Любен Георгиев - Владимир Высоцкий. Встречи, интервью, воспоминания Страница 9

А любовная игра? А футбольная игра и вообще спорт? А ритуалы — по случаю свадьбы, рождения, смерти? Сколько удобных площадок для актера! Кто жаловался, что их мало?

Люди с веселым нравом находят способы реакции на всевозможные события с помощью различных номеров, которые придумывают постоянно. Здесь Высоцкий в своей стихии. Он мог разыграть кого и где угодно — милиционера на улице, почтенного вахтера в институте, своих товарищей. Любил повторять: «Я лгун, болтун, и хохотун». Ему ничего не стоило изобразить на улице калеку — только ради того, чтобы привлечь к себе внимание прохожих. Он любил выдавать себя за другого, вмешиваться в чужие споры. Однажды во время съемок в Одессе Владимир уговорил своих приятелей из миманса одеться в матросскую форму и прогуляться по городу, не приветствуя офицеров. Естественно, их задержали патрули. Но ведь куда интереснее разыгрывать мнимых матросов и освобождать их из-под ареста, чем часами стоять перед камерой оператора… А какое удовольствие разыгрывать сцены на базаре!

Владимир мог упасть на колени перед каким-нибудь грузином, который продавал джинсы за восемьдесят рублей, предложив ему пятнадцать, и целый час торговаться. А когда несчастный продавец швырял ему свой товар, не зная как от этого покупателя отделаться и поскорее убежать домой, — следовал за ним вдвоем с приятелем и объяснял жене пострадавшего, что они заплатили за джинсы пятнадцать рублей. После этого друзья приглашали злополучного торговца выпить и закусить и просаживали целых двести рублей. Деньги для них не имели значения, им нравилась игра, театр… «Игра была его стихией, его истинной натурой», — вспоминал Игорь Кохановский.

Конечно, при таких розыгрышах кто-то всегда страдает. Но бывает, что страдает тот, кто сам любит разыгрывать других. В таком положении не раз оказывался и Владимир.

6 день его свадьбы с Изой Жуковой приятель и сокурсник Высоцкого Гена Ялович увидел на улице, что какой-то человек продает огромного дога, и всего за десять рублей (скорее всего, дог был краденый). Ялович купил собаку и подарил молодоженам. Через три дня Высоцкий вернул этот свадебный подарок — ему самому негде жить с молодой женой, какой уж там дог!

Подобный розыгрыш становился пищей для всякого рода рассказов, причем обрастал подробностями, приукрашивался, пародировался. И это было в нем главным.

Думаю, в этих житейских эпизодах Высоцкий реализовал свой комедийный дар, который ему не удалось проявить ни в театре, ни в кинематографе из-за отсутствия подходящих ролей. Но все знали об этом его даре, потому что слышали его веселые или трагикомические песни в великолепной театрализованной интерпретации.

Иронизируя над другими, высмеивая все и всех, Владимир не щадил и себя. Мать заметила свойственную ему манеру держаться на людях — говоря о себе, Владимир все обращал в шутку. Таким он остался до конца жизни. Если, скажем, кто-то хотел его похвалить, он одним лишь жестом, гримасой, междометием сводил все на нет. Замечания, однако, выслушивал очень внимательно и всегда серьезно. Режиссерские указания воспринимал с полуслова. Отвечал своим «Ага!» и делал то, что нужно, многократно повторяя, уже по собственной инициативе.

Естественно, формирование таланта никогда не совершается в лабораторных условиях. И Владимир Высоцкий неотделим от своего поколения и от своего времени.

Посмотрим же, что происходило за стенами театральной студии в ту пору, когда Высоцкий делал свои первые самостоятельные шаги в поэзии и музыке, преодолевая неизбежный период подражания и начиная петь собственным голосом. Чем жило его поколение? Что создавали его сверстники?

Мощная общественная волна несла его на своем гребне, наступали решительные перемены в жизни страны и народа, рушились старые, закостенелые представления, открывались новые духовные горизонты, прояснялись идейные позиции. Стали появляться новые, забытые или опороченные имена, реабилитировались отвергнутые ценности, шла мужественная борьба со всевозможными извращениями за восстановление ленинских норм и принципов, за ликвидацию культа личности. Позднее этот процесс очищения страны, при котором культура и искусство пережили новый период ренессанса, назовут истинным общественным катарсисом.

Поэзия начинает смело говорить неудобные истины, место изгнанных шаблонов занимает неподкрашенная правда жизни.

Лирика становится ведущим поэтическим жанром, флагманом нового поэтического мышления, распространителем новых идей. Поэты первыми произносят такие слова, которые до этого нельзя было встретить на газетных страницах или услышать по радио. Поэтому народ стремится попасть на литературные вечера, особенно с участием поэтов, ставших исключительно популярными, — Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского, а также Булата Окуджавы, который, хотя и не являлся их сверстником, но заявил о себе вместе с ними. К их голосам начинают прислушиваться, авторитет лирики растет.

У недавно воздвигнутого памятника Владимиру Маяковскому собираются тысячные толпы любителей поэзии. С большой силой звучат в литературе слова Ильи Эренбурга и Александра Твардовского. Журнал «Новый мир» становится трибуной, с которой поддерживаются новые веяния.

В общей атмосфере оттепели быстро занял свое место и вновь созданный журнал «Юность». Он заполнил собой определенный вакуум. Давно молодые не имели своего печатного органа. А сейчас, под действием «размораживания», появились сильные и дерзкие таланты, открытые и поддержанные Валентином Катаевым, первым редактором журнала, превратившегося вскоре в трибуну антидогматического мышления.

Кинематограф начинает преодолевать свойственную ему помпезность. Появляются фильмы «Сорок первый» и «Баллада о солдате» Григория Чухрая, «Летят журавли» Михаила Калатозова и Сергея Урусевского, «Мне двадцать лет» Марлена Хуциева. Они говорят со зрителем в доверительной интонации, правдивым языком.

А в театре? И там рушатся старые схемы, отвергается отождествление всего социалистического театра с опытом одного-единственного коллектива, сколь бы ни был он велик, В полный голос говорят о таких режиссерах, как Евгений Вахтангов и Всеволод Мейерхольд, восстанавливается огромное эстетическое богатство советского театра. В самом МХАТ ведется борьба против канонизирования системы Константина Сергеевича Станиславского, которое лишает ее смысла, за очищение ее от наносов упрощенчества.

В той самой театральной Школе-студии, в которой учится Высоцкий, студенты старших курсов готовят спектакль по пьесе Виктора Розова «Вечно живые». Ставит ее артист Центрального детского театра Олег Ефремов. В главных ролях — Евгений Евстигнеев, Галина Волчек, Олег Табаков, Игорь Кваша, Михаил Козаков. Через год студийцы начнут работать самостоятельно, они создадут новый театр «Современник», поставят «В поисках радости» Виктора Розова (1957), «Пять вечеров» Александра Володина (1959) и другие спектакли, в которых станут воевать с проявлениями мещанства, вынесут с критическим и гражданским пафосом на публичное обсуждение наболевшие проблемы воспитания молодежи. Однажды в кратком выступлении Юрий Любимов заметил, что он как актер Вахтанговского театра и преподаватель Щукинского училища с радостью встретил создание «Современника», так как этот действительно новый театр появился во времена, когда театральный схематизм стал совершенно нестерпимым и возникло непреодолимое желание видеть на сцене живых людей, живущих нормальной жизнью. Такие спектакли иногда появлялись, но впервые был создан целый театр с определенной программой — провести радикальную реформу сцены во всем, начиная от репертуара и до режиссуры и актерской игры, во имя правды искусства.