Андрей Шарый - Знак W: Вождь краснокожих в книгах и на экране Страница 12

В начале повествования Шеттерхэнду, по всей видимости, не более 25 лет, но он уже успел овладеть всем богатством знаний, накопленных человечеством. Юношей Шеттерхэнд только выглядит, но как ученик ведет себя лишь в самых первых главах романа. Превосходная атлетическая подготовка и огромная физическая сила сочетаются в нем с достоинствами умудренного жизнью мужа. Когда романы о Виннету вышли в свет, Карлу Маю было уже за пятьдесят; вот такого же возраста и должен быть, судя по его отношению к жизни, Шеттерхэнд, если бы он беспрестанно не скакал по прерии, как молоденький. Незадолго до смерти Виннету в разговоре со своим белым братом упоминает, что они знакомы «уже много зим». Трилогия Карла Мая — фактически беспрерывное повествовательное полотно, между отдельными историями в каждом из романов или между романами проходит от силы шесть или восемь месяцев, так что между романтическим началом действия и его трагическим финалом не должно бы миновать больше трех-четырех лет. Однако писатель решает по-другому: его Олд Шеттерхэнд впервые приезжает в Америку в 1863 или 1864 году, а действие третьего тома саги о Виннету разворачивается через десять с лишним лет, в 1874-м.

По части ума и образованности Олд Шеттерхэнд превосходит не только бледнолицых покорителей прерий, их краснокожих обитателей и время от времени забредающих на страницы книг Карла Мая ученых чудаков, но даже самых изысканных дам Дикого Запада. В разговоре с местной интеллектуалкой, жеманной хозяйкой постоялого двора «Вальядолид» из Сан-Франциско доньей Эльвирой охотник демонстрирует поистине энциклопедические знания, без запинки отвечая на «самые сложные вопросы из самых разных отраслей знания»: как далеко от Земли до Луны? из чего делают изюм? что такое пуаль-де-шевр? Чарльз свято верит в силу книг, из которых он почерпнул несметное количество ценной информации о нравах индейцев и обычаях Дикого Запада. Начитанностью Шеттерхэнда Карл Май и объясняет то обстоятельство, что к трудностям жизни в пустынях и прериях тот оказался прекрасно готов в самом начале своего боевого пути. В первой книге трилогии старый охотник Сэм Хокенс лишь формально исполняет при Шеттерхэнде обязанности наставника, и только иногда его советы оказываются действительно полезными. Литературная задача этого и других опытных вестменов — оттенять самые разнообразные умения нового хозяина прерии. В беседах с Сэмом Шеттерхэнд отстаивает превосходство Знания над Опытом, побеждая наивность представлений Хокенса и других «настоящих вестменов» о жизни.

Чтобы не наскучить читателю одними и теми же персонажами, Карл Май приставляет к Шеттерхэнду все новых спутников, каждый из которых поначалу самоуверенно пытается играть роль старого дядьки при молодом барине. Но знания гринхорна неизменно доказывают и его моральное превосходство, с чем приходится согласиться и славному Сэму Хокенсу, и Олд Дэту, отпугивающая внешность которого соответствует его страшноватому прозвищу (Old Death), но противоречит мужественному характеру, и безухому Сэмюэлю Гаверфилду, и частному детективу Фреду Уокеру Толстяку. Сэм Хокенс и другие «настоящие охотники» убеждены в том, что «в прерии вы свободный и веселый человек с ружьем, а в городе будете протирать штаны за письменным столом и попусту тратить силы на какую-то писанину». К городским жителям, не нюхавшим пороху, опытные вестмены относятся с насмешкой. «Эти господа смотрят на нас свысока только потому, что мы с вами не каждый день бываем в парикмахерской, — уверяет Шеттерхэнда охотник Гаверфилд. — Но сегодня краснокожие постригут их по индейской моде». Вестмены неуютно чувствуют себя в больших городах (все, кроме Шеттерхэнда, который одинаково свободно ведет себя и на охоте за бизонами, и в вигваме вождя индейцев, и в «каменных джунглях»). Безухий, оказавшись в Сан-Франциско, «наотрез отказался выходить из комнаты, тоскуя по просторам прерии». «Вы уж постарайтесь, чтобы мы поскорее выбрались отсюда, а то у меня еще, чего доброго, уши отрастут от скуки», — говорит он Шеттерхэнду. «Настоящий вестмен предпочитает надолго не оставаться в цивилизованном мире, — указывает в авторском тексте Карл Май. — Все его существо требует постоянных упражнений тела и духа. Он скучает по диким прериям и горным ущельям, где его на каждом шагу подстерегает смерть, и чем больше опасность, тем лучше он себя чувствует».

Периодически Шеттерхэнд все же вспоминает о «цивилизованном мире»: «Стоило дождаться поезда, остановить его, сесть в вагон — и уже через сутки я был бы где-нибудь среди людей, одетых в приличное платье». Рациональные причины, по которым Шеттерхэнд не останавливает поезд и не садится в вагон, установить невозможно: побудительными мотивами бесконечных скитаний по пустыням, лесам, горам и прериям является то месть, то стремление немедленно повстречаться с Виннету, то необходимость защитить очередных «несправедливо обиженных», то желание собрать материал для книги, а то и просто ничем не замутненная страсть к приключениям.

Мораль прерий, которую писатель противопоставляет морали городской цивилизации, черно-белая: подлеца от рыцаря Карл Май отличает с первых строк. Нравственный императив положительных героев его романа — словно перелицованные для суровых условий Дикого Запада и предельно упрощенные максимы Иммануила Канта. «В прерии введен строгий этикет, по правилам которого положение человека измеряется не туго набитым кошельком, а его личными достоинствами… Прерия не Уоллстрит, здесь по-другому определяют, чего стоит человек. Здесь свои законы вежливости, и тот, кто не уважает других, сам не достоин уважения. Здесь не рынок, и цену человеку назначает не покупатель, а он сам определяет ее с оружием в руке».

Благородство и простоту не только Шеттерхэнд, но и другие герои прерий сочетают с потрясающим цинизмом. Пребывая в отличном настроении, Сэм Хокенс говорит: «Для меня снять с индейца скальп — большее удовольствие, чем поймать бобра». Добрейший безухий Сэмюэль Гаверфилд, получив страшное увечье у столба пыток краснокожих, вырезает насечки на прикладе ружья после каждого меткого выстрела по индейцам и у каждого умерщвленного им врага отсекает уши. К смерти и убийствам и другие персонажи книг Карла Мая относятся с детским садизмом. Автор предлагает универсальное объяснение такой кровожадности: «Человек, не знающий прерию, не в состоянии представить себе ту ожесточенность, с какой белые и краснокожие уничтожают друг друга, нередко ступая по колено в крови». Впрочем, все сражения в романах немецкого писателя — нестрашные и вполне бескровные; еще, может быть, и потому, что души ни одного из этих отличающихся «ребячьим простодушием» парней не трогает даже мученическая смерть их врагов.

Шеттерхэнд неоднократно признается, что «не любит убивать», однако ищет опасность, где только может, в случае чего оглушая противника ударом томагавка или кулака. Стреляет он редко, но метко: каждая пуля — гарантированное ранение, выводящее врага из боевого строя. Иногда необходимость жестоко отомстить ставит Шеттерхэнда в трудное положение: смертельному врагу, вождю племени кайова Тангуа, он «всего лишь» простреливает коленные чашечки (да и то «когда не остается другого выхода»), обрекая несчастного на многолетние мучения, а с главным злодеем трилогии, убийцей отца и сестры Виннету Сантэром, цацкается до последнего момента. Шеттерхэнд не раз и не два получает возможность прикончить бандита, за которым именно с этой целью годами гоняется по прериям, однако он то ведет с плененным Сантэром душеспасительные беседы, дожидаясь, пока его самого возьмут в плен, то выдумывает хитроумные способы мщения, освобождающие от необходимости лично вершить расправу. В результате Сантэр завладевает золотом апачей и гибнет вместе с сокровищами при собственноручно устроенном взрыве магической пещеры Тсе-Шоч. Обстоятельства жизни — но не Шеттерхэнд — приканчивают и других видных негодяев. Разве что с убийцей Виннету, вождем сиу Огненные Губы, охотник расправляется самостоятельно, без промедления: могучим ударом кулака в висок.

Разящая Рука, не хуже купца Калашникова.

Карл Май наделяет Шеттерхэнда столь великолепным набором качеств, что уверенность в его победе над любым злом не вызывает сомнений: он вынослив, как конь, и способен сойтись в схватке хоть с медведем-гризли, хоть с бизоном, хоть с шайкой отъявленных проходимцев. Меткость его стрельбы неподражаема: «Я поднял с земли камешек величиной с двухдолларовую монету, швырнул его вверх, а когда он завис в воздухе там, где сила броска уравновешивается земным тяготением, вскинул штуцер. На землю брызгами посыпались осколки». В заключительной части трилогии машинист поезда, которого Шеттерхэнд предупреждает об опасности нападения индейцев, восклицает: «Вы — тот самый, за которым три месяца назад гналась в Монтане сотня краснокожих сиу? Тот, кто за три дня пробежал на лыжах от Сьерра-Невады до форта Юнион?» Даже враги относятся к Шеттерхэнду с уважением, хотя и они не в состоянии понять мотивы бескорыстия и великодушия вестмена. «Среди бледнолицых был один воин, которого все считали дураком, потому что он приехал в прерию не для того, чтобы убивать зверей и грабить краснокожих, — говорит о Шеттерхэнде злобный вождь сиу Ка-Во-Мен. — Но в его голове жила мудрость, а руки были сильнее лап серого медведя. Его пуля всегда находила цель, его нож выпил кровь не из одного гризли из Скалистых гор. Его кулак крепче камня, голой рукой он может размозжить череп любому воину».