассердился на тебя тот колпачник? Он бы цапнул тебя, да промахнулся. Укусил, понимаешь, край шлюпки. А какой прыжок сделал, фу-ты ну-ты! Как акробат на ярмарке.

— А как ты после купания? Не хочешь повторить?

Днем Баллон в пылу азарта вывалился из шлюпки в воду и, булькая, кричал: «Чего засуетились! Надо мной не каплет, а над вами и подавно». Умора с этим Баллоном!

— Да, глотнул водички. Спасибо, напомнил — надо разбавить ее пивом… Дай-ка, Нансен, бочоночек!

Баллон припадал к пиву и тянул из бочонка до тех пор, пока другие не отнимали.

Славные были дни! И Нансен чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы… Если бы кто-то другой вел за него наблюдения или если бы в сутках было часов тридцать, не меньше. Как объяснить профессору, составившему для него инструкцию, что она не выполнялась по вине капитана Крефтинга, который, когда есть хохлачи, не дает людям спать по трое суток подряд! Поймет ли профессор, как трудно размышлять над движением льдов, если гребцы в твоей лодке засыпают на веслах, а сам ты устал до такой степени, что отупело целишь багром в попавшего в полынью матроса, как в тюленя! И разве усидишь в каюте за дневником, когда Оле вчера добыл на двенадцать хохлачей больше и в твоей голове одна мысль — как обогнать этого Оле!

Правда, когда не было хохлачей и зверобои отдыхали, инструкция профессора, заложенная между страницами дневника, час-другой изучалась весьма прилежно. Но потом что-нибудь случалось — например, появлялись акулы.

Прожорливые твари рыскали в полыньях вокруг судна; как-то акула отхватила своими страшными зубами кусок толстой шкуры хохлача, которую зверобои буксировали за шлюпкой к «Викингу».

Нансен наловчился убивать акул ударом багра в голову. Их вытаскивали на лед, вспарывали брюхо и вынимали самое ценное — печень. Студент находил оправдание этой охоте и с точки зрения натуралиста: попутно он заглядывал в акульи желудки. Чего только там не было — клочья тюленьего мяса, скаты, треска, камбала, куски жира, вырванного акулой из тела спящего кита!

Привлеченные запахом тюленьей крови, акулы иногда неподвижно стояли в воде у борта, будто дожидаясь, когда в них вонзят багор. Энергичный Нансен не заставлял хищниц ждать этого слишком долго…

За белым бродягой

В конце июня «Викинга» зажали крепкие ледовые тиски. Сколько ни смотрел капитан из бочки — всюду торосились льды. Это, конечно, уменьшало надежды на дальнейший промысел. Но Нансен в душе ликовал: теперь-то уж наверняка исполнится его заветная мечта — убить хотя бы одного белого медведя. Не может быть, чтобы тут не шлялись эти бродяги.

Об охоте на белого медведя студент мечтал так страстно, что частенько видел себя во сне всаживающим пулю прямо в сердце зверя. Ему как раз снился этот сладкий сон, когда медведь вдруг заговорил человеческим голосом: «Скорее! Не мешкайте!»

— Скорее! Медведь!

Открыв глаза, Нансен видит склонившегося к койке второго штурмана Орана.

Одеться было делом минуты. Фрнтьоф вылетает на палубу.

Так вот он, белый великан! Нансен, сжимая ружье, пожирает зверя глазами. Ну, держись!

И вдруг зверобой Ханс, этот несносный Ханс, стреляет в медведя. В «его» медведя! Все пропало — зверь, конечно, убежит! Нет, он спокойно шагает, но обращая внимания на такой пустяк, как свист пулы.

Нансен вихрем слетает на лед. Медведь замечает его и взбирается на торос, чтобы получше разглядеть странного двуногого тюленя.

Пуля попадает зверю в грудь. Медведь падает навзничь, но тут же вскакивает и бежит. Еще выстрел! Еще…

Подоспевшие матросы поздравляют счастливо и глуповато улыбающегося охотника с первой удачей.

Ну что ж, тут есть с чем поздравлять. Белый медведь — сильный и опасный зверь. Раньше против него отваживались выходить только хорошо вооруженные отряды. Одна из первых голландских экспедиций снарядила для охоты за зверем две лодки, битком набитые охотниками с ружьями, алебардами и секирами, причем медведю был дан настоящий морской бой по всем правилам стратегии и тактики, длившийся два часа.

Конечно, первые исследователи Севера сильно преувеличивали свирепость зверя, а главное — тогда еще не знали разрывных нуль.

Белый медведь — отчаянный бродяга. В поисках пищи он проходит по дрейфующим льдам сотни километров. Зверь проворен, неутомим. В беге по неровному льду он не знает соперников. Медведь охотится на тюленей, предпочитая взрослым их детенышей — бельков. Его добычей может стать маленький китенок. Если ему удается накрыть в гнезде птицу, он проглатывает ее вместе с перьями. Птичьи яйца? Отлично!.. Не минует медвежьих лап и рыба на мелком месте. Если зазевается олень, медведь тут как тут. Щавель, морские водоросли, черника, голубика и, на худой конец, даже обычная трава тундры дополняют медвежье меню.

На охоте белый медведь терпелив, настойчив и быстр. Он умеет затаиться среди льдин и, как утверждают некоторые охотники, настолько хитер, что закрывает лапой нос — единственное черное пятно, которое может его выдать.