Вехи прожитой жизни - Руслан Георгиевич Илаев Страница 9

— Я видел все с самого начала, но подойти мне было нельзя — разъяренная толпа меня просто убила бы. За какие- то пять минут трое участников драки лежали избитыми на земле, но из толпы выскочил мужчина и как саблей рубанул его кинжалом. Толпа сразу разбежалась. Однако, судя по всему, история будет с продолжением. Дело в том, что те трое получили серьезные увечья: переломы челюсти и носа, а у одного еще часть уха откушена. По закону адата с наступлением темноты, то есть сейчас, придут двое старших и будут требовать компенсацию за нанесенный ущерб, ибо всем участникам драки исполнилось четырнадцать лет. А поэтому кровь на лице не смывайте, и то, что повязка на голове пропиталась кровью, а также рубашка в крови тоже хорошо. И левая рука, обездвиженная в гипсе — это просто великолепно.

Затем, обращаясь ко мне, с нескрываемой гордостью произнес:

Ты сегодня стал мужчиной в моих глазах, у нашей фамилии появился еще один защитник. Ты, конечно, еще не Дзыбырт, но назвать тебя его потомком можно! Удар руки у тебя тяжелый и реакция отменная, но меня удивило то, что ты интуитивно определяешь, куда наносить следующий удар… Раздался звонок в двери, деда показал мне рукой в направлении соседней комнаты, я и мать в ней мгновенно растворились. Отец направился к дверям и, не спрашивая, распахнул их. На пороге стояли двое стариков. Отец пригласил их войти и предложил сесть, гости сесть оказались. Тогда и деда встал. Гости начали говорить, деда и папа молча их слушали не перебивая. В конце своей «программной речи» они озвучили сумму компенсации. Деда поднял руку и попросил меня войти в комнату. Я вышел из темноты соседней комнаты- окровавленный с головы до ног и левая рука в гипсе. Старики потеряли дар речи от увиденного, затем старший выразил вслух общее мнение — «компенсации не надо!!» Гости ушли… А шрам в двадцать сантиметров — от уха к уху, остался напоминанием четырнадцатилетнему мальчику на всю жизнь.

Начиная с 1966 года в Новом городе резко увеличилось количество тяжких преступлений с применением холодного оружия. За огороженными корпусами интерната — на расстоянии трехсот метров находился городской парк с искусственным прудом и отстойником, рядом с ним возвышалось деревянное здание «синего павильона» — ресторана, где чаще всего начинались раздоры, заканчивающиеся поножовщиной, и нередко со смертельным исходом. Машину скорой помощи в те годы чаще вызывали к павильону, нежели к сердечникам и гипертоникам. Первым секретарем Малгобекского района был вначале Санько, но, когда его старшего сына жестоко избили в подъезде дома, где они проживали, он с семьей тихо и внезапно куда- то выехал.

Санько сменил чеченец Карнаев из Грозного, который жесткой рукой стал восстанавливать порядок в городе: было установлено совместное ночное патрулирование улиц города представителями милиции и дружинниками, «синий павильон» в парке был окончательно закрыт, а его деревянный остов разобрали на дрова. Дочь первого секретаря была моей сверстницей, и родители устроили ее на учебу в наш интернат. Училась она в параллельном классе и была весьма общительной девушкой. Однако у нее был ярко выраженный экзальтированный характер и непредсказуемость действий. Если она предполагала опасность, исходящую якобы от одноклассников, то немедленно била боковой поверхностью ботинка по гребню большеберцовой кости ничего не ожидающей жертвы. Лицо, получившее столь подлый удар, мгновенно приседало или же валилось на пол от нестерпимой боли. Вскоре одноклассники потеряли к жестокой девушке любой интерес и стали обходить ее стороной. Такое безразличие окружающих часто вызывало у нее депрессию, сопровождающееся рыданиями. Поистине, была странная девушка. Мы все вздохнули свободно, когда родители, наконец, перевели ее в городскую среднеобразовательную школу.

Однажды, когда мы находились в гостях у дедушки Хазби, я услышал, как мой отец жаловался ему на бесполезность дальнейшего пребывания в Малгобеке и желание переехать в Северную Осетию. Хазби папину идею о переезде поддержал. Добавил, что многие осетины из числа остававшихся еще в городе уже переехали на родину или сидят на чемоданах, и что он сам неоднократно думал об этом. Отец рассказал дяде, что на днях ингуши убили одного руководителя МВД, когда тот заходил к себе домой- лишь только за то, что его мнение не совпало с мнением муфтия. Следующим утром я отправился в интернат на учебу, перешел улицу по переходу и вступил на тротуар, как со всех сторон послышались крики, обращенные именно ко мне. Как раз хотел шагнуть, но так и остался с поднятой и вытянутой ногой… Я вдруг увидел на асфальте большую лужу крови, прикрытую развернутой газетой! Забыв об учебе, подошел к группе стоящих на обочине женщин, которые меня предостерегли криками от «ошибочного шага» по крови убиенного. Взволнованные женщины рассказали, что покойный уже давно встречался с Настей Загребельной, и что это не понравилось ее ингушскому поклоннику. Между ними произошла ссора, но при Насте они выяснять отношения не стали. А рано утром ингуш подкараулил русского парня, когда тот направлялся на работу, и убил его охотничьим ножом. Прохожие, обнаружив тело, вызвали опергруппу на место происшествия. Но самое главное в том, что убивец сам явился в милицию, где ему оформили явку с повинной. В конечном этапе суд определил ему семь лет в колонии строгого режима за убийство в состоянии аффекта, вызванного ревностью и оскорблением со стороны покойного. Мой папа был шокирован решением суда по приговору убийце. Но суд хоть — и последняя инстанция, однако решение местного суда можно было оспорить в вышестоящей инстанции — в Верховном суде. Но этим родственники покойного не стали заниматься. После этого случая мой отец окончательно утвердился в своем решении о переводе на работу в Северную Осетию.

Через день папа выехал в отдел кадров министерства внутренних дел Северной Осетии и переговорил с полковником милиции Ивановым — начальником отдела кадров. Иванов предложил ему вакантную должность начальника уголовного розыска в РОВД Ардонского района и должность старшего следователя в Пригородном районе. От первой должности отец решительно отказался, честно объяснив Иванову, что задержать, а тем более посадить родственников в родовом селе Ардон он не сможет. Договорились о назначении его на должность старшего следователя в