Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Искусство кино» Страница 14

Фильм Рогожкина потому и лучше «Пленника», что — точней, и не только за счет снижений, но и за счет самого ощущения войны с туземцами как войны с природой. (Если верить критике, именно об этом снята озолоченная Берлином «Тонкая красная линия» Малика, которую А.Трошин уподобил «Блокпосту».) Рогожкин выступает как прямой последователь Киплинга: и природа, и обитатели гор — иррациональная, темная и непредсказуемая сила, с которой нельзя договориться. Сцена переговоров тут более чем показательна: никогда не знаешь, чего ждать. То ли башку отрежут, то ли водки нальют. Природа — не олицетворение мира, здравомыслия и всего прекрасного, а точно такое же враждебное, хитрое начало, как сами туземцы с их странной верой и принципиальным имморализмом. «Бремя белых» (название баллады Киплинга) в том и заключается, что любой человек, сохраняющий остатки здравомыслия и приличия, в этой войне обречен. Тут надо полностью отказаться от человеческой, «белой» логики (об этом же снял свой «Афганский тупик» Евгений Киселев). И не случайно главный представитель врагов в фильме Рогожкина (а у него действительно не важно, о чеченцах речь или о других кавказцах) — женщина, девушка неполных четырнадцати лет Манимат. На ее любовь купился трогательный Илья по прозвищу Юрист. Она его и порешила. Ни на что нельзя ловиться. Воткакой конфликт положен в основу «Блокпоста», и после него становится отчасти понятно рогожкинское мировоззрение. Его финн в «Особенностях…» точно так же воспринимает Россию, как герои «Блокпоста» — Чечню. Он попадает в иррациональное пространство, кэрролловскую путаницу, где бессмысленно задавать вопросы. Либо прилаживаться, либо гибнуть. Надо заметить, что «Блокпост» решает эту тему тоньше, чем хотиненковский «Мусульманин». Главное же — после Рогожкина становится понятно, что Невзоров, снявший «Чистилище», не только никогда не был кинорежиссером, но и никогда им не станет.

Такой художник, как Рогожкин, эпохе необходим, и чем бессознательнее он делает то, что делает, тем лучше. Мне вообще кажется — по интервью Рогожкина, по его лаконичным предварениям собственных просмотров, — что он не очень любит думать о своих фильмах и не слишком задумывается, снимая их. Если его фильмы о чем-то и говорят, то разве что о вечном преимуществе процесса перед результатом. Это зеркало, в которое надо глядеться до колик. Не кривое, а слишком прямое. Интуиция и профессионализм Рогожкина заслуживают высочайших похвал. Он не из тех, кто создает новое, но из тех, кто позволяет времени оформиться, ибо именно чувство формы ему присуще в высшей степени. У него отличный вкус, и сочетанием вкусной и осмысленной формы с безвкусным и бессмысленным содержанием он достигает выдающегося эффекта.

А что его картины выводят зрителя либо к банальности, либо к пустоте, так ведь и все время наше таково. Именно «Блокпост» — лучший, повторяю, его фильм на сегодня — вызывает и самое горькое разочарование: такие живые герои, такой саспенс, такое напряжение — и такое отсутствие сколько-нибудь убедительной развязки! Выйти некуда, есть и обобщение, и своя философия, и очень точное ощущение времени, но нет прорыва. Это можно списать на недочеты сценария, тем более что главная загадка фильма — кто на самом деле снайпер? — большинством зрителей распознается на середине картины. А можно все объяснить тем, что у самого нашего времени проблемы с выходом, с осмыслением, с высотой взгляда… Даже Абдрашитов во «Времени танцора» временами отделывается риторикой. Стоит ли удивляться, что в большинстве фильмов Рогожкина отсутствуют и внятная фабула, и эффектная концовка?

Герою некуда пойти. Как бы ни закончилась биография чекиста, куда бы ни занесло национальных рыболовов и охотников, кого бы ни убили и ни спасли в финале «Блокпоста», всякий раз будет царапать мучительное несоответствие замаха и удара, начала и конца. Наше время — не время структурированных повествований, в нем все только завязывается и никогда ничем не разрешается. Может быть, потому, что кого ни убей и куда ни забреди — ничего не изменится.

Летописцем этого насыщенного, но бесфабульного времени и стал Александр Рогожкин, который от большинства современников отличается великолепным знанием жизни. А сегодняшняя жизнь в том и состоит, чтобы все доводить до абсурда и ничто — до логического конца.

№ 5, май 1999 года

«Вынесет все…»

«Мама»

Автор сценария А.Алиев.

Режиссер Д.Евстигнеев.

Операторы С.Козлов, П.Лебешев.

Художник В.Пронин.

Композитор Э.Артемьев.

Звукорежиссер Е.Попова-Эванс.

В ролях: Н.Мордюкова, О.Меньшиков, В.Машков, Е.Миронов, А.Кравченко, М.Крылов.

«НТВ-ПРОФИТ», студия «Русский проект», ОРТ.

Россия.

1999. 

В кинокритической среде народился анекдот:

«— Ты видел „Маму“ Дениса Евстигнеева?

— Галину-то Волчек? Кто же ее не видел…»

Если про фильм рассказывают анекдоты, это в принципе успех. Правда, и название располагает. Традиция надрывных или, напротив, кощунственных высказываний на тему матери в русской культуре широка и глубока. Я сам видел афишу репертуара «Иллюзиона», где было написано: «Мать», а рядом неведомой рукой приписано: «твою за ногу». Кавээновская шутка о том, что наконец-то в перестроечное время нам стал доступен полный текст и полное название романа Горького «Мать», была у всех на устах. Мать — святое для всех патриотов и уголовников, чья мораль, впрочем, тождественна по многим параметрам. Мать — это Родина, и наоборот. Наконец, вся русская история выглядит бесконечным, беспрерывным хождением к «той» матери. Непонятно только, кто нас послал. Соблазн сделать именно сусальное, уголовно-патриотическое кино, безусловно, был. Особенно если учесть, что в наше время вкус изменяет даже умным. Но Евстигнеев — очень умный. Интуиция отца в нем сочетается с волей матери, а еще срабатывает жесткое конструктивное мышление деда — главы советской операторской школы Бориса Волчека. И оттого самого страшного не произошло. «Мама», в отличие от «Сочинения ко Дню Победы» и «Ворошиловского стрелка», не стала квазипатриотическим фильмом. И нет в ней снисходительно-умилительной интонации в разговоре о старшем поколении: «Вы ж наши хорошие! Вы ж наши корни! Мы ж к вам припадаем!» Более того: в «Маме» точно, даже безжалостно угаданы некоторые вещи, принципиально новые для нашего кино и даже для общественного сознания. Но фильм постигла неудача, о чем сейчас можно говорить вполне твердо, — он не понравился не только критике, но и зрителю. Сужу по отзывам тех, кто смотрел картину в первые две недели ее проката. Среди моих знакомых преобладает техническая интеллигенция, а также бюджетники. Они, по-моему, и есть народ. Народу не нравится. Но это неудача скорее профессиональная, нежели мировоззренческая, неудача значимая и по-своему благородная, вызывающая горячее сочувствие. После нее начинаешь уважать Евстигнеева больше, чем после «Лимиты» — его режиссерского дебюта, принесшего славу Владимиру Машкову.

Почему фильм, на мой взгляд, не состоялся? И мог ли состояться вообще? Мог. Главная проблема современного художника — катастрофическое незнание жизни: общество расслоилось, каждый вращается на своей орбите. Сказка сказкой, но и в самой условной истории должны быть какие-то свои законы. Между тем сценарист Ариф Алиев (полагаю, львиная доля фабульных ляпов должна быть все-таки отнесена на его счет, особенно если судить по прологу, на живую нитку пришитому к сценарию в видах превращения его в роман) смешал газетно-актуальные реалии с совершенно невероятными допущениями. Что говорить, наша жизнь очень эклектична, но не все же в ней возможно!

Напротив — любому, кто здесь и сейчас пытается что-то сделать, приходится преодолевать тысячи препон, которые не снились советскому бюрократизму. И потому совершенно непонятно, к примеру, каким образом сохранилась в неприкосновенности квартира «Веселой семейки». И откуда у шахтера, вынужденного с голодухи питаться цирковой зеброй, деньги на немедленный отъезд в Москву. И что это за подводная лодка, всплывающая в пятидесяти метрах от берега. И как персонажи умудрились с одним паспортом на всех купить билеты, продать квартиру, легально посетить спецпсихушку etc. И уж совсем ни на что не похожа история про охранников, взявших деньги за освобождение отца семейства и тут же пристреливших его. Любой охранник, который позволил бы себе подобное, был бы на следующий день уничтожен или заключенными, или жителями находящегося рядом поселка, где эти охранники живут и где остановилась Мама. Не приходится сомневаться, что история о том, как двое охранников пристрелили отца семерых детей, уже взяв деньги за его побег да еще искалечив старшего сына, стала бы известна в лагере каждому, и жить такому охраннику оставалось бы от силы час, чего он не может не знать. Тем более что дело происходит уже не при Сталине. Но с хронологией придется разбираться отдельно.