Александр Алтунин - На службе Отечеству Страница 9

Отработанным движением Петр Емельянович налил в стаканы водку и один протянул мне, ласково приговаривая:

— Успехов тебе самых огромадных. — Довольно крякнув, добавил: — И невестушку самую пригожую. — Заметив, что я лишь пригубил водку, нахмурился: — Э-э-э! Не по-нашенски, брат, не по-сибирски. Ну что ты как хлюпик какой! Хлобыстни весь, будь мужиком…

Прозвучал станционный колокол, предупреждавший об отправлении поезда. Поняв, что я не стану пить, дядюшка секунду раздумывал, не слить ли водку в бутылку, но махнул рукой и опрокинул содержимое в рот, приговаривая: "Чем в таз, лучше в нас". Спрятав бутылку и стаканы, дядя обнял меня:

— Что отцу-то сказать? Когда в отпуск?

— Недельки через две ждите. Обещали отпустить сразу по прибытии в часть.

— Будем ждать! — повторял дядюшка, идя за вагоном. — Будем жда-а-ать!

А тетушка молча семенила за супругом, одной рукой прощально взмахивая вслед уходящему поезду, другой вытирая слезы.

Встреча с родственниками доставила мне искреннюю радость: словно домой на минутку заглянул. И, что скрывать, приятно было видеть подчеркнутое уважение близких: как же, их Сашуньке доверена почетная миссия с оружием в руках защищать Родину. И не рядовым бойцом, а командиром!

Расставался я с родными без печали, верил, что уезжаю ненадолго, что скоро смогу обнять любимую матушку и отца, старшего брата Мишу и сестренку Машеньку.

Вставай, страна огромная…

Время в пути пролетело незаметно. Перед взором промелькнули незнакомые места: большие города, деревушки, очень непохожие на наши, сибирские. После Волги леса показались мне необычно светлыми и манящими. Они напомнили березовые колки южной части Омской области. Постепенно их становилось все меньше: поезд приближался к Харькову.

Солнечным воскресным утром 22 июня мы вышли на перрон Харьковского вокзала. Город только просыпался. Лишь на привокзальной площади царило оживление. Люди оживленно разговаривали, куда-то торопились, шутили. И никто еще не знал, что уже три часа в приграничных районах страны бушует смерч войны, льется кровь солдат и мирных жителей.

Убедившись, что поезд на Лубны, где дислоцировалась наша дивизия, отправится только вечером, мы сдали вещи в камеру хранения и, наскоро позавтракав в кафе, пошли знакомиться с городом. Как истинные провинциалы, мы во все глаза смотрели по сторонам. А когда добрались до площади имени Дзержинского, остановились пораженные ее размерами и красотой окружающих зданий. Андрей Мелкотуков, работавший до поступления в училище в одном из сибирских колхозов, удивленно произнес:

— Ну и ну, да здесь целое поле можно разместить, десятин десять двенадцать, пожалуй, будет!..

Мы обменивались впечатлениями и не сразу заметили, что публика, сновавшая вокруг, стала стекаться к большому репродуктору, висевшему на одном из зданий. Не сговариваясь, мы подошли к толпе. Я машинально взглянул на циферблат. Стрелки показывали без нескольких минут двенадцать.

— По какому поводу сбор? — с улыбкой спросил Мелкотуков стоявшую поблизости молодую женщину. — Может, танцы будут?

Женщина не поддержала шутку.

— Сейчас по радио выступит народный комиссар иностранных дел товарищ Молотов, — строго сказала она.

— О господи! — испуганно воскликнула пожилая женщина, по-видимому возвращавшаяся домой из продовольственного магазина. — Уж не война ли?

— Ну ты, тетка, скажешь! — возмутился остановившийся рядом с ней молодой рабочий. — Может, опять пограничный инцидент какой, а ты сразу война! С кем воевать-то? С германцем договор… Читала сообщение ТАСС? Нет? Вот то-то и оно: в политике не разбираешься, а тоже — вой-на-а-а!!

В репродукторе щелкнуло, и над площадью разнесся глуховатый, слегка картавящий голос:

— "Граждане и гражданки СССР! Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас…"

Молотов продолжал говорить, а у меня в ушах набатом звучало лишь одно: война!!!

Заключительные слова народного комиссара "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами" сознание выделило особо. В том, что победим, мы были уверены.

Выступление В. М. Молотова закончилось, а толпа не расходилась. Я взглянул на женщину, обвиненную рабочим в незнании политики, и увидел, что по ее морщинистому лицу катятся крупные слезы.

— Как же так, хлопцы? — растерянно спросил нас молодой рабочий. — Ведь договор же!..

Мы развели руками: и для нас это сообщение было громом среди ясного неба.

"Вот и пропал отпуск, так и не придется повидаться с родителями", огорченно подумал я и повернулся к товарищам:

— Айда, ребята, на вокзал: скорее в часть!

Утром 23 июня мы были уже на станции Лубны. Здесь разгружали боевую технику, боеприпасы, вещевое имущество, предназначенное, как выяснилось, частям 25-го стрелкового корпуса, в состав которого входила и 162-я дивизия, куда мы следовали.

После проверки документов мы добрались на попутной машине до штаба дивизии. Прочитав предписание, капитан из отделения кадров поинтересовался:

— Вы член партии, лейтенант?

— Нет, кандидат. А что?

— Подождите. — Капитан, захватив мои документы, куда-то ушел.

Через несколько минут он возвратился и приказал следовать за ним. Подойдя к двери, на которой висела табличка "Начальник отдела политпропаганды", он открыл ее и, остановившись на пороге, пропустил меня вперед.

— Товарищ батальонный комиссар, — обратился он к сидящему за столом лысеющему человеку, — представляю выпускника Новосибирского пехотного училища лейтенанта Алтунина Александра Терентьевича! — и подтолкнул меня к столу.

Выйдя из-за стола, батальонный комиссар протянул мне руку:

— В училище вы были заместителем политрука? — Да.

— Политинформации с курсантами проводили?

— Так точно.

— Как вы расцениваете Заявление ТАСС от 14 июня и вчерашнее вероломное нападение на нашу страну? — задал он неожиданный вопрос.

Я растерянно молчал. Мне как-то и в голову не приходило критически обсуждать дипломатические шаги правительства. Однако, поборов смущение, решительно заявил:

— Заявление ТАСС, по-моему, еще раз четко подчеркнуло миролюбивое устремление Советского Союза и лишило Гитлера возможности оправдать свою агрессию.

— Вы правы, лейтенант, — улыбнулся батальонный комиссар. — Вижу, что хорошо ориентируетесь в международной обстановке. Сейчас это особенно важно. — Посмотрев на меня испытующе, добавил: — Мы решили назначить вас заместителем командира первой минометной роты по политической части…