Генрих Волков - Тебя, как первую любовь (Книга о Пушкине - личность, мировоззрение, окружение) Страница 13

Перо и книгу брали в руки,

Сгибаясь, по служебном дне,

На поле мысли, в тишине...

Тогда гремел звучней, чем пушки,

Своим стихом лицейский Пушкин...17

Декабристы были дети 1812 года. И Пушкин - сын той же грозовой поры. Молнией политического действия - у декабристов - и молнией поэтического творчества - у Пушкина - отозвалась эта гроза и ярко осветила Россию.

Пока же будущие декабристы и будущий великий поэт России считают дни, оставшиеся до выпуска, размышляют о своем жизненном призвании, выбирают себе профессии. Задумываются о том, что ждет впереди лицеистов, и их профессора, наставники. Особенно беспокоится за их судьбы директор Лицея Егор Антонович Энгельгардт. Он давно уже по-отцовски наблюдает за ними, пытается понять склонности, характер, призвание каждого.

Вильгельм Кюхельбекер - "Кюхля" - долговязый, неуклюжий, предмет постоянных насмешек товарищей. Но они, однако, его и побаиваются:

характер у Кюхли необузданно вспыльчивый, сумасбродный. Он бредит поэзией, печататься стал одним из первых, но, порой, вкус ему изменяет и стихи выходят столь же длинны и неуклюжи, как и сам поэт. И Энгельгардт записывает против имени Кюхельбекера: "Читал все на свете книги обо всех на свете вещах; имеет много таланта, много прилежания, много доброй воли, много сердца и много чувства, но, к сожалению, во всем этом не хватает вкуса, такта, грации, меры и ясной цели. Он, однако, верная невинная душа, и упрямство, которое в нем иногда проявляется, есть только донкихотство чести и добродетели с значительной примесью тщеславия. При этом он в большинстве случаев видит все в черном свете, бесится на самого себя, совершенно погружается в меланхолию, угрызения совести и подозрения и не находит тогда ни в чем утешения, разве только в какомнибудь гигантском проекте" 10.

Егор Антонович прозорлив: верно, Кюхля найдет утешение в "гигантском проекте". Он будет на Сенатской площади во время восстания 14 декабря 1825 года. Он в кандалах пройдет через царские казематы, карцеры и умрет в далекой сибирской ссылке.

Энгельгардт останавливается на следующей фамилии - Александр Горчаков. Этот - полная противоположность Кюхле. Всегда владеет собой, во всем знает меру. Первый ученик, аристократ по крови, по воспитанию, по манерам. Представляя себе собранного, изящного, чуть надменного Горчакова, Энгельгардт записывает: "Сотканный из тонкой духовной материи, он легко усвоил многое и чувствует себя господином там, куда многие еще с трудом стремятся. Его нетерпение показать учителю, что он уже все понял, так велико, что он никогда не дожидается конца объяснения".

У Горчакова "проявляется немалое себялюбие, часто в отталкивающей и оскорбительной для его товарищей форме... От одних учителей он отделывается вполне учтивыми поклонами, а с другими старается сблизиться, так как у них находит или надеется найти поддержку своему тщеславию..."10.

Этот пойдет далеко. Он станет дипломатом, министром иностранных дел, канцлером, светлейшим князем.

Егор Антонович перебирает в воображении других лицеистов. Вот Иван Пущин - натура ясная, чистая, благородная, общий любимец лицеистов и профессоров. Директор спокоен за его судьбу. И напрасно...

Далее - юркий, ловкий Сергей Комовский, приятели метко окрестили его "фискалом", "лисичкой", "смолой". Начальство же отзывалось так:

"Благонравен, скромен, крайне ревнителен к пользе своей, послушен без прекословия, любит чистоту и порядок, весьма бережлив". И еще так:

"Прилежанием своим вознаграждает недостаток великих дарований"12.

С ним тоже все ясно - ограниченный, но ревностный служака, он будет подниматься вверх по служебной лестнице медленно, но верно. Дойдет "до степеней известных".

Комовского чаще всего можно видеть с Модестом Корфом. Да, им явно по пути. Корф также осторожен, благонравен, но и язвителен. Умудрился за все время лицейской жизни ни разу не провиниться. Желчен и высокомерен, хотя всячески это скрывает, ядовит и саркастичен, любит читать церковные книги - вот приятели и прозвали его "дьячок-мордан" [От французского слова "mordant" - едкий, колкий, язвительный.].

В лицейских песнях о нем пели:

Мордан-дьячок

Псалма стишок

Горланит поросенком12.

Уже через полгода после первого лицейского выпуска Энгельгардт напишет Ф. Ф. Матюшкину: "Корф в люди пошел, он великий фаворит министра юстиции князя Лобанова"12. Модест Корф - лицейский товарищ декабристов Пущина и Кюхельбекера - со временем напишет "О восшествии на престол имп. Николая I", где будут и страницы о восстании декабристов, гнусную фальсификацию событий, угодную императорскому дому, книгу, отталкивающую "по своему тяжелому, татарскому раболепию, по своему канцелярскому подобострастию и по своей уничиженной лести"

(А. И. Герцен)16.

Егор Антонович обращается мыслию к более приятным личностям.

Владимир Вальховский - юноша, который, как никто, умеет себя воспитывать и дисциплинировать. Настоящий спартанец, будущий Суворов.

Вот любимец Егора Антоновича - Федор Матюшкин, морская душа, мечтает стать адмиралом. Он им и станет.

Дойдя до Александра Пушкина, директор задумывается. Какой странный юноша! К нему никак не подберешь ключа. Как он колюч, эксцентричен, непоседлив. Любят ли его товарищи? Пущин и Кюхельбекер от него без ума. Горчаков и Илличевский явно ищут с ним дружбы. Он имеет какую-то власть над ними. И все же как он может быть зол и несправедлив в своих эпиграммах. Энгельгардт с досадой вспомнил злую карикатуру с эпиграммой, которую Пушкин набросал на него, своего директора, после, казалось бы, доброго и искреннего разговора с ним.

Талантлив ли? Безусловно. Но что талант без прилежания, упорных трудов? Да и, главное, большое ли у него сердце? Энгельгардт записывает:

"Высшая и конечная цель Пушкина - блистать и именно поэзией; но едва ли найдет она у него прочное основание, потому что он боится всякого серьезного учения, и его ум, не имея ни проницательности, ни глубины, совершенно поверхностный, французский ум. Это еще самое лучшее, что можно сказать о Пушкине. Его сердце холодно и пусто, в нем нет ни любви, ни религии; может быть, оно так пусто, как никогда еще не бывало юношеское сердце"2.

Егор Антонович тяжело вздыхает: нет, не сделает Пушкин хорошей карьеры ни по службе государственной, ни по военной. А рифмоплетство - да разве же это профессия!

Всегдашняя проницательность на этот раз изменила директору, не разглядел он чего-то главного в своем странном воспитаннике.

А Пушкин тем временем и сам задумывается о своей будущности. Он прислушивается к поэтическим струнам своей души, хочет верить, что поэзия - его призвание:

Я с трепетом склонил пред музами колени:

Опасною тропой с надеждой полетел, Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел.

Как представляет он себе жизнь и предназначение поэта? Жизнь на лоне природы, в "мирном уголке", в неге и праздности, где является поэту его муза и поет он свои неприхотливые песни для услады слуха "милых дев", хотя, впрочем, "поэма никогда не стоит улыбки сладострастных уст".

В поэтическом таланте своем он вовсе не уверен и часто мучается тяжелыми сомнениями. Он делится ими с Дельвигом: "как дым, исчез мой легкий дар", с Илличевским: "мои стихи пускай умрут", с Горчаковым:

Душа полна невольной, грустной думой; Мне кажется: на жизненном пиру Один с тоской явлюсь я, гость угрюмый, Явлюсь на час - и одинок умру.

В послании товарищам "Прощанье" он говорит о разных дорогах, жизненных путях, их ожидающих:

Разлука ждет нас у порогу,

Зовет нас света дальний шум,

И всякий смотрит на дорогу

С волненьем гордых, юных дум.

Иной, под кивер спрятав ум,

Уже в воинственном наряде

Гусарской саблею махнул...

Иной, рожденный быть вельможей,

Не честь, а почести любя,

У плута знатного в прихожей

Покорным шутом зрит себя...

Что касается самого поэта, "во всем судьбе послушного", "беспечной лени верного сына", то он просит друзей оставить ему "красный колпак" фригийскую шапочку французских революционеров, символ свободы и единства.

Равны мне писари, уланы,

Равны наказ и кивера,

Не рвусь я грудью в капитаны

И не ползу в асессора;

Друзья! немного снисхожденья

Оставьте красный мне колпак.

Пока его за прегрешенья

Не променял я на шишак...

"ДРУЗЬЯ МОИ..."

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа неразделим и вечен

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

(А. ПУШКИН. "19 ОКТЯБРЯ". 1825 г.)

"...Поверьте, что на свете пег ничего более верного и отрадного, нежели дружба и свобода".

(А. ПУШКИН, ИЗ ПИСЬМА П. А. ОСИНОВОЙ, 1825 г.)

Трудно вообразить себе "живого" Пушкина, не рассказав о его друзьях. Дружбой освящена - освящена, иначе не скажешь! - вся его жизнь и вся его поэзия. Берусь утверждать, что никто из русских поэтов не воспел так дружбу, как Пушкин. И никто не сказал о неверной дружбе столько горьких слов!