Елена Грицак - Флоренция и Генуя Страница 13

Кажется, что смерть мужа-тирана для флоренитийки могла бы стать избавлением от страданий, но чаще ее ожидали новые неприятности. Вдове без маленьких детей после похорон следовало покинуть дом супруга. Ей не полагалось наследства, она не могла рассчитывать на домашние вещи, кроме кровати, кое-какой посуды и серебряных ложек. С таким скарбом женщина, даже богатая, покидала дом, куда входила почти ребенком, и возвращалась к родителям или, если позволяли средства, покупала себе жилье, продолжая существовать на доходы от своего приданого. Будучи вдовой, она могла принимать в своем доме мужчин, хотя таким гостеприимством, не желая компрометировать хозяйку, пользовались немногие, например священники, каковым едва не стал Франческо Петрарка.

Петрарка и Лаура на фреске XIV века

Современник Боккаччо, в будущем признанный главой старшего поколения итальянских гуманистов, он, как и тот, был сыном нотариуса и тоже не пошел по стопам отца, вначале избрав стезю церковнослужителя. Правда, юриспруденция была ему знакома, ведь он посещал лекции в университетах Монпелье и Болоньи, после чего принял духовное звание и приглашение служить при папском дворе. Однако суетливая жизнь в Авиньоне показалась молодому, тяготевшему к наукам священнику пустой тратой времени, и он решил уехать в отдаленное селение, где прожил в уединении несколько лет и куда впоследствии возвращался для отдыха и спокойной работы. Именно там Петрарка написал эпопею «Африка» – 9 книг на латыни, посвященных подвигам Сципиона. Еще не законченное, это сочинение обеспечило автору славу великого поэта и лавровый венок, какого в свое время был удостоен и его герой. Так же, как и Боккаччо, вознесенный на вершину литературного Олимпа, мессир Петрарка жил то в родной Италии, то в Авиньоне, осыпаемый почестями и подарками, обласканный монархами, которые хотели видеть его подле себя, вести с ним беседы, пользоваться советами.

По его собственным словам, слава была нужна ему для политических дел, но в этой сфере поэт, к великому своему сожалению, не достиг таких успехов, как в творчестве, возможно, из-за мягкости нрава. Будучи патриотом, он ратовал за объединение Италии, возлагая эту заботу на императора, папу и неаполитанского короля Роберта, покровительством которого пользовался так же, как и Боккаччо. Петрарка посвятил немалую часть жизни поиску, расшифровке и толкованию древних рукописей. Античность вызывала у него чувства сродни мистическим: он усвоил не только язык и риторические приемы древних авторов, но и образ их мыслей, считал их друзьями, а Цицерона и Вергилия – отцом и братом, писал им письма, цитировал при каждом удобном случае и без такового. Желая, чтобы к Флоренции вернулось величие древнего Рима, себе он оставлял мечты о Лауре – белокурой красавице с черными глазами, которая чарующим видением предстала перед его взором в авиньонской церкви Санта-Кьяра 6 апреля 1327 года.

Подобно предшественникам-трубадурам, Петрарка видел цель поэзии в воспевании прекрасной дамы, в его случае – Лауры де Нов. В течение 20 лет он идеализировал эту, в общем, обыкновенную женщину, сделав ее средоточием совершенств, восхищался ее красотой, не уставая напоминать об очищающем и облагораживающем действии любви. Петрарка питал к своей музе высокодуховные чувства, почитая даму своего сердца образцом совершенства и чистоты, не смея и мечтать о греховном прикосновении, и слава богу, ведь у почтенной донны Лауры было 11 детей, но главное – муж, которой вряд ли позволил бы ей утратить добродетель. Жизнь красавицы оборвала чума, но поэт продолжал воспевать ее, постепенно сознавая греховность любви к «святой» Лауре и пытаясь вымолить за то прощение у Господа.

Петрарка считал своим достижением латинские трактаты, а к итальянской лирике относился с пренебрежением, называя стихи на родном языке «пустяками», написанными «просто так и как-нибудь, не для публики, не ради славы, а для того, чтобы облегчить скорбное сердце». Из этих слов, а также из сопоставления его слишком разноплановых сочинений видно, что под оболочкой античного гуманиста в Петрарке жил ревностный католик, вынужденный влачить тяжкий груз средневековых предрассудков. О внутренних противоречиях поэта говорят не сопоставимые по содержанию труды «Об уединенной жизни» и «О монашеском досуге», «О средствах против всякой фортуны», «Об истинной мудрости» и «О презрении к миру». Переписку с античными мудрецами еще можно поставить в ряд с циклом биографий «О знаменитых мужах древности», из которого явно выбивается странное для философа сочинение «О достопамятных вещах», где латинские анекдоты сгруппированы по моральным категориям. Вовсе необычный для того времени труд – «Сирийский путеводитель», повествующий о том, как автор, путешествуя из Генуи в Палестину, сменил личину богомольца на облик респектабельного туриста, который имеет деньги и может позволить себе потратить их для собственного удовольствия.

Мастерскаяфлорентийского портного

…и оружейника

В конце бурного XIII века флорентийцы еще не успели осознать, какие преимущества дает богатство, и сохраняли простой, чуждый роскоши жизненный уклад. Из хроник известно, что «жирные» Перуцци, чье семейство насчитывало более 30 человек, жили в одном доме, имея всего двух слуг. Однако таких становилось все меньше и меньше, о чем свидетельствует указ об ограничении роскоши (никогда не исполнявшийся), согласно которому носитель драгоценностей был обязан платить налог. Особое место в период Возрождения занимало производство дорогих тканей, особенно парчи. Нередко стоимость праздничного костюма, сшитого из нее, соответствовала стоимости целого дворца, такого, например, как палаццо Даванцатти, где в отсутствие хозяев располагается Музей обстановки старинного флорентийского дома.

В доме, некогда принадлежавшем богатой купеческой семье, теперь выставлены мебель, музыкальные инструменты, драгоценные безделушки, любимые флорентийками и сегодня, а также картины, статуи, гобелены, ткани и одежда, посуда и всевозможная домашняя утварь. Все эти вещи не скрыты под стеклом, а расставлены так, как их могли бы расставить владельцы, о чем позаботились сотрудники музея. Среди простых и роскошных предметов убранства можно увидеть действующую модель станка, когда-то стоявшего в одной из местных мастерских по изготовлению шелка. В данном случае это экспонат, но другие подобные ему устройства используются до сих пор, поскольку старинные ткани для Флоренции не архаика, а часть современной жизни.

В загородном доме Петрарки сохранилась обстановка, типичная для раннего Ренессанса

Археологический музей существует во Флоренции уже более 500 лет, с того момента, когда появилась необходимость доказать связь Тосканы с этрусками, чтобы обосновать ее независимость. То, что город стоит на земле, где обитал этот загадочный народ, ни у кого сомнения не вызывало. Однако герцогу Козимо I Медичи требовалось больше: он хотел представить доказательства того, что подвластный ему край был цивилизованным задолго до прихода римлян, по крайней мере, в одно время с Афинами. Основанный им музей до сих пор остается одним из богатейших в Италии. Он, не скупясь, оплачивал раскопки и получил результат в виде предметов, которые заставили мир по-иному взглянуть на историю города и на самого Козимо, не сумевшего удержаться от того, чтобы не присвоить себе титул великого герцога Этрусского.

Страсти у Синьории

«Государства, особенно плохо устроенные, управляющиеся как республики, часто меняют правительство и порядок правления, что ввергает их не в рабское состояние из свободного, как полагается, а из рабского в беспорядочное своеволие. Ибо пополаны, которые стремятся к своеволию, и нобили, жаждущие порабощения других, прославляют лишь имя свободы, но ни те, ни другие не хотят повиноваться ни другим людями, ни законам. Если случается, – а случается это очень редко, – по воле фортуны появляется гражданин, достаточно мудрый, добродетельный и могущественный, чтобы выработать законы, способные либо удовлетворить желания нобилей и пополанов, либо сломить их сопротивление, тогда государство может называться свободным, а правительство прочным и сильным». Обращаясь с этой фразой к членам семейства Медичи, философ Макиавелли не характеризовал их род, а всего лишь давал совет тем, кто, сумев захватить власть во Флоренции, не мог ее удержать и невольно становился причиной неурядиц.

В отличие от истинной (по Макиавелли – римской) демократии народное правление во Флоренции не обеспечивало достойной жизни ни обществу в целом, ни отдельным его членам: «Когда побеждали пополаны, а так случалось чаще всего, нобили не допускались к власти, если только не уподоблялись простому народу и в поведении, и в чувствах своих, и во внешнем облике. Отсюда – изменение фамильных гербов, отречение от титулов, к которым нобили прибегали для того, чтобы их можно было принять за людей простого звания. Так получилось, что воинская доблесть и душевное величие, свойственные знати, постепенно угасали. В народе же их никогда и не было, потому нечему было возродиться, отчего Флоренция становилась все слабее и униженнее».