Вячеслав Козляков - Герои Смуты Страница 91

Во второй половине 1630-х годов, после ряда семейных испытаний (смерти первой жены и детей), князь Дмитрий Михайлович женился второй раз — на княжне Федоре Андреевне Голицыной. Он держал в своих руках управление большим хозяйством в разных уездах, был занят строительством и расширением московского двора на Сретенке. Известны многие его вклады в монастыри: например, он принял участие в украшении построенного в 1636 году в Москве на Красной площади Казанского собора (распространено мнение, что князь Дмитрий Пожарский был его заказчиком и строил собор «на свои средства»)[560]. Внешне его жизнь ничем не отличалась от жизни любого другого знатного боярина. Но так продолжалось совсем недолго.

В начале 1640-х годов перешагнувший шестидесятилетний рубеж князь составил свое завещание. Видимо, он уже тогда предчувствовал близкую кончину. Из этого источника, совсем недавно найденного в архиве, можно узнать, что, достигнув всего, о чем многие его современники могли только мечтать, князь остался самим собою. Проще говоря, честным человеком, который не кичился своим геройством, думал о том, где его «тело мерзское» погребут, стремился в силу долга и обязанности достойно завершить свою жизнь. За обычными формулами духовной, за распоряжениями об имуществе и поминаниях души приоткрываются редкие личные качества князя, его любовь к семье — жене и детям, внукам, зятьям и племянникам. Вполне отвечают принципам, с которыми жил князь Дмитрий Пожарский, его последние распоряжения не устраивать поминаний доходами из кабацких денег, а также оговоренные им условия отпуска людей на волю. Трогательно вспоминает князь Дмитрий Михайлович остающуюся без него «бедную свою горькую жену» и поручает ее заботам младшего сына Ивана. Похоронить себя князь Дмитрий Михайлович просил рядом с умершим сыном Федором: «у Всемилостиваго Спаса в Суздале, в головах у света моево у князя Федора Дмитриевича»[561]. Портрет главного героя Смуты, который раньше можно было представить только исходя из косвенных свидетельств источников, в этом поразительном личном документе явлен с безоговорочной убедительностью.

Завершил свой земной путь князь Дмитрий Михайлович Пожарский 20 апреля 1642 года.

Усыпальница князей Пожарских и Хованских в Спасоевфимьевском монастыре просуществовала до 1765—1766 годов, когда по приказу архимандрита Ефрема была разобрана «за ветхостью», а плиты с захоронений были употреблены на ремонт монастырских стен и построек. Первые раскопки усыпальницы князей Пожарских провел археолог Алексей Сергеевич Уваров в 1851 году. Ему удалось точно установить место погребения князя Дмитрия Михайловича. После этого была организована добровольная подписка по сбору средств на установку памятника и конкурс проектов. 2 июня 1885 года над усыпальницей князей Пожарских была открыта часовня-мавзолей (ее постройка растянулась почти на четверть века). В 1933 году мавзолей Пожарского был разобран, итальянский мрамор, из которого он был выстроен, отправили в Москву для так и не начавшегося строительства Дома Советов. В 1963 и 1974 годах над могилой князя Дмитрия Михайловича появились новые памятники. Первый, весьма скромный памятник был установлен Владимирским музеем и реставрационными мастерскими по проекту архитектора О. Г. Гусевой, а второй, более масштабный, установлен по правительственному постановлению к 950-летию первого летописного упоминания Суздаля (скульптор Н. А. Щербаков, архитектор И. А. Гунст). 4 ноября 2009 года был торжественно открыт мавзолей князя Пожарского, практически полностью повторяющий проект памятника конца XIX века. Работы по возобновлению мавзолея в Суздале дали возможность сотрудникам Института археологии Российской академии наук провести новые раскопки усыпальницы князей Пожарских и Хованских[562].

Год 7121-й.

ВЫБОРЫ ЦАРЯ

ЛЮДИ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ

ИВАН СУСАНИН

Говорить о «героях Смуты» и не вспомнить имя Ивана Сусанина невозможно, хотя история костромского крестьянина после включения ее в многочисленные литературные памятники Нового времени и в оперу Михаила Ивановича Глинки «Жизнь за царя» приобрела не совсем серьезный оттенок. На какое-то время в культуре и историческом сознании советского времени фигура Сусанина «вытеснила» всю историю с царским избранием, сделав ее не такой существенной, как подвиг национального героя, проявившего храбрость в борьбе с врагами. По этой причине упоминать имя Ивана Сусанина приходится с оговорками: он давно уже часть устойчивой культурной мифологии, сложившейся еще на рубеже XVIII—XIX веков. Оперный герой, существующий в обычном сознании на уровне исторического анекдота[563].

Нынешние читатели зачастую даже не подозревают, что современникам, за исключением небольшой костромской округи, имя Сусанина было неведомо. Костромского крестьянина, отдавшего «жизнь за царя», вспомнили впервые лишь в 1619 году, когда царская семья во главе с царем Михаилом Федоровичем смогла выехать из Москвы на богомолье в отдаленные земли Русского государства. Приговоренный историей к известности мужественный человек, сопротивлявшийся врагу («полякам», «казакам»?), каких было сотни и тысячи по всей стране в Смутное время, со временем стал символом этой борьбы. Однако не сохранилось ни одного слова, записанного им, и даже о его происхождении нет никаких свидетельств. Историков смущает прозвище Сусанин, совсем необычно идущее от женского имени. Означает ли это, что он воспитывался без отца? Споры идут и о месте его гибели, о дальнейшей судьбе его потомков. Сам же Сусанин просто превратился в миф.

Попробуем еще раз обратиться к главному вопросу, волнующему как историков, так и «любителей истории»: «был ли Сусанин?» То, что такой вопрос вполне уместен, показала ожесточенная полемика между историками Николаем Ивановичем Костомаровым и Сергеем Михайловичем Соловьевым, состоявшаяся в середине XIX века. Именно тогда два уважаемых историка вступили в научный диспут о том, можно ли считать Ивана Сусанина героем, повлиявшим на судьбу государства. Позднее к этому спору подключилось немало новых участников[564]. Скептики сомневались в том, откуда в Костромской земле, далеко отстоявшей от западных рубежей Московского государства, оказались поляки и почему они уверенно искали именно Михаила Романова. Дополнительным основанием для сомнений является то, что в обельной грамоте 1619 года, освобождавшей от податей потомков Ивана Сусанина, за давностью лет не были раскрыты подробности его подвига.