Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг. Страница 9

Я твердо решил избавиться от этого недостатка и поцеловать какую-нибудь девушку.

Очень кстати явилась и девушка. Это было после девятого класса, на той же даче, где я два года назад несколько ускорил события в ночном приключении с Верой. На соседней даче отдыхала семья капитана первого ранга. Его дочка была чернявенькой, хорошенькой, пухлощекой, с роскошной косой.

Мы качались на качелях, и она обнимала руками широкую юбку. Мы гуляли по вечерам, и наши щеки пылали. Рядом с нами всегда вертелся мой брат. Вообще во всех моих любовных начинаниях или окончаниях брат играл скромную, но постоянную роль.

Очень скоро он стал нам мешать. Во взглядах и движениях моей новой возлюбленной появилась досада. Каникулы кончались. Вскоре она должна была уезжать с семьей в свой военный городок, где была военно-морская база, а поцелуй медлил исполнением.

Произошло все внезапно. Однажды, в очередной раз проводив ее вечером до калитки, я увидел, что брата отвлекли поиски светляков. Он шарил в траве, выискивая и пряча в горсти крупные синеватые звездочки. Я уже отпустил возлюбленную за калитку, не выпуская, впрочем, ее руки из своей, но мгновенно оценил обстановку, притянул девушку к закрытой калитке и быстро чмокнул в щеку, на которой лежал изящный маленький завиток. Собственно, чмокнул в завиток.

Она с готовностью подставила лицо, прикрыла глаза, и мы стали целоваться уже всерьез, пока не заметили, что нам что-то мешает. Это была калитка с заостренными полосками штакетника, которая находилась между нами. Ребра штакетника весьма чувствительно упирались в грудь, а заостренные концы вонзались в подбородок. Однако открыть калитку было нельзя, ибо для этого пришлось бы хоть на миг оторваться друг от друга.

Так мы обнимались – возлюбленная, я и калитка, – пока брат не принес полную пригоршню светляков. Я одарил ими возлюбленную. Она украсила свою черную широкую косу и ушла по дорожке, мерцая в темноте, как маленькое удаляющееся созвездие.

После этого до последнего дня каникул мы целовались каждый вечер с отчаянной добросовестностью дилетантов, которым поручили трудную профессиональную работу. Брат был тактичен и предан. Он истребил всех светляков в поселке. В его взгляде я читал стойкое непонимание необходимости наших долгих и бессмысленных занятий.

Кстати, эта девушка (а звали ее Таня, конечно) появилась ровно через год, летом 1958 года, когда я готовился к экзаменам в ДВПИ (Дальневосточный политехнический институт). Это во Владивостоке, если кто не знает.

Какие-то суки из Министерства просвещения именно в том году отменили все льготы для медалистов, и моя золотая медаль осталась лишь побрякушкой. Мне предстояло сдать 5 экзаменов.

Родители были на даче в Океанской, а я сидел и зубрил что-то. И тут появляется она…

Короче, мы процеловались часов пять. Я дико устал. Самое интересное, что тогда поцелуи, даже в таком невероятном количестве, не воспринимались как прелюдия к чему-то более существенному, а были вполне самодостаточны. Правда, после таких сеансов дико болели яички. Не знаю, что болит у девушек, но, наверное, тоже что-нибудь болит.

Она ушла, пообещав назавтра прийти снова. Ко мне медленно возвращался разум. Я понял, что одно из двух: либо мы целуемся, либо я поступаю в институт. И я смалодушничал. Я позвонил своему другу, который тоже готовился к экзаменам в двух шагах, на Пушкинской улице. И через час переехал к нему вместе с учебниками.

Это позорное бегство отодвинуло мое возмужание на два года. Потому как, вспоминая эту Таню, я думаю, что мы добрались бы до существенного уже на следующий день.

Ну и что? Поступил я в институт… С другой стороны, ну расстался бы я с девственностью двумя годами раньше?

Один черт.

ФСБ-отступление

2 февраля

Думаю, у каждого есть излюбленные имена, а точнее, имена, с которыми чаще возникают отношения. Не с именами, понятно, а с их владелицами.

У меня таких имен два: Татьяна и Ирина. Если посчитать, то каждого имени набралось бы на женскую волейбольную команду вместе со скамейкой запасных. Причем в молодости преобладали Татьяны, а потом их стали теснить Ирины. Есть вполне распространенные имена, которых как-то не попадалось практически. Светлана, Люба, Настя. Я имею в виду любовные и близкие отношения.

Особняком стоят экзотические имена: Алла, Элла, Барбара, Маргарита. Но о них в свое время. Это все было коротко, ненадежно, да и ненужно.

Имя Марина забронировано за моею первой женой и женщиной. Оно свято до такой степени, что когда, много лет спустя возникла женщина с этим именем (кстати, роман с нею был практически последней каплей, разрушившей первый брак), то она была переименована в Машу. Но об этом тоже потом.

Елена – имя для жены. Хотя не только.

Вера, Надежда, Любовь – все мимо. Что символично.

А Полины, Дарьи, даже Марьи в наши времена не водились. Как Антоны, Кириллы, Максимы и Иваны среди мальчиков. Их просто не было. В 1953 году в моем шестом классе в Москве было 14 Александров из 40 учеников (школа была мужская).

ФСБ (6)

3 февраля

Ну вот одна из Татьян.

Мы учились вместе в седьмом классе, причем это был первый год совместного обучения мальчиков и девочек. До этого я шесть лет провел в мужской практически бурсе. Курение, мат, низкие нравы.

А в восьмой класс я пошел уже во Владивостоке, поскольку отца туда перевели служить. Через пару месяцев получаю письмо от другой бывшей соученицы, которая извещает, что Таня очень страдает типа. И не пришлю ли я хотя бы фотку?

Это известие было в диковинку.

Я и не подозревал, что Таня страдала. У меня была первая любовь в женской школе, из параллельного класса. Ира, конечно. А Таня так, сидела на соседней парте.

Фотку я послал, мысль заронил. Кажется, даже обменялись письмами.

На следующее лето прилетел в Москву (поскольку отец был большим летным начальником, я мог летать из Владивостока в Москву на военно-транспортных самолетах, что и делал каждое лето. Путь занимал 3 дня с двумя ночевками). Пришел к Тане – и она мне сразу, что удивительно, понравилась. И я пригласил ее гулять.

Мы отправились, конечно, на ВДНХ. Кажется, тогда она еще называлась ВСХВ – Всесоюзная сельскохозяйственная выставка. И бродили там по аллеям, незаметно влюбляясь друг в друга. То есть она как бы давно это сделала, а я только что.

Захотелось есть, я повел ее в столовку, и там мы пообедали. На первое был борщ, ети его мать. Этот борщ я запомнил на всю жизнь, потому что буквально через полчаса после обеда у меня в животе стало как-то неуютно, что-то вздымалось, а потом с урчаньем оседало. Борщ делал свое черное дело, он пучил мой юношеский живот, отвлекая от влюбленности. Интересно, что на Таню борщ не оказал никакого воздействия.