Джордан Белфорт - Волк с Уолл-стрит Страница 91

Бог ты мой! Не успел я уйти из компании, а он уже бесчинствует! Покосившись на Джорджа, я отметил, что он несильно удивлен. Голова его была наклонена набок, а на лице читалось: «Интересно, и как вся эта чушь связана с акциями?»

— Итак, исследование показало, — продолжал тем временем Дэнни; на нем был серый в полоску костюм, на носу красовались фальшивые очки в стиле янки, — что десять процентов всего мужского населения — это законченные педики!

Тут он сделал паузу, чтобы оценить произведенный эффект.

Жди еще одного судебного иска! Я посмотрел вокруг… и увидел множество смущенных взглядов, словно все пытались понять, что хотел сказать Дэнни. То тут, то там раздавались одиночные смешки, но общим хохотом и не пахло.

Судя по всему, Дэнни остался недоволен ответной реакцией публики — вернее, ее отсутствием, — поэтому решил углубиться в тему:

— Повторяю, — продолжил человек, которого Комиссия сочла меньшим из двух зол, — исследование показало, что десять процентов всего мужского населения трахаются в задницу! Это огромное количество! Огромное! Они сосут члены друг у друга! Они…

Тут Дэнни пришлось остановиться, потому что в клиентском зале началось что-то невообразимое — стрэттонцы принялись улюлюкать, ржать, неистово аплодировать и свистеть. Половина сотрудников повскакала с мест, многие хлопали друг друга по ладоням. Однако в передней части зала, там, где сидели консультанты и люди из отдела продаж, не встал ни один человек. Я видел лишь скопление склоненных друг к другу женских головок с длинными светлыми волосами. Молодые ассистентки шептались между собой, в явном изумлении качая головами.

И тут Джордж смущенно вымолвил:

— Что-то я не совсем понимаю. Какое отношение все это имеет к фондовой бирже? Зачем он говорит о геях?

— Это сложно объяснить, Джордж, — пожал я плечами, — впрочем, мне кажется, единственное объяснение — он пытается создать образ общего врага. Что-то похожее делал Гитлер в тридцатых годах.

Я вдруг подумал, что лишь по чистой случайности Дэнни на этот раз выступал с пламенными обвинениями в адрес геев, а не чернокожих. Это заставило меня поспешно прибавить:

— Ты вовсе не обязан выслушивать всю эту ерунду. Возвращайся к концу дня, скажем, к половине пятого, договорились?

Джордж кивнул и ушел, еще более встревоженный, чем прежде.

Я стоял, глядя на всеобщий утренний разгул, и не мог не думать о том, почему Дэнни всегда приплетал на своих утренних летучках тему секса. Очевидно, он пытался сорвать дешевые аплодисменты, но это можно было сделать иными способами, не мешая скрытой основной идее, которая заключалась в том, что «Стрэттон-Окмонт», несмотря ни на что, является законной брокерской фирмой, стремящейся заработать денег для своих клиентов, и если этого почему-то не происходило, то этому могла быть одна-единственная причина — злой сговор дельцов, заполонивших, подобно саранче, все рынки. Они играли на понижение и распространяли гнусные слухи о «Стрэттон-Окмонт» и о любой другой честной брокерской фирме, стоявшей у них на пути.

Разумеется, в этот подтекст была заложена уверенность в том, что в один прекрасный день в не столь уж далеком будущем честность и профессионализм этих компаний будут оценены по достоинству, справедливость восторжествует, акции хлынут к ним бурным потоком и мы возродимся, подобно фениксу из пепла. Вот тогда-то все клиенты «Стрэттон» и сделают себе состояния!

Я много раз объяснял Дэнни всю важность этой мотивации, потому что в глубине души каждого человека (за исключением горстки социопатов) живет подсознательное желание совершать правильные поступки. Именно поэтому на каждой летучке в головы стрэттонцев на подсознательном уровне должна вбиваться эта идея — когда они улыбаются, названивают клиентам и настырно добиваются своего, они не просто потворствуют своему гедонистическому желанию быть богатыми и завоевать признание себе подобных, но также подсознательному желанию совершать правильные поступки.

Тут Дэнни поднял руки в успокаивающем жесте, и зал стал понемногу затихать.

— А теперь самая интересная, — произнес он, — я бы даже сказал, самая тревожная часть. Судите сами, если десять процентов всех мужчин — скрытые гомосексуалисты, значит, среди тысячи мужиков, сидящих в этом зале, затесалась сотня голубых, которые так и норовят трахнуть нас в задницу, как только мы повернемся к ним спиной.

И сразу все головы стали с подозрением поворачиваться по сторонам. Даже блондинки в передней части зала стали оглядываться, бросая подозрительные взгляды из-под сильно накрашенных ресниц. В зале поднялся ропот. Слов я разобрать не мог, но общий смысл был ясен: «Найти их и линчевать!»

С замиранием сердца я смотрел, как тысяча затылков клонились то в одну, то в другую сторону, по залу перелетали сотни подозрительных взглядов; в разные стороны тянулись молодые загорелые руки с указующими перстами. Потом один за другим стали раздаваться крики:

— Тескович — типичный гомосек!

— О’Райли тоже педик! Покажись, О’Райли!

— А как насчет Ирва и Скотта? — разом воскликнули два голоса.

Уже через минуту тыканья пальцами друг в друга и выкрикивания обвинений (в случае Ирва и Скотта не таких уж необоснованных) в зале не осталось ни одного человека вне подозрений. Дэнни еще раз воздел руки, прося тишины.

— Послушайте, — укоризненно проговорил он, — мне известно, кто есть кто, и у нас есть два способа к этому отнестись — мягко или сурово. А теперь слушайте: все знают, что Скотт трахается с Ирвом, но ведь Скотт не потерял из-за этого работу, так?

Откуда-то из зала донесся обиженный голос Скотта:

— Я не трахался с Ирвом! Это просто…

— Хватит, Скотт! Прекрати! — рявкнул Дэнни в мегафон. — Чем больше ты отрицаешь это, тем более виноватым кажешься. Так что перестань! Мне жаль твою жену и детей, ты так их опозорил. — Дэнни с отвращением покачал головой и отвернулся от Скотта.

— И все же, — добавил новый руководитель «Стрэттон», — этот гнусный акт есть скорее проявление власти, нежели сексуальных предпочтений. Теперь, когда я продемонстрировал вам свою толерантность, неужели среди вас не найдется таких, у кого хватит храбрости и, раз уж на то пошло, порядочности, чтобы встать и признаться?

Из рядов поднялся молодой стрэттонец с безвольным подбородком и явным недостатком мозгов.

— Я гей и горжусь этим, — громко сказал он.

И тут зал взорвался. Через считаные секунды в сторону недальновидного храбреца по опасной траектории полетели разные предметы, потом раздался свист, неодобрительный гул и крики: