Аляксандр Тамковіч - Неафіцыйна аб афіцыйных Страница 9

Во время дипслужбы в Киеве мне удалось получить доступ к его «делу». Беспорядочные, смехотворные, совершенно необоснованные обвинения.

Жизнь в Харькове была тяжелой и безрадостной. Не в экономическом плане, потому что родители зарабатывали довольно неплохо (по харьковским меркам), а в смысле атмосферы, в которой мы жили. В этом плане 50-60-е годы были весьма суровыми. Прежде всего, в национальных подходах. Так называемый советский интернационализм, по сути, представлял собой большевистскую русификацию. И был направлен в Харькове, прежде всего, на полное уничтожение любых проявлений украинской культуры, а украинский язык преподносился, как язык малограмотных людей. К сожалению, с подобным подходом мы порой сталкиваемся и в наше время, правда, сейчас уже не в Украине.

Разумеется, жертвами такого подхода являлись и евреи, потому что какое-либо проявление еврейского национального самосознания было еще более недопустимым, чем возрождение чего-то украинского.

В Харькове я прожил до 25-ти лет. Именно там закончил университет. Поначалу решил стать специалистом по математической лингвистике. И структурной, и прикладной. Потом захотелось стать специалистом по математической психологии. Начал интересоваться этой сферой и даже опубликовал, будучи студентом, несколько десятков работ.

— Как говорят молодые, это круто.

— У нас был руководитель, который очень любил публикации. В мою группу входило 6-7 человек. Любое наше исследование публиковалось за подписями всех членов группы. Таким образом, получалось, что у каждого было очень много всяких печатных работ. Когда я защищал диплом, то не делал это классическим образом — не писал текст. В дипломную папку положил более двух десятков своих публикаций.

Но, несмотря на это, продолжать занятия наукой не смог из-за антисемитизма, вылившегося в банальное отсутствие для меня в университете квоты. Хотя было хорошо, известно, что вакансии есть, но для меня ее почему-то не нашлось. Хорошо помню: завкафедрой Григорий Иванович Середа (красавец, художник), когда я пришел и рассказал об этом, рисовал яблоко. Послушав меня, он возмутился: не может быть. И побежал к начальству. Через несколько минут вернулся, молча на меня посмотрел и, ничего не сказав, стал накладывать тени на яблоко, ибо сказать ему было нечего.

После этого я работал на разных, совершенно случайных, работах. Был транспортным рабочим.

— Грузчиком что ли?

— Можно сказать и так. С водителем «полуторки» мы приезжали на какую-то базу, что-то грузили, перевозили в другое место. Очень полезная для здоровья работа. Особенно зимой.

Как и следующая – почтальон.

Неофициально продолжал в университете научные исследования. Даже немного публиковался.

Потом мне повезло. Познакомился с харьковской группой будущих репатриантов, которая в 1970 году первой подала документы на выезд. Стало понятно, что именно это и мой путь — своеобразная реакция на притеснение всего национального. Возможность была эфемерной, мало, кто мне верил. Например, мать по этому поводу расплакалась и сказала, что слишком долго и тяжело носила передачи в тюрьму моему дедушке. На меня ей просто может не хватить сил. Такое у многих тогда было восприятие. Дескать, это не путь в Израиль, а путь в тюрьму.

Тем не менее, мне повезло. После года отказов и без тюремных заключений (обыски и краткосрочные задержания не в счет) в 1971-ом году удалось репатриироваться в Израиль. Спустя 37-м лет понимаю, что это было самым важным решением моей жизни.

В Израиле я попытался продолжить научные исследования. Но там математическая психология, которой я занимался, очень далеко ушла вперед. В СССР уже не называли кибернетику «продажной девкой империализма», но последствия этого чувствовались.

Когда в Израиле подал свой реферат, чтобы стать доктором наук, мне сказали: предложение очень интересное, но вы опоздали на 10-11 лет.

Затем предложили поработать на израильском радио, и я стал журналистом.

— Получается, что мы — коллеги?

— В некотором смысле – да. Я работал там, где готовили передачи на Советский Союз. Когда в 1992-ом уходил с радио, то был уже главным редактором, отвечал за все вещание на СССР. Что интересно, отвечал не только за передачи на русском языке, который знаю, но и за то, что шло на грузинском, бухарском и даже на тацском, о котором вообще не имел никакого понятия. Впрочем, пикантность здесь весьма относительна: обсуждалось содержание передач, а то, как они передавались, к сожалению, непосредственно проверить не мог.

Параллельно много печатался в газетах, вел выпуски новостей на русском телевидении.

После распада Советского Союза появилась необходимость устанавливать дипломатические связи с еще энным количеством стран. Если я не ошибаюсь, в восьми столицах бывших союзных республик Израиль открыл свои посольства. В МИД специалистов по этой части земного шара не хватало. Поэтому был объявлен свободный конкурс. А я, после падения «железного занавеса», не раз ездил в СССР с лекциями, встречался с еврейскими общинами. Новое дело показалось очень увлекательным. Понимал менталитет «советских» евреев. Но понимал его уже с точки зрения коренного израильтянина. Конкурс выиграл и попал в небольшую группу, которую пригласили на работу в израильское Министерство иностранных дел. Потом была Украина, где я стал помощником посла и вместе с послом Цви Магеном открывал в Киеве первое израильское посольство.

Так стал кадровым дипломатом. После Украины полгода работал в Беларуси. Затем в России, опять в Украине и четыре года назад получил назначение посла в Беларуси.

— Но Вы ведь живете не только работой. Может, есть какое-то хобби?

— Иногда я говорю, что для меня хобби – работа посла, а настоящее призвание – литературный перевод. Еще в Израиле подготовил и издал несколько сборников израильской прозы на русском языке. Сделал это, потому что мне показалось: израильская проза очень-очень мало известна в мире. Точнее, была тогда. Сейчас стала более известной. Но, прежде всего, для англоязычных читателей.

Кроме того, меня подвигло к этому делу еще и низкое качество переводов, которые появились в семидесятые годы прошлого века. Сейчас уже уровень совсем другой. Появилась целая плеяда переводчиков. И выросших в Израиле, и очень опытных, приехавших из СНГ. Тогда было мало. Я стал одним из первых. В основном, переводил с иврита (или английского) на русский.

Сейчас в Беларуси сделал первый опыт литературного перевода на иврит. Два рассказа Василя Быкова. Один уже опубликован, второй пока нет, но это, как говорится, дело времени.