Клод Леви-Стросс - Раса и история Страница 10

Что справедливо в отношении времени, то не менее справедливо и в отношении пространства; но следует выразить это иначе. Успех какой-либо культуры, стремящейся объять всю сложную целокупность изобретений во всех порядках, называемую нами цивилизацией, является функцией от числа и разнообразия культур, с которыми она участвует в выработке - чаще всего, непроизвольно - общей стратегии. Мы говорим: число и разнообразие. Сопоставление Старого и Нового Света накануне того, как произошло открытие, хорошо иллюстрирует эту двоякую необходимость.

Европа в период раннего Возрождения была местом встречи и сплав-ления самых разных влияний: греческой, романской, германской и англосаксонской традиций, арабского и китайского влияний. Доколумбова Америка располагала не меньшими, в количественном отношении, культурными контактами, поскольку две Америки в целом образовывали одну огромную территорию полушария. Но если культуры, оплодотворявшие друг друга на европейской почве, были продуктом прежней дифференциации, происходившей несколько десятков тысячелетий ранее, культуры Америки, заселенной сравнительно недавно, располагали меньшим временем для дивергенции; они представляют более гомогенную картину. Так, хотя нельзя сказать, что на момент открытия Америки культурный уровень Мексики или Перу был ниже, чем в Европе (мы даже видели, что он в определенных отношениях превосходил), те или иные аспекты культуры, возможно, были там не так хорошо вычленены. Наряду с поразительными достижениями доколумбовы цивилизации полны лакун, у них, так сказать, имеются "прорехи". Они также являют зрелище, менее противоречивое, чем это может показаться, сосуществования скороспелых и невыношенных форм. Их организация, недостаточно гибкая, слабо варьирующая, по-видимому, объясняет их крушение от горстки завоевателей. А глубокую причину этого можно отыскать в том факте, что культурная американская "коалиция" была установлена между взаимно менее дифференцированными партнерами, чем это было в Старом Свете.

Итак, нет обществ, кумулятивных внутри себя и благодаря себе. Кумулятивная история не является собственностью определенных рас или культур, выделяющих себя таким образом среди прочих. Она есть результат скорее их поведения, а не их природы. Она выражает определенную форму существования культур - не что иное, как их способ совместного бытия. В этом смысле можно сказать, что кумулятивная история - это историческая форма, характерная для социальных суперорганизмов, образованных группами обществ, тогда как стационарная история - если таковая действительно существует будет маркировать тот уступающий первому образ жизни, что присущ уединенным обществам.

Исключительная неизбежность и единственный изъян, способные поразить человеческую группу и помешать ей полностью реализовать свою природу, - это быть одной.

Итак, нам понятно, что именно сознанию представляется часто неуклюжим и малоудовлетворительным в попытках, которыми обычно довольствуются, узаконить вклад человеческих рас и культур в цивилизацию. Составляют перечень характеристик, тщательно расследуют вопросы происхождения и присуждают приоритеты. И, будучи даже хорошо задуманными, эти пустые попытки обречены на провал в трех отношениях.

Во-первых, никогда нет надежности в приписывании заслуги изобретения той или иной культуре. В течение столетия твердо полагали, что маис был создан американскими индейцами путем скрещивания диких сортов, и мы продолжаем пока это признавать, но с возрастающим сомнением, так как, возможно, маис пришел в Америку (неизвестно как и когда) из Юго-Восточной Азии.

Во-вторых, всегда можно подразделить культурные вклады на две группы. С одной стороны, перед нами отдельные приобретения, важность которых легко оценить, и обычно они имеют также ограниченный характер. Приход табака из Америки является фактом; но при всем том и несмотря на добрые намерения, выказываемые в эту сторону международными институтами, мы не можем всякий раз испытывать великую благодарность к американским индейцам, когда выкуриваем сигарету. Табак - изысканное дополнение к искусству жить, подобно другим, являющимся полезными (например, каучук); мы обязаны им удовольствием и дополнительным удобством, но если бы их не было, корни нашей цивилизации не были бы поколеблены. В случае настоятельной потребности мы смогли бы их открыть или чем-либо заменить.

На противоположном полюсе (и, конечно, с целым рядом промежуточных форм) располагаются вклады, имеющие системный характер, а значит, соответствующие тому особому способу, которым всякое общество предпочитает выражать и удовлетворять пелокупность человеческих устремлений. Самобытность, ничем не заменимый характер этих стилей жизни, или, как говорят англосаксы, patterns11, невозможно отрицать; но поскольку они в такой степени представляют собой выбор, исключающий все прочее, то трудно понять, каким образом одна цивилизация могла бы надеяться воспользоваться стилем жизни другой, разве что отвергнув самоё себя. Действительно, попытки компромисса, как можно заметить, приводят к одному из двух результатов: либо дезорганизация и растворение pattern'а одной из групп; либо своеобразный синтез, но заключающийся в возникновении третьего pattern'a, нередуцируемого к двум другим. Проблема, впрочем, состоит даже не в том, чтобы узнать, может ли какое-либо общество извлечь пользу из стиля жизни своих соседей, а может ли оно и в какой мере понять и даже познать их. Мы видели, что на этот вопрос нет какого-либо категорического ответа.

Наконец, нет вкладов, не имеющих пользователей. Но если существуют конкретные культуры, которые можно расположить во времени и пространстве и о которых говорится, что они "внесли вклад" и продолжают это делать, что же собой представляет "мировая цивилизация" - предполагаемый бенефициарий всех этих вкладов? Она не является какой-то цивилизацией, отличной от всех прочих, обладая тем же коэффициентом реальности. Когда мы говорим о мировой цивилизации, мы не обозначаем какую-либо одну эпоху или человеческую группу: мы используем абстрактное понятие, придавая ему то моральную, то логическую значимость. Моральную - если речь идет о цели, предлагаемой нами существующим обществам; логическую - если имеем в виду сгруппировать под одним словом те общие элементы, что посредством анализа удается извлечь у разных культур. В обоих случаях, не следует скрывать, понятие мировой цивилизации весьма бедно, схематично, и его интеллектуальное и эмоциональное содержание не обладает большой плотностью. Желание оценивать весомость культурных вкладов тысячелетней истории со всем грузом мыслей, страданий, желаний и труда людей, осуществивших их, но при этом соотнеся эти вклады исключительно с эталоном мировой цивилизации, которая является все еще формой с пустым содержанием, означает странным образом обеднить их, лишить собственной сущности, сохранив лишь костяк, освобожденный от плоти.

Мы стремились, напротив, показать, что подлинный вклад культур состоит не в списке частных изобретений, а в тех дифференциальных разрывах, которые имеются между ними. Чувства признательности и смирения, которые могут и должны испытываться каждым членом данной культуры по отношению ко всем остальным, основываются на единственном убеждении, а именно, что все прочие культуры отличны от нашей самым различным образом; и так происходит даже тогда, когда конечная природа этих отличий ускользает от человека или, невзирая на все его попытки, удается уловить ее лишь весьма несовершенно.

С другой стороны, мы рассмотрели представление о мировой цивилизации как некоем предельном понятии или как сокращенный способобозначения сложного процесса. Ибо если наша интерпретация приемлема, нет и не может быть мировой цивилизации в том абсолютном смысле, который часто придается этому термину, поскольку цивилизация подразумевает сосуществование культур, представляющих максимум разнообразия, и она как раз состоит в этом сосуществовании. Мировая цивилизация может быть только коалицией, в мировом масштабе, культур, каждая из которых сохраняет свою самобытность.

10. Двоякое значение прогресса

Не оказываемся ли мы перед странным парадоксом? Беря термины в том значении, какое мы им придали, видим, что всякий культурный прогресс есть функция коалиции культур. Эта коалиция состоит в том, чтобы сделать общим достоянием (осознанно или бессознательно, произвольно или непроизвольно, намеренно или случайно, стремясь к этому или по принуждению) те шансы, что встречаются каждой культуре в ее историческом развитии. Наконец, мы признали, что эта коалиция тем более плодотворна, чем разнообразнее культуры, между которыми она устанавливается. И вот теперь похоже, что мы оказались перед лицом взаимно противоречивых условий. Ибо эта игра сообща, отчего проистекает любой прогресс, должна иметь последствием, раньше или позже, гомогенизацию ресурсов каждого из игроков. И если разнообразие является начальным условием, то следует признать, что шансы на выигрыш становятся тем более слабыми, чем дольше продолжается партия.