Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских Страница 91

мой предшественник, лейтенант Лупов, по недоразумению попав на подводную лодку, особенно не утруждал себя. Бойцы хоть и не называли его по имени и демонстративно не тыкали, как Максу, но в остальном положение их было схожим. Прослужив командиром торпедной группы чуть больше года, Лупов, имея связи в управлении кадров флота, благополучно перевёлся на береговую должность и постарался, как страшный сон, забыть всё, что было связано с подводной лодкой. И всё было бы ничего, если б не одно «но». За время такого «руководства» подчинённые успели привыкнуть к нетребовательности своего начальника, к его вечно расслабленному состоянию, наплевательскому отношению ко всему и вся, и такое положение дел их вполне устраивало.

Именно поэтому в представлении годков и дембелей, являющих собой вторую, хотя и не официальную, но вполне реальную власть на корабле, молодой лейтенант, прослуживший без году неделю, не должен был делать резких движений, качать права и всё такое. По их мнению, такому пока ещё полуофицеру следует молчаливо принять неписаные правила жизни замкнутого коллектива, заведённый иерархами седьмого отсека порядок, сложившийся задолго до его появления на корабле. Одним словом, мне отводилась незавидная роль статиста, согласно которой я должен был со стороны наблюдать, как шайка забуревших годков на каждом шагу нарушает корабельный распорядок, как шпыняет и терроризирует беспомощных карасей, и молить Бога, чтобы мне самому при случае не досталось.

В этой обстановке неприкрытой враждебности, когда круглосуточно и непрерывно каждый твой шаг под прицелом десятков внимательных глаз, когда любой промах тут же тщательно анализируется, приходится постоянно быть начеку. Но этого мало. Так как моей целью являлось не просто соблюсти паритет по принципу «моя хата с краю», а взять под контроль это отбившееся от рук стадо, необходимо было настроиться на жёсткую и непримиримую борьбу.

Не будучи профессиональным психологом, я подсознательно почувствовал, как правильно себя вести. Я понимал, что в сложившейся ситуации любая оплошность или незнание чего-либо по специальности или устройству корабля рано или поздно будут мне глумливо предъявлены, а любое нарушение, допущенное лично мной сознательно или нет, однозначно будет воспринято бойцами как сигнал: можете нарушать сами. Чтобы не дать недругам ни единого повода для торжества, пришлось загодя лишить их любого шанса ткнуть меня при случае носом. Для этого необходимо было во всём стать лучше их, ибо лишь тот имеет право требовать по полной программе, кто сам соответствует тому, что собирается требовать.

Как следует из практики, обширные знания, приобретённые лейтенантом за пять лет обучения в военно-морском училище, на флоте могут пригодиться только в двух случаях: первый — когда возникает необходимость провести политзанятие, второй — когда, изогнув интегралом кусок проволоки, приходится выковыривать из шхер куски ветоши и прочей дряни. Настоящие знания, которые действительно необходимы и с которыми офицеру приходится нести нелёгкую морскую службу, приобретаются непосредственно на корабле. Откровенно скажу, что приобрести их мне оказалось не так-то сложно: командир позаботился и в меру сил помог. Он запретил мне сход на берег до тех пор, пока не сдам ему лично все зачёты по устройству подводной лодки. А так как мы находились в заводе, то одного месяца, который я безвылазно провёл в прочном корпусе, вполне хватило, чтобы собственными руками прощупать её всю буквально до винтика и на пузе пролезть туда, куда, возможно, с самой постройки не ступала нога человека.

За это время времени я достал механика просьбами рассказать и показать, что и как устроено. Я выучил наизусть все инструкции, все правила, все статьи корабельного устава и все технические руководства, которые должны были знать я и мои подчинённые. В итоге мне удалось основательно освоить все матросские специальности на корабле. Я собственноручно мог запустить дизеля и заменить любого моториста, самостоятельно откачать воду из отсеков и выполнить любые действия трюмного машиниста, произвести необходимые электрические переключения и замеры, а при необходимости в одиночку погрузиться и всплыть и вообще — действовать за весь экипаж.

Таким образом, я стал лучшим мотористом, лучшим трюмным, лучшим электриком и, естественно, лучшим торпедистом. Понятно, что, совершив этот «подвиг», я и чувствовать себя стал гораздо увереннее. Откровенно сказать, ничего сверхъестественного в подобных успехах нет, любой нормальный корабельный офицер в течение года все эти науки без труда осваивает. У меня же просто сроки были жёстче, пришлось попотеть и в них уложиться. Но самое главное — обвинения в некомпетентности мне теперь не грозили. К тому времени я имел уже определённый заработанный кровью и потом авторитет. Монотонная ежедневная работа по отвоёвыванию жизненного пространства принесла свои плоды. Кто-то из годков стал меня побаиваться, кто-то был мне обязан, кто-то попросту предпочитал не связываться, решив, очевидно, отложить выяснение отношений на потом. Таким образом, морально подготовив себя к окончательному захвату власти, я ждал лишь повода, чтобы схлестнуться в схватке с этой забуревшей шайкой и наконец-то показать всем, кто в доме хозяин. Ждать пришлось недолго, случай представился месяца через полтора, когда подводная лодка уже вышла из ремонта.

За очередное прегрешение — бойцы в самоволке нажрались и попались в городе патрулю, а перед этим ещё и двое карасей, получив от годков по морде, подались в бега — комбриг объявил нам оргпериод и сослал, как это практикуется, в море на якорь. Логика здесь простая: не можете на берегу удержать в узде своё стадо, воспитывайте его вдали от берега, когда ничего не мешает и не отвлекает. Боритесь там хоть круглосуточно с пьянством, дедовщиной и прочими безобразиями. В свободное же время крепите воинскую дисциплину, изучайте инструкции, скоблите и драйте подводную лодку и таким образом повышайте ее боеготовность.

Делать нечего, приказ есть приказ, загрузились со всем скарбом на лодку, проверили, что никого не забыли, смотали швартовы и потихоньку отчалили. Кое-как растолкав льдины, отошли задним ходом от пирса и привязались к бочке метрах в трёхстах от берега.

С самого начала дело пошло не совсем гладко. Когда швартовались к бочке, боцман, чтобы принять конец, ловко на неё запрыгнул, но поскользнулся на обледенелом железе и, выписывая конвульсивные пируэты, пытаясь задержаться, упал в ледяную воду. Сразу тонуть он не стал, так как был в полной зимней экипировке: в непромокаемых дутых штанах, кожаной куртке-канадке, шапке-ушанке и в прорезиненных валенках. Быстро промокнуть, критически отяжелеть и пойти ко дну в таком одеянии не так-то просто. Боцмана подстерегала другая опасность: в узкой щели между бочкой и массивным корпусом подводной лодки, по инерции продолжавшей двигаться, его неминуемо должно было раздавить. Видя такое дело, боцман изо всех сил заколотил