Яна Франк - Дневник дизайнера-маньяка Страница 14

Бóльшую часть времени я видела своего деда склонившимся над рабочим столом. Он писал докторскую по виктимологии (науке о жертве) и окружал себя папками, которые были набиты самыми интересными делами из местной прокуратуры. Позже они стали и моим любимым чтением. В то время как весь мой шестой класс зачитывался дедушкиным «Атласом судебной медицины», я путалась в тоскливых бланках прокуратуры, исписанных протоколами допросов простых людей. Понимать смысл сухих текстов было очень трудно, и периодически мне приходилось аккуратно обращаться к отцу с вопросами вроде «а что такое очная ставка?», но со временем из нескладных признаний вырисовывались невероятные, фантастические и захватывающие детективы.

Хотя историй было много, одна из них поразила меня более прочих. Пожалуй, она до сих пор остается самой удивительной из жизненных историй, когда-либо встречавшихся мне.

В отдаленном таджикском селении, не слишком затронутом советской властью, в лучших традициях средневековья жила большая семья. Все у них было как у людей: мужчины трудились в поле, женщины ухаживали за домом, дочерей оберегали от школы, чтобы они оставались как можно менее грамотными, что неимоверно повышало их ценность, когда дело доходило до замужества. А из мальчишек воспитывали настоящих мужчин, воинов, женихов, чтобы работали, строили и приводили в дом хороших жен. Только старший сын все ждал, когда жена подарит ему наследника.

После рождения четвертой подряд дочери глава семьи пригрозил опять беременной жене: «Еще раз родится девочка — зарежу всех!»

Не будем обсуждать, как следует обращаться с подобными высказываниями и сколько в них правды. Но когда в очередной раз на свет появилась дочь, произошло нечто необъяснимое: мать сказала мужу, что родился сын. После этого она начала искать выход из сложившегося положения, ждала подходящего момента, чтобы открыться, с каждым словом все более запутывалась в интригах и вранье и все сильнее боялась страшного наказания. Акушерка, принимавшая роды, и старшая сестра знали правду, но, несмотря на это, поддерживали безумную женщину, хотя понимали, что она совершает роковую ошибку.

Удачный момент для чистосердечного признания никак не наступал. И так прошло восемнадцать лет.

Дальнейшие записи и протоколы сопровождались заметками тех, кто участвовал в допросах членов семьи и расследовании. Все они выражали недоумение, даже «старые волки», прослужившие в прокуратуре десятки лет, не могли понять, как же такое могло случиться. Как?

Материалы дела были полны вопросов: как мог отец ни разу за восемнадцать лет не увидеть «сына» раздетым? Не встретить в бане, в которую ходили дважды в неделю, не взять с собой на охоту, после которой все мужики купаются голышом в реке, не проявить обычное любопытство или недоверие, в конце концов? А медосмотры в школе, игры во дворе, общественные туалеты, миллионы бытовых ситуаций, в которых с детей снимают одежду?

Ответы женщин были похожи на бред: обманывали, говорили, что ребенок болен, прятали, укладывали в постель, не пускали, отвлекали. А муж? Муж верил, иногда сомневался, злился, не успевал проявить настойчивость, а потом опять становилось не вовремя, слишком поздно, не до того...

А сам ребенок? Что творилось у него в голове? И на что надеялись люди, которые довели его до такого состояния?

Победила всех советская власть. В отдаленные районы повесток в армию никто не слал, в нужный момент просто приходили домой и забирали очередного парня на медкомиссию. Так и нашего «героя» однажды привезли в военкомат, там раздели, удивились, посмотрели в паспорт с мужским именем и вызвали отца, чтобы разобраться. Просто потому, что глава семьи был, как и в большинстве домов, единственным, кто более или менее сносно говорил по-русски.

Отцу потребовалось несколько минут, чтобы хоть отчасти сообразить, что происходит, после того как ему показали его раздетую восемнадцатилетнюю дочь. Затем он выбежал на улицу. Несмотря на то что следом сразу поехала милицейская машина, он успел добраться до дома и смертельно ранить ножом нескольких женщин, работавших во дворе. Милиционерам, пытавшимся его остановить, тоже были нанесены тяжелые ранения.

Расследование не добавило делу ясности. Убийцу не осудили, потому что преступление было совершено в состоянии аффекта, а уже неделю спустя он «созрел» для закрытой психушки, в которой и провел остаток жизни. Как обращаться с уцелевшими родственниками, не понимал вообще никто. Дочь, игравшую роль сына восемнадцать лет, направили к психиатру. Никто не знает, обращалась ли она к нему хоть раз.

Прочитав эту историю от начала до конца, я не сразу поняла ее глубину и размах. Несколько дней я ходила в школу, занималась своими делами, время от времени думая о прочитанном. Чем больше я размышляла о жизненных мелочах, которые столько лет приходилось обходить участникам страшной драмы, тем сильнее становилось ощущение, что история просто не может быть правдой. Убеждали только документы прокуратуры — доказательство того, что все случилось на самом деле и эти люди сидели в тусклых комнатах, пытаясь объяснить, почему произошло страшное убийство.

Через неделю я перечитала все заново и поняла, что узнала о жизни несколько очень важных вещей.

Нет пределов человеческой фантазии, полетам творческой мысли, таланту, способности выдумывать, верить, надеяться, выкручиваться, так же как нет их у глупости, близорукости, слепоты, глухоты и способности обманывать самого себя.

Список вещей, на которые способен человек, бесконечен.

Пик совершенства находится в золотой середине

Они появились в городе неожиданно и ниоткуда — молодые, красивые, загадочные — и сразу стали объектом всеобщего внимания. В первые же недели посетили самых интересных, важных и влиятельных людей, отцов местной богемы, их запомнили и приглашали приходить еще. Многим не довелось еще познакомиться с ними лично и оставалось только внимать слухам о появлении в городе каких-то особых людей. За короткое время я услышала множество слов, которыми их называли: «просветленные», «шарлатаны», «колдуны», «святые», «маги», «ведьмаки», «обманщики», но почему-то весь этот ажиотаж относительно мало меня взволновал. Видимо, для подобных страстей я была слишком мала — мне было четырнадцать лет.

Вскоре мы познакомились: они поселились по соседству, часто нас навещали и появлялись в домах, где мы тоже бывали. Беседуя с ними, я пыталась понять, что же будоражит умы всех друзей и знакомых.

Мое общение с Аней и Олегом складывалось довольно гармонично. Тем не менее хорошо с ними было всем, и каждому казалось, что его связывают с ребятами особые отношения, хотя те не пытались вызвать это ощущение искусственно и ни под кого не подстраивались. Они были весьма разносторонними личностями, со множеством интересов и знаний, поэтому самым разным людям было нетрудно найти с ними точки соприкосновения и темы для разговоров.

Я больше общалась с Аней, которая любила шить, мастерить всякие штучки из бусинок, цветных ниток и обрезков ткани и рисовать открытки. Несколько раз она удивлялась моим «мелочным складам», где скопилось все, с чем было жаль расставаться. Заметив Анин восторг, я подарила ей несколько жестяных банок, набитых бисером, стеклянными бусинками, кусочками кожи и обрезками меха. Через пару дней она принесла мне в подарок очень красивую самодельную сумку сложной конструкции, разглядывая которую я вдруг поняла, что она сделана из содержимого моих банок.

Позже я заметила, что похожие милые мелочи Аня делала для друзей постоянно. Получив в подарок предмет, попавший в разряд ненужных, она возвращала его бывшим хозяевам в новом виде, и вещь эта долго еще их радовала. Действуя таким образом, Аня не только преподносила людям приятные сюрпризы, она открывала им глаза на скрытые и очень полезные стороны некоторых вещей.

Несколько лет подряд мы ходили друг к другу в гости, обменивались красивыми безделушками, вместе пекли торты, болтая обо всем на свете, и я все отчетливее понимала, что в этих людях действительно было нечто особенное. В большей степени это касалось Ани: я не могла точно сказать, в чем было дело, но она отличалась от всех, кого я знала.

Помимо прочих исключительных качеств Аня обладала уникальной чертой: она все делала безупречно. По крайней мере так казалось окружающим. У нее ничего не валилось из рук, она не забывала важных вещей, не суетилась по мелочам, не выдумывала глупостей. Всего было достаточно, все было вовремя, к месту и точно так, как надо. Казалось, она успевает все. Я всегда думала, что если способность безупречно справляться со всем на свете существует, то человеку, овладевшему ею, жизнь станет не мила, он будет сильно уставать и крайне редко расслабляться. Аня же вовсе не была похожа на загнанного и обремененного трудами человека. Я часто наблюдала, как она отдыхает, гуляет, болтает с друзьями.