Павел Зырянов - Адмирал Колчак, верховный правитель России Страница 95

«…Засвистели дудки, оркестр заиграл, караул звякнул ружьями; точно летя по поверхности волн, синий адмиральский „Буревестник“… сделав изящный изгиб, остановился у броненосца. На трапе показалась фигура А. В. Колчака, нервная, сухая, слегка согнутая вперёд. В газетах уже появилось много статей о „стальном адмирале“, и – я доподлинно это знаю – А. В. Колчак искренне негодовал на „вздорные россказни“ (он при мне стучал по газете и грозил „написать в штаб, чтобы этого больше не разрешали“); поневоле ограничусь самым малым. К тому же трудно передать словами то впечатление сосредоточенной мощи и спокойного упорства, которыми неотразимо веет от облика нового командующего. Он выглядит старше своих лет, вероятно, вследствие двух глубоких морщин, обрамляющих углы рта. Лицо резко оттеняется синевой коротко выстриженных усов и бороды; глаза смотрят куда-то вдаль, точно прикованные к отдалённой, но неизменной цели; характерный крупный нос создаёт несколько хищное выражение… Как я ни боюсь упрёков в трафаретности, но не могу не сказать, что стремительная повадка адмирала и, в особенности, сразу врезывающийся в память профиль, невольно и неудержимо напоминают мне Суворова: тот тоже был весь из нервов, захваченных железной рукой хладнокровия и отваги; у того, мне представляется, тоже было такое выражение, что, мол, это всё пустяки, а я вот знаю суть дела. Как это соединяется с несомненною скромностью, почти застенчивостью, – я объяснить не умею».

Анна Васильевна от души потешалась над банальностью литературных красот этого очерка, а сравнение с Суворовым ей показалось «глупее глупого». Но особо её огорчило то, что, ограничившись внешним портретом («на птицу Вы, правда, похожи»), автор по существу мало что рассказал о «стальном адмирале».[629]

29 сентября газета «Вечернее время» поместила на своих страницах фотопортрет командующего Черноморским флотом. Анна Васильевна передавала слова своей тётушки, взглянувшей на портрет: «Похож на англичанина этот Колчак, и видно, что красив».[630] (Англичане в то время уже брились, а континентальные европейцы ещё носили усы и бороду.)

Так с двух статей в большой столичной газете, с портрета в петроградской «Вечёрке» к Колчаку пришла всероссийская известность.

Молитесь на ночь, чтобы вамВдруг не проснуться знаменитым, —

мудро писала А. А. Ахматова.[631]

Как-то однажды, ещё до войны, собираясь в заграничное плавание (в Копенгаген), Александр Васильевич спросил Софью Фёдоровну, что ей привезти. В некоторой растерянности (вроде ничего особенно и не надо) она стала перечислять: альбом для фотографий, чтобы на обложке были сцены из морской жизни, черепаховую гребёнку для волос… нет, пожалуй, не надо, лучше сумочку, вышитую бисером, чтобы держать в ней рукоделье, или вообще «что-нибудь небольшое, но забавное».[632]

Александр Васильевич купил большую фарфоровую птицу – не то орёл, не то кречет, в фарфоре эти различия сглаживаются и теряются. Однако у птицы были большие, резко очерченные, выразительные глаза. И странным образом они были похожи на глаза Александра Васильевича. И взгляд у птицы был прямо-таки колчаковский.

Бывая у Софьи Фёдоровны, Анна Васильевна любила смотреть на эту птицу, ловить её взгляд. Ей казалось, что он теплеет, когда встречается с её взглядом.

Анна Васильевна и Софья Фёдоровна скучали по одному и тому же человеку – это их сблизило. Софья Фёдоровна собиралась в Севастополь, но Колчаки были люди небогатые, и у неё не было ничего, в чём она могла бы появиться перед местным обществом как жена командующего. Выходить в чём попало – значило бы компрометировать и себя, и его. Александр Васильевич выслал денег, и теперь Софья Фёдоровна, опираясь на советы Анны Васильевны, делала покупки.[633]

Когда Колчак уезжал, Анна Васильевна не была уверена, что их отношения продолжатся: «Другая жизнь, другие люди. А я знала, что он увлекающийся человек». Но недели через две к ней на дачу (под Гельсингфорсом) явился, в присутствии мужа, громадного роста черноморский матрос и вручил пакет от адмирала.[634] С этого началась их переписка.

Заняв адмиральскую каюту на штабном корабле, Александр Васильевич сразу же повесил на стену портрет Анны Васильевны. Письма к ней он чаще писал, видимо, во время выходов в море, по ночам, когда никто не мешал. С некоторых пор он довольно плохо спал. Устав от бессонницы, он иногда поднимался на палубу, смотрел на звёзды и думал о ней, не зная, что на каком-то безумно далёком светиле пересекаются их взгляды. Потому что она тоже любила писать ему по ночам, когда в доме всё успокаивалось, и тоже, задумавшись, искала глазами знакомые созвездия.

Потом они обнаружили это совпадение. «Мы с Вами не условливались смотреть в одно и то же время на звёзды и думать друг о друге, – писала Анна Васильевна, – это выходит само собой и так ещё гораздо лучше. Вам это не кажется, Александр Васильевич?» (выделено в оригинале).[635]

В нашем распоряжении нет писем Колчака к Тимирёвой за 1916 год. Они были изъяты во время многочисленных её арестов в советское время, и судьба их неизвестна. Но их содержание, вплоть до отдельных фраз, отражается в ответных письмах Анны Васильевны. «…Перечитывая эти дни Ваши прежние письма, – писала она однажды, – я поразилась разнообразием предметов, о которых Вы пишете – от очередных операций до цветов на Вашем столе, от Савонаролы до последних событий в Добрудже и до поклонения звёздам». Ранее она отмечала, что его письма ни на чьи не похожи «ни по содержанию, ни по стилю».[636]

В своих письмах Анна Васильевна тоже писала о многих предметах – о войне, политике, о Балтийском флоте («…Вы точно душу Балтийского моря увезли с собой, и чувствуется громадная пустота, которую некому заполнить…»),[637] об общих знакомых, о своей жизни, своих чувствах и желаниях.

Балтийская осень 1916 года выдалась тёплой и солнечной. Анна Васильевна часто гуляла с Софьей Фёдоровной, а однажды каталась со Славушкой на автомобиле. Славушка стал поразительно похож на отца, и Анна Васильевна давилась от смеха при виде такого миниатюрного Александра Васильевича.[638]

2 октября она сообщала, что Софья Фёдоровна на днях выезжает с сыном в Севастополь. Сама она не раз писала о своих несбыточных мечтах очутиться вдруг «посередине Чёрного моря на „Императрице Марии“ – ненадолго, чтобы Вам не мешать, просто побыть немного с Вами». Однажды Александр Васильевич рассказал ей, что она приснилась ему как привидение, которое стало критиковать его действия по руководству флотом, смеяться над ним и предлагать свои, явно несуразные планы. Анна Васильевна отвечала, что если бы она действительно явилась к нему привидением, то «оно просто смотрело бы на Вас, глупо смеясь от радости видеть знакомое и милое лицо химеры, слышать Ваш голос».[639]