Геннадий Красухин - Путеводитель по судьбе: От Малого до Большого Гнездниковского переулка Страница 9

– И как будто не было публикации в «Комсомолке», – вспоминал Иосиф Григорьевич обсуждение сценария в министерстве. – Я цитировал отклики читателей: никакой реакции! Требовали переделать сцены, убрать одних персонажей, переписать реплики других. Если б не Кулиджанов, который, очевидно, уже тогда имел какие-то связи, чтобы заставить коллегию министерства одобрить сценарий к постановке, фильма не было бы!

В то время, когда мы с Ольшанским беседовали, Кулиджанов возглавлял управление художественной кинематографии Госкино. Ему подчинялась наша сценарная коллегия. Возможно, поэтому Ольшанский и появился у меня: откуда бы он узнал о моём отношении к его сценарию? Наверняка нити здесь тянулись к Скрипицыну, в данном случае решившему предотвратить не нужный ему конфликт между мной, которого, как он считал, патронирует Дымшиц, и Ольшанским, протеже Кулиджанова.

И я сдался. Ольшанский меня обаял. Я написал трафаретное заключение и не выступал с критикой сценария на обсуждении.

На днях литературы в Новосибирской области в конце семидесятых годов познакомился я с писателем Ильёй Михайловичем Лавровым, добродушным, сильно пьющим человеком лет шестидесяти. Оказалось, что у себя в Новосибирске он считается чуть ли не классиком. В серии «писатели Сибири» о нём вышла восторженная книжка влиятельного новосибирского критика, заместителя главного редактора журнала «Сибирские огни» Н. Н. Яновского. А уж статей о его творчестве (а писал он не только прозу, но и драматургию: перешёл в писатели из актёров) не перечесть! Лавров показывал мне библиографию.

«Встреча с чудом» была объявлена лучшей его повестью. Можете представить себе, какую художественную ценность представляли собой другие его вещи! А мне и представлять этого не надо: я читал, точнее, проглядывал книгу прозы, которую подарил мне Илья Лавров.

Писал ли он сценарий фильма вместе с Ольшанским? На одном из сайтов Интернета указаны два сценариста фильма «Дорога к морю» – Лавров и Ольшанский. А мне помнилось, что, когда я читал сценарий, автор у него был один. Ошибка памяти? Но на двух других сайтах: «по повести Ильи Лаврова «Встреча с чудом»»; «автор сценария Иосиф Ольшанский».

Хорошим ли получился фильм, который сняла Ирина Поплавская? По-моему, нет. Хотя актёрские работы там хороши. И не удивительно: Алексей Грибов, Георгий Вицин, Ростислав Плятт, Савелий Крамаров, Олег Табаков, Людмила Крылова, Екатерина Савинова, Борис Новиков – целая россыпь звёзд!

Этим и берут сейчас старые фильмы – актёрским составом. Кстати, как и спектакли, сохранившиеся в видеозаписи.

В большинстве из них сюжеты высосаны из пальца. Несоответствие киношных реалий тогдашним реалиям (тем, во всяком случае, которые я видел собственными глазами) разительно.

Но актёры умели вживаться в любой эпизод, отчего оживал и он, пусть даже совершенно немыслимый в обычной жизни.

Увы, это умение нынче почти утрачено. Утомительные сериалы, наспех снятые сиквелы вполне обходятся без актёрского мастерства. Хорошо, конечно, если оно есть. Так, к примеру, в сериале по роману Солженицына «В круге первом» превосходно сыграли Инна Чурикова и Андрей Смирнов, неплохо – Евгений Миронов, можно отметить Романа Мадянова в роли Абакумова. Ну а другие? Другие хорошей игрой не запомнились. Нынче актёры – куклы-марионетки режиссёров. Существуют лишь для озвучивания текста и относительного правдоподобия внешнего жеста. Именно – относительного. И – правдоподобия, а не правды. Посмотрите внимательно любой блокбастер. Любовная сцена. Не постельная, а просто любовная. Двое любят друг друга. Им хорошо друг с другом. Они разговаривают, шутят, смеются…

«Ведь сколько же раз я говорил вам, что основная ваша ошибка заключается в том, что вы недооцениваете значение человеческих глаз. Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза – никогда! Вам задают внезапный вопрос, вы даже не вздрагиваете, в одну секунду вы овладеваете собой (…) но, увы, встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и всё кончено».

Это, как вы, несомненно, догадались, цитата из Булгакова, из «Мастера и Маргариты».

Так вот. Смотрите, смотрите на влюблённых! Им хорошо друг с другом. Они разговаривают, шутят, смеются. А их глаза? И глаза у них тоже смеются. Но как-то мгновенно становятся серьёзными и как бы безразличными к тому, что они должны были бы выразить. И эта их серьёзность, это безразличие выдают, что не выражали они главной приметы влюблённых, – радости от общения друг с другом. А не выражали, потому что большинство теперешних актёров не умеют жить в своей роли.

«Это не для самооправданья», – как написал однажды в чудесном стихотворении Давид Самойлов. Оправдываться не собираюсь. После сценария Ольшанского на моём столе оказывалось немало других, быть может, и гораздо худших. Я втянулся в написание редакционных заключений. И писал их лихо, так что Скрипицын только одобрительно покрякивал, почитывая.

Я был как гоголевский Хлестаков. Помните? «.Этакая крыса, пером только – тр, тр. пошёл писать». Конечно, не желая того, он говорит это именно о себе и таких, как он. Ведь он так и начинает своё жизнеописание в доме Городничего: «Вы, может быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге». (Разрядка в цитате, как вы понимаете, моя.)

Вот и я на пишущей машинке – только «тр, тр», – и безликое заключение готово. С начальником отделения я на дружеской ноге не был. (Как, впрочем, и Хлестаков, который тут привирает.) Но он был мною доволен. Столоначальник – тоже. А уж я-то (подражая гоголевскому стилю), я-то как был доволен этим своим местом!

Я пришёл в Комитет за несколько месяцев до открытия первого Московского международного кинофестиваля, который тогда был в диковинку, как перед этим Всемирный фестиваль молодёжи в 1957-м году, Международный конкурс имени Чайковского в 58-м или американская выставка в Сокольниках в 59-м. Попасть на подобные мероприятия было заветной мечтой москвичей. На конкурсные и внеконкурсные просмотры фильмов билеты распределялись в основном по предприятиям. В свободной продаже их почти не было или они быстро заканчивались. А для нас, работников Госкино, броня была в любом кинотеатре. Подходишь к окошечку администратора, извиняешься перед стоящей к нему очередью, суёшь в окошечко своё удостоверение и покупаешь два билета на очень неплохие места. Показы обычно составлялись хитро – в один сеанс втюхивали два фильма: какую-нибудь слезливую румынскую мелодраму, или утомительную музыкальную картину из Индии, или египетскую – с неправдоподобной даже для дошкольника героикой войны, а в конце показывали фильм, ради которого зрители проглатывали бездарную муть первого, – французский, итальянский, английский, испанский, шведский, американский. Пресса писала об удивительной доброжелательности московской публики. Я назвал бы это не доброжелательностью, а въевшейся в сознание народа привычкой получать малосъедобный продукт в довесок к съедобному. Привычка укоренилась, сделалась правилом, против которого роптать не полагалось. Да и не роптали – давно смирились!