Одри Салкелд - Лени Рифеншталь Страница 9

«Красные горные леса, возносящиеся от зеленых лугов к голубым небесам, ослепительные, радужные, словно крылья бабочек, маленькие озера, сияющие среди темных затаившихся елей, стройные светло-зеленые лиственницы, тихо покачивающиеся на ветру, — весь этот зачарованный пейзаж вернул меня в давно забытый мир волшебных сказок детства».

Приветствуя горы как своих старых друзей, она чувствовала с некоей, по ее собственным словам, мистической уверенностью, что отныне они навсегда вошли в ее жизнь. К ее радости, к концу «волшебной прогулки» в гостинице на озере Каро, где она остановилась, объявили о киновечере с просмотром все той же картины «Гора судьбы», представлять которую будет игравший в ней Луис Тренкер — звезда экрана. Неужели это перст судьбы?

Отличавшийся самобытной суровой красотой Луис Тренкер разменял четвертый десяток, когда ему досталась роль в этой картине — первая в его жизни игровая роль. Тренкер происходил из «спорной территории» — Южного Тироля; отец его был художником и резчиком по дереву. В отроческие годы его посылали в Доломитовые Альпы пасти стадо из трех десятков овец и нескольких коз — вот с каких пор он полюбил горы! Призванный в годы Первой мировой войны в австрийскую армию, он оборонял горные редуты на Альпийском фронте, а затем стал горным инструктором, в подчинении у него был батальон горных проводников. Вот тогда-то он и пришел к мысли об абсурдности всего происходящего: это ужасно стрелять в молодых итальянцев, которые были его друзьями в детстве. Оттого-то он и не одобрял крайности национализма, хотя обвинения как раз в этом последнем посыпались на него после следующей войны.

Когда в 1918 году наконец отгремели залпы, сильно изменившийся Тренкер возвратился в свой родной Греднерталь (ныне Валь-Гардена). Но, как выяснилось, много ремеслом гида не заработаешь: слишком мало туристов приезжали в те годы в Альпы. Тогда он попробовал себя в роли лесоторговца и международного коммерсанта, а в 1920 году возобновил свои прерванные занятия архитектурой в Граце. По некоторым данным[6], он уже в этом году снимался в первой картине Фанка — пока еще в роли безымянного лыжника-статиста, и вот тогда-то Фанк обратил внимание на его атлетичность и внешнюю грубость, что натолкнуло его на мысль о дальнейших проектах. Но любопытно, что ни Тренкер, ни Фанк нигде не упоминают об этом раннем знакомстве. Впоследствии Тренкер утверждал, что своим приходом в «горные фильмы» он обязан тому промозглому дню 1923 года в Граце, когда он зашел в кино — в том числе и затем, чтобы просто переждать дождь. Шла картина Фанка «В борьбе с горами».

Порог синематографа Тренкер переступал со скептицизмом; но, по его собственным словам, то, что он увидел, было миром его мечты: «Серебряные снежные шапки Валлиса[7], сверкающие скалы льда, и ослепляющая на солнце вершина. На душе у меня стало светлее, и меня переполняло чувство невыразимой радости и возбуждения, возраставшее с каждым кадром».

Тренкер тут же связался с Фанком, предложив ему Доломитовые Альпы Южного Тироля в качестве идеальной сцены для съемок его следующего фильма. Еще бы: впечатляющая гора Джулия ди Брента может послужить отличным фоном, а сам продюсер сможет рассчитывать на него как на ассистента, коль захочет. Фанк отнесся к предложению настороженно: он был человеком весьма самодостаточным и не спешил связывать себя с кем-нибудь другим, который к тому же мог оказаться слишком своенравным. Он тут же написал резкий ответ, что, мол, в Доломитовых Альпах мало снега, а глетчеров нет вообще. Однако позже, случайно встретившись с Тренкером в Больцано, Фанк пригласил его участвовать в своем следующем проекте в качестве ассистента. Под руководством Фанка Тренкер быстро всему научился и со временем взял на себя и руководящие функции, когда актер, приглашенный на одну из ролей, нашел здешнюю жизнь для себя трудной. «Гора судьбы» открыла молодому тирольцу дорогу в кинематограф, благодаря которому он стал популярной публичной персоной и оставался таковою до самой своей смерти в 1990-м, 97 лет от роду.

Когда тем летом 1924 года Лени Рифеншталь представилась Луису Тренкеру на презентации фильма в гостинице на озере Каро, вся ее нервозность мигом улетучилась прочь. Она так и заявила Тренкеру: хочу с вами работать, так замолвите за меня слово перед д-ром Фанком! Тренкер только рассмеялся: не много ли самомнения у этой дамочки? Да, она привлекательна, этого у нее не отнимешь, но ведь она — городская барышня, да еще хромает! Суть отповеди, которую он обрушил на нее, сводилась к следующему: ей следует отправляться восвояси и выкинуть дурь из головы. Горы — это не для женщин, и уж тем более — таких, как она. Раздраженная Лени прямо заявила своему собеседнику, что способна воплотить все, что задумала, — он может в этом не сомневаться. Пусть она пока не умеет лазить по горам, так научится! Он еще увидит это.

В своем интервью для телефильма «Прекрасная и ужасная жизнь Лени Рифеншталь», вышедшего в 1993 году, Тренкер, рассказывая о той первой встрече, уверял, будто поведал Фанку об удивительной многообещающей артистке, которая хочет воссиять в его следующей картине. Сама же Лени вспоминала, как она, узнав о том, что д-р Фанк в Берлине, позвонила ему и предложила встретиться для разговора о его новом проекте. Знает ли он кондитерскую Румпельмайера на Курфюрстендам[8]? Прекрасно! Она придет туда к нему на встречу.

Когда она явилась, народу в кафе было полно, но ее глаз мигом выхватил довольно скромного с виду коренастого мужчину с редеющей шевелюрой. Находившийся на середине своего четвертого десятка Фанк был всего только на пару лет старше Тренкера, но нашей героине он показался зрелым, умудренным мужем. Она мягко опустилась в пустое кресло напротив него, представилась и, как потом вспоминала, с места в карьер с колотящимся сердцем принялась рассказывать ему в своем неподражаемом стиле — на одном дыхании, — сколько красоты открыл ей доктор своей картиной, какою она показалась ей свежей и как невозможно отделаться от ее воздействия.

«Я все говорила и говорила, а д-р Фанк сидел в молчании, держа свою чашку».

Невозможно сейчас сказать, какое впечатление произвел на него кипучий энтузиазм Лени. Он едва ли проронил хоть слово в продолжении всего ее длительного монолога, спросил только, чем она зарабатывает на жизнь. Было ясно, что он мало интересуется театром, а о ней как о танцовщице и слыхом не слыхивал. Лени обещала прислать ему свои снимки и газетные вырезки.

И на том все кончилось. Она вышла из кафе на Курфюрстендам с чувством, будто ей подрезали крылья. То, ради чего она приходила, осталось нерешенным — она даже не успела поведать Фанку о своем неистребимом желании играть в его следующей постановке. Словно некая гигантская рука дотянулась до нее, стоявшей у райских врат, и швырнула обратно на грешную землю, ставшую такой тусклой и пустой… Да и вообще, была ли у нее эта встреча с д-ром Фанком? Он не вымолвил ей ни слова утешения — и все же, все же…