Юрий Клименченко - Корабль идет дальше Страница 9

Я совсем забросил занятия в техникуме. Мы встречались почти каждый день.

Ходили по морозу, по слякоти, ездили за город. Лидочка приходила ко мне, я приходил к ней, к величайшему неудовольствию Анны Николаевны. Наверное, ей не нравилась такая неразлучная дружба.

Весной, перед самым окончанием первого курса, когда я уже сдал все предметы и готовился уезжать на практику, пришла грустная Лидочка.

— Я на минутку. Все очень плохо. Мы должны расстаться и больше не видеться.

— Почему?

— Мама настаивает. Она говорит, что я должна выйти замуж… И ты этому мешаешь.

— А ты что?

— Я не хочу.

Расстаться? Не для того я искал ее, чтобы вот так просто отпустить. Мама настаивает! Невозможно. И я принял решение. Ведь мне было девятнадцать.

— Успокой мать. Выйдешь замуж.

— Ты с ума сошел! Ни за кого не выйду.

— Выйдешь. За меня. Завтра. Согласна? Она не колебалась:

— Согласна. А жить как будем?

— Там увидим. Завтра я пойду в техникум, получу обмундирование и к двенадцати приду на угол Фонтанки и Невского. Там и загс. Не опаздывай.

На следующий день я поехал в Мореходку. Получил там какой-то волосатый бушлат с двумя золотыми птичками на рукаве, что означало «второй курс», пару сапог и две тельняшки. Все это я свернул в неуклюжий тюк. перевязал смоленым шкимушгаром — и был готов к бракосочетанию.

Ровно в двенадцать я стоял у загса. Невеста, конечно, опоздала. Минут на двадцать. Мы поднялись на второй этаж, красные от смущения подали паспорта. Я все еще держал свои пожитки в руках, не зная, куда их деть. Женщина, производившая запись, подозрительно оглядела нас. Нет, все было в порядке, кроме нашей неприличной молодости. Через десять минут мы стали мужем и женой. Регистраторша вручила мне брачное свидетельство, сказала несколько напутственных слов. За нами, переминаясь с ноги на ногу, стояла еще одна нетерпеливая пара. В то время все это делалось быстро.

На лестнице никого не было, и мы поцеловались.

— Надо сейчас же поехать и объявить маме, — твердо сказала Лидочка, когда мы вышли на Невский.

Не могу сказать, чтобы мне хотелось туда ехать. И тюк с бушлатом и сапогами все время мешал мне. Я его перекладывал то в левую, то в правую руку.

Встретила нас Анна Николаевна сурово. Без улыбки. Не обрадовалась моему появлению. Бушлат я втащил в гостиную и бросил на кресло. Лидочка куда-то убежала. Я остался с тещей с глазу на глаз.

— Как учеба? — для приличия спросила она.

Вообще-то ей было наплевать на мою учебу! Раньше она никогда ею не интересовалась.

— Да вот — женился, — с опаской проговорил я. Теща, против ожидания, улыбнулась. Новость ее явно обрадовала. Наверное, подумала: «Слава богу, этот пижон женился на какой-то дуре. Теперь ходить к нам не будет».

— Правильно, — сказала она. — В брак надо вступать молодым. На ком женился-то?

— На Лидочке.

Анна Николаевна переменилась в лице.

— На какой Лидочке?

— На вашей.

Тут она как закричит:

— Лидия! Иди сюда немедленно. Появилась бледная, но решительная Лидочка.

— Он правду говорит? — тихим, угрожающим голосом спросила Анна Николаевна, наступая на дочь.

— Правду, мамочка.

Что тут было! И слезы, и упреки, и угрозы, и оскорбления. Я слушал молча, все терпел, но когда Анна Николаевна крикнула, что я голодранец и чтобы я больше не смел появляться в ее доме, обиделся. Взял за руку жену, в другую руку проклятый бушлат с сапогами и сказал:

— Пойдем, Лидия.

Мы вышли и поехали ко мне.

Как все это было смешно и глупо! Я долго сердился на тещу, не понимая, что Анна Николаевна — мать и тревожится за судьбу дочери. Какой я был муж? Ничего не имеющий, кроме белого бумажного «макена», синих «дунгари» и двадцати рублей стипендии. А слов «безумная любовь» она не понимала. Человек старого закала, она хотела прочного положения и безбедного существования для дочки. Тогда я этого не понимал, мне казалось, что теща у меня изверг. Потом для меня все стало ясным. Кое-что поняла и она. Позже…

На следующий день Лидочка провожала меня в Архангельск на практику. Я уезжал на свой первый пароход, в первое настоящее плавание. А она пошла к Себе домой, к маме. Наверное, у нее на душе скребли кошки. Вдруг кто-нибудь из домашних спросит:

— Вышла замуж? Где же твой муж — объелся груш?

Неприятно. Но в девятнадцать лет все невзгоды переживаются легче.

Я, одетый в волосатый бушлат и мичманку, стоял в коридоре, смотрел на убегающий перрон и напевал:

Он юнга, родина его Марсель.Он обожает песни, шум и драки.Он курит трубку, пьет крепчайший эльИ любит девушку из Нагасаки.

Уезжал моряк, оставивший любимую в далеком порту… Ну, вы знаете, как это бывает.

Первое плавание

Наша группа практикантов приехала в Архангельск в середине мая. Он встретил нас пронизывающим, холодным ветром. По Двине плыли редкие льдины, сновали смешные маленькие пароходики «макарки», до отказа набитые пассажирами. Суденышки отчаянно дымили. У каждого из них позади трубы были уложены дрова. Топливо для котлов. Переехав на правый берег реки, где расположился город, мы вышли на улицу. Архангельск мне не понравился. Какие-то приземистые, приплюснутые дома, выкрашенные желтой краской, деревянные дощатые тротуары, пыль, посреди площади некрасивый собор. Мне показалось, что город походит на огромный монастырь со службами. По проспекту Павлина Виноградова, главной улице, лязгая по рельсам, изредка проезжали старомодные, сильно потрепанные трамваи.

Все мы имели направления на суда «Убеко — Севера». Расшифровывалось название так: «Управление безопасности кораблевождения». Узнали туда дорогу.

Архангелогородцы говорили на певучем языке, делая ударение на конце слов. Нам это казалось смешным. Трамвай привез нас еще к одной речке. Она называлась тоже необычно: Кузнечиха. Перешли деревянный наплавной мост и очутились в Соломбале. У огромного кирпичного здания, похожего на тюрьму, остановились и прочли вывеску на воротах: «Убеко — Север». Значит, нам сюда.

Через проходную долго не пропускали. Куда-то звонили, спрашивали фамилии, читали направления, выданные в техникуме. Наконец пришел штурман с двумя средними нашивками, пересчитал, опять спросил фамилии и повел за ворота. Здесь была территория «Убеко — Севера». Его склады, мастерские, причалы.

Штурман назвался Николаем Николаевичем и сказал, что на судах «Убеко» команды опытные и нас там научат уму-разуму.

— Большие суда? — спросил я.