Соломон Штрайх - Ковалевская Страница 9

САЛОННЫЙ НИГИЛИЗМ

Достоевский, по словам его второй жены, признавался, что рад был бы, до знакомства с ней, жениться на «умной, доброй и талантливой, обладавшей высокими нравственными качествами» Анне Васильевне; этому помешали «диаметрально противоположные убеждения». Софья Васильевна передает слова сестры о том, что она очень любила и уважала Федора Михайловича, но любила «не так, как он, не так, чтобы пойти за него замуж». Оба рассказчика несомненно были искренни, писали так, как преломлялись в их сознании слова действующих лиц.

Достоевский якобы не мог жениться на Анне Васильевне, потому что она исповедывала нигилизм. Изложенный выше спор его с Корвин-Круковской о Пушкине и нигилистах происходил тогда, когда во всех русских журналах велась ожесточенная полемика на ту же тему. В этой полемике Достоевский выступил одним из главных застрельщиков со статьей «Господин Щедрин или раскол в нигилистах», появившейся в печати за полгода до его встречи с Анной Васильевной. В раздиравших радикальную журналистику боях Достоевский был противником обеих групп расколовшихся нигилистов, был в том лагере крепостников, реакционеров, славянофильствующих прогрессистов и либералов, которые пытались сделать Пушкина своим союзником' в борьбе с революционным движением. Имея все это в виду, можно понять, как Достоевский негодовал по поводу нигилистических высказываний Корвин-Круковской.

Собственно нигилизмом называли движение 60-х годов дворянское правительство и его прислужники всех оттенков. Жандармы, например, называли участников общественного движения, безотносительно к степени их революционности, «ярыми нигилистами-коммунистами», для которых «нет ничего святого». Идейные руководители движения именовали свое мировоззрение реализмом, а своих последователей — мыслящими реалистами. Враги подхватили прозвище «нигилисты» у И. С. Тургенева, который обозначал Так в романе «Отцы и дети» отрицателей всякого любования внешней красивостью, якобы не признающих чистой любви и готовых разрушать все старое ради одного только разрушения. Но еще до Тургенева, до реакционных защитников старого строя, это слово применил критик Н. И. Надеждин. За 30 лет до появления в свет романа «Отцы и дети» он выступил в печати со статьей «Сонмище нигилистов», где изобразил людей, не признающих никаких руководящих начал в искусстве и литературе. Между тем нигилизм 60—70-х годов, как отмечалось в литературе еще в 1872 году, «был полон веры и потому положительных стремлений». Это было течение, отрицавшее основные установки классово-дворянской культуры: религиозные предрассудки, поддерживавшие невежество; эстетические суждения, устаревшие формы семейной жизни, обусловленной фарисейским церковным браком; мораль, проповедывавшую незыблемость права собственности дворян и фабрикантов и обязанность трудовых масс безропотно работать на помещиков и купцов и т. п. Отрицателями всего этого были разночинцы — выходцы из рядов мелкобуржуазной интеллигенции, к которым примыкали, с одной стороны, редкие представители рабочей и крестьянской среды, с другой — представители так называемого кающегося дворянства, выходцы из помещичьих семей, сознавшие вину своего класса перед трудовым народом. Эта молодежь охотно приняла кличку «нигилисты».

Но, при одинаковом словесном определении своих общественных и политических взглядов, отдельные группы «нигилистов» вкладывали в это слою разное содержание, по-разному осуществляли свое учение. Нигилисты «бурые», вышедшие, главным образом, из разночинной среды, и примкнувшая к ним, отвергавшая все условности буржуазной культуры, часть радикальной молодежи из помещичьих семей — умели преодолеть давление общества. Эти нигилисты выдвинули лучших деятелей русского революционного движения. Они создали партию землевольцев-семидесятников, которых В. И. Ленин еще в 1902 году, в своей знаменитой книге «Что делать?», называл революционерами высшего типа, корифеями революционного движения (Сочинения, т. IV, стр. 442 и след.).

В противоположность «бурым» нигилистам — «чистые», салонные нигилисты, отвергавшие на словах всякие условности, не сумели окончательно порвать со своим классом и со старым бытом. Постепенно перерождаясь под его влиянием, они либо погибали вследствие духовного раздвоения, либо превращались в «кающихся» либералов и объединялись с откровенными реакционерами для борьбы с подлинным народным революционным движением.

После позорного исхода Крымской войны сильно развивавшийся в России торгово-промышленный капитализм заставил правящие классы согласиться на некоторые уступки. Под давлением многочисленных крестьянских восстаний, угрожавших не только собственности помещиков, но и самой их жизни, пришлось отменить так называемое крепостное право, дававшее дворянам возможность распоряжаться личностью, трудом и имуществом крестьян. Разными мошенническими ухищрениями помещики ограбили освобожденных рабов: забрали лучшую землю и назначили большой выкуп за плохие наделы, предоставленные крестьянам. В обмане трудового народа были виновны и либералы. Сначала они требовали всяких свобод для всех слоев населения, но когда увидали, что настоящая народная свобода угрожает их собственности, то испугались и предпочли присоединиться к тем, кто всегда жил за счет крестьян и рабочих.

В. И. Ленин в статье «Пятидесятилетие падения: крепостного права» объясняет такой исход главнейшей буржуазной реформы шестидесятых годов тем, что «народ, сотни лет бывший в рабстве у помещиков, не в состоянии был подняться на широкую, открытую, сознательную борьбу за свободу. Крестьянские восстания того Времени остались одинокими, раздробленными, стихийными «бунтами», и их легко подавляли» (Сочинения, т. XV, стр. 108). Говоря в другой статье («Крестьянская реформа и пролетарско-крестьянская революция») о роли либерального буржуазного общества в уничтожении крепостного права и показав, каким образом правящий класс под видом освобождения крестьян сумел ограбить их, В. И. Ленин пишет: «Либералы так же, как и крепостники, стояли на почве признания собственности и власти помещиков, осуждая с негодованием всякие революционные мысли об уничтожении этой собственности, о полном свержении этой власти» (Сочинения, т. XV, стр. 143). Либералы пошли на соглашение с дворянским правительством, довольствуясь мелкими уступками в буржуазном духе.

Либеральные круги, получившие от царизма целый ряд незначительных уступок в разных областях жизни все-таки не сумели к концу шестидесятых годов добиться для своих дочерей права получать высшее образование Это рассматривалось, как большая опасность для государственных устоев. Правящие классы феодально-крепостнической России считали совершенно достаточным для женщин умение болтать по-французски, прочитать роман и составить письмо к подруге. Женщинами, достойными приобщиться к тайнам этой премудрости, считались только супруги и дочери помещиков и чиновников. Жены и дочери купцов и мещан обречены были на полное невежество. Крестьяне и рабочие, предназначенные исключительно для обслуживания господ, к науке не допускались; их жены и дочери даже не считались людьми.