Борис Никитин - Чайковский. Старое и новое Страница 9

На возникающие в связи с подобными сомнениями вопросы гораздо лучше отвечает в своих воспоминаниях Юрий Львович Давыдов. Согласно его рассказу, Петр Ильич выпил сырой воды 20 октября за ужином у Лейнера, т. е. за сутки до наступления альгидного периода болезни. Но его воспоминания были написаны через пятьдесят лет после смерти Чайковского и впервые опубликованы в 1962 году. В этих воспоминаниях (они существуют в двух несколько отличающихся друг от друга вариантах) Ю. Л. Давыдов горячо и искренне опровергает петербургскую молву, которую сразу после смерти Чайковского столь же горячо и искренне пытались опровергнуть Л. Б. Бертенсон и М. И. Чайковский. Но оказалось, что благородные намерения Юрия Львовича только подлили масла в огонь, и пламя, совсем было потухшее от истощения временем, вдруг снова попробовало вспыхнуть. Ю. Л. Давыдов пишет, что "на страницах некоторых газет, а главным образом в устной молве, появились сомнения в причине смерти. Стали поговаривать об отравлении, самоубийстве и прочей нелепице. В лагере учеников Льва Бернардовича Бертенсона распространилась версия, что болезнь, унесшая Петра Ильича, не холера или ее последствия, а отравление и что об этом-де им говорил сам Лев Бернардович. Все это вздор. Я с полной уверенностью свидетельствую, что болезнь, уложившая Петра Ильича в могилу, была самая настоящая холера с последующим осложнением на почки, вызвавшим уремию, с которой расслабленный организм не смог справиться. Уремия и есть отравление крови мочой, не это ли породило слухи?"31

Нет, слухи породило не только это.

Объяснения, даже более квалифицированные, чем те, что привел Юрий Львович, были даны еще в октябрьские дни 1893 года, но они не смогли вполне разрешить появившиеся тогда сомнения: слишком много осталось противоречий и неясностей. И всякое новое возвращение к последним дням жизни Чайковского неизбежно заставляет встретиться с этими противоречиями. В 1912 году написал свои воспоминания младший брат Л. Б. Бертенсона Василий Бернардович. Тогда в преддверии двадцатилетней годовщины смерти Петра Ильича в печати уже начали появляться некоторые материалы о Чайковском, и воспоминания В. Б. Бертенсона в "Историческом вестнике" не были одинокими, но он как врач, естественно, затронул самый тяжелый момент — болезнь и смерть Петра Ильича, снова ударив по петербургским слухам 1893 года:

"Быстрый ход холеры у Петра Ильича, — писал он, — объясняется еще тем, что при наличии хронического заболевания желудка и кишок он утром вместо приема касторового масла принял по собственному почину стакан горькой воды Гуниади-Янос. А между тем, известно, что горькая вода, будучи щелочной реакцией, в таких случаях противопоказуется. Холерные бациллы именно в щелочах всего легче размножаются. В довершение всего Петр Ильич уже после горькой воды выпил еще стакан сырой воды"32.

И здесь этот злосчастный стакан сырой воды пришлось вспомнить. Врач-то, конечно, понимал, что этот стакан воды уже не играл никакой роли.

Василий Бернардович с возмущением писал о том, что, несмотря на присутствие у постели больного Петра Ильича четырех врачей и несмотря на статьи в газетах о его болезни, "и тогда находились, да и теперь находятся люди, которые С апломбом говорили и говорят, что Чайковский умер вовсе не от холеры, а погиб от яда, принятого с целью самоубийства".

Но давайте вернемся к газетам 1893 года. Для начала возьмем "Новое время", где Лев Бернардович и Модест Ильич усердно пытались пресечь петербургские слухи. 26 октября в этой газете памяти П. И. Чайковского было уделено много места. Большая статья рассказывала о жизни и творчестве композитора. В ней отмечались его заслуги в развитии русской и мировой музыки, освещались также и события последних дней жизни Петра Ильича. Как указывал репортер, сведения эти были получены от близких Чайковскому лиц. И вот этот репортер сообщает, что 20 октября после театра "Петр Ильич Чайковский зашел в компании друзей в ресторан, где, между прочим, выпил стакан сырой воды. Возвратившись домой, Петр Ильич плохо спал и хотя утром в четверг чувствовал недомогание, но никому ничего не сказал, только выпил горькой воды, что и было особенно губительно, вызвав в кишечнике щелочную реакцию, благоприятную для развития холерных бацилл…"

Насчет губительного воздействия "горькой" воды вследствие ее "щелочной" реакции — это слова В. Б. Бертенсона, которые он повторил через двадцать лет в "Историческом вестнике". Ведь их не мог произнести не врач, а Лев Бернардович, по крайней мере публично, этого не упоминал. Но дело даже не в этом. Выходит, что со стаканом сырой воды запутались еще в то время, когда события были у всех свежи в памяти. Из многочисленных упоминаний об этом факте в самых разных вариантах вполне могло сложиться впечатление, что история с сырой водой нарочно придумана для объяснения того, каким образом Чайковский все-таки мог заразиться холерой. Такой вопрос 26 октября задала "Петербургская газета". Она писала:

"Каким образом мог заразиться холерой живший в отличных гигиенических условиях и только несколько дней тому назад приехавший в Петербург Чайковский?" Газета отвечала, ссылаясь на врачей, лечивших Петра Ильича, что он "впитал в себя смертельных эпидемических бактерий в воде и неудачным выбором медикамента, принятого по собственному вдохновению без совета медика, создал в своем организме благоприятную почву для их быстрого и чрезмерного размножения".

27 октября "Биржевые ведомости" уточняют, каким именно образом попали смертельные бактерии в организм Чайковского (это уже после сообщения "Новым временем" сведений, полученных от близких Чайковскому лиц). Согласно этой газете Чайковский, вернувшись 20 октября домой из ресторана, "приказал поставить на свой ночной столик стакан воды, который и выпил до дна". Еще одна версия, которую перепечатали некоторые другие газеты. Потом "Петербургская газета" даже повздорила с "Сыном отечества" из-за перепечатки материалов.

Здесь нужно отметить только один важный момент. Основная версия, сообщенная "Новым временем" 26 октября, с точки зрения объяснения причины заболевания холерой выглядит более достоверной. То же можно сказать и о версии "Биржевых ведомостей", хотя там не сказано, что вода в стакане, поставленном на ночной столик Чайковского, была сырая: вероятно, читателям следовало об этом догадываться.

Поэтому еще раз приходится выразить недоумение, почему Модест Ильич Чайковский не вспомнил об истории с сырой водой в ресторане Лейнера, если она действительно имела место, и почему он вопреки логике посчитал фатальным выпитый за обедом 21 октября стакан сырой воды, который никак бы не успел к вечеру того же дня довести холеру до альгидного периода.