Андрей Горохов - Музпросвет Страница 15

Первая сторона грампластинки звучит еще как последовательность странноватых, но все-таки песен, ударной же является вторая сторона. Она начинается с почти 12-минутной композиции «Visitation». Это настоящий радиомюзикл. Юноша едет на мотоцикле к своей возлюбленной, но попадает в аварию и гибнет. Девушка плачет. Пропетые и проговоренные пассажи плавают в электронном гудении, и эти островки песен/арий изумляют сегодня больше всего: осколки вполне узнаваемой музыки вклеены в акварельно-синтеза-торные разводы и нагнетания, то есть в немузыку. В немузыке царит произвол и дилетантизм. Все происходящее — очень пафосное и наглядное: все звуки имеют функциональное оправдание. Ясно, где здесь рассказчик, где мотоцикл, где авария, где плачущая девушка. Клеили это чудо три месяца.

Последняя композиция дебютного альбома White Noise называется «Черная месса: электрический шторм в аду». Очевидно, разбившись на мотоцикле, юноша попал в ад. Мы все еще внутри радиоспектакля. Может, это вообще концептуальный альбом?

Эта самая «Черная месса» была записана всего за один день: фирма грамзаписи потребовала готовую пленку, надо было наимпровизировать семь минут звука. Барабаны колотят на фоне взвивающихся электронных воплей, смешивающихся с воплями человеческими. Вдохновлялись музыканты знаменитым пассажем из «Saucerful of secrets» Pink Floyd, впрочем, это тот же самый фрик-аут, только в случае White Noise запись куда более пространственна, пафосна и изобразительна.

Кажется, что альбом «Электрический шторм» содержит в себе и арт-рок, и спэйс-рок, и краут-рок, и Tangerine Dream впридачу. «Электрический шторм» стал культом, но на сегодняшний слух он звучит как саундтрек трэш-фильма, как китч.

Первые альбомы британских групп Yes, Van Der Graaf Generator, Genesis были неудачными, но тем отчетливее на них слышно, чего музыканты хотят добиться. Эта музыка часто меняет свой внешний вид по ходу песни, иногда буквально для каждой фразы текста: меняется ритм и темп, музыка то замедляется, то ускоряется, строфы имеют разную длину и разный метр, иногда вокалисты поют непоэтический текст. Музыка то взрывается, то щебечет, к ней что-то неожиданно добавляется, но буквально через пару тактов ситуация опять меняется.

Что это? Музыка стала очень театральной, и не только в смысле мелодраматичности пения и применяемых эффектов, кажется, она в буквальном смысле приблизилась к музыкальному театру, оперетте, мюзиклу, кабаре, радиоспектаклю.

Для музыкального театра характерны две вещи. Во-первых, быстрый обмен фразами нескольких персонажей или же пение/говорение солиста вперемешку с хором, который поет что-то свое. Оркестр сопровождает поочередно меняющихся солистов, превращаясь фактически в несколько оркестров, играющих встык друг за другом. Оркестр комментирует происходящее, бухая на разные лады или, наоборот, растягивая лирические зависания. Даже в речи одного героя постоянно меняется настроение: после «О как же был я глуп…» следует «Но нет!!!». Кроме того, регулярно возвращаются некоторые характерные темы, так называемые лейтмотивы, в «West Side Story» это тема ночной встречи влюбленных или же опознавательная тема уличной банды.

Вторая характерная особенность оперетты и мюзикла — это их связь с популярной на данный момент музыкой, они хотят развлечь длинной сюжетной историей потребителей сегодняшней поп-музыки. Очень полезно послушать мюзиклы 50-х и 60-х как арт-рок.

Пресловутые концептуальные альбомы арт-рока, то есть альбомы, сквозь которые проходит одна история, вдохновлены на самом деле мюзиклами, радиопьесами и саундтреками.

Тенденция к театрализации и мелодраматизации рока была очень сильной. Театральная музыка склонна гипертрофировать характеристики героев, и рок-музыканты, соответственно, стали изображать из себя мачо-идолов: каждый сочинял сам для себя свой героический водевиль, изрядно замешанный на фэнтези. К тому же певцы (первыми приходят на ум Фредди Меркьюри и Роберт Плант) запели псевдооперными голосами. Арт-рок оказался дурацкой пародией на оперы Рихарда Вагнера. Для сегодняшних ушей мэйнстрим-рок первой половины 70-х звучит именно как мюзикл, разукрашенный «тяжелыми» гитарами и увесисто бухающими барабанами.

Звукозапись, то есть искусство убить музыку путем ее гладкого вылизывания, не стояла на месте. Никаких неотшлифованных поверхностей, торчащих углов или зияющих дыр не должно было быть. Каждый инструмент оказывался как бы под увеличительным стеклом, для него находилось собственное место в широкой стереопанораме. Звук рока стал плотным и мощным и куда менее многослойным и атмосферным, чем в 60-е. По сравнению с тем, что выдали Pink Floyd с «Dark Side Of The Moon» (1973), вся предыдущая музыка оказалась прямо-таки гаражной, скрипучей и неясной. Саунд Pink Floyd стал желанным «высоким стандартом студийной звукозаписи». Это такой «я памятник себе воздвиг нерукотворный», что несчастная народная тропа никак не может прийти в себя и хоть немного зарасти. Pink Floyd прилаживали к каждому барабану и без того непомерно раздутой ударной установки по два микрофона, что, кстати, предполагало акустическую изоляцию всех барабанов и тарелок друг от друга, а это в свою очередь приводило к тому, что каждую группу барабанов приходилось записывать отдельно. Все записанное обрабатывалось эффектами — фильтрами, эхо-эффектом, компрессией.

Конечно, мы имеем здесь дело с продолжением истории стены звука. Только в 60-х в психоделическом роке плотность и мощность звука достигалась приплюсовыванием слышимых слоев и использованием значительных искажений гитарного звука. В 70-х рок очистился от хаотичности саунда, сильно упростился, наложенные друг на друга слои перестали слышаться, стало возможным записывать громкий звук и без добавления искажений. Звуки отдельных инструментов стали компактными, но при этом мощными. Любую дрянь стало возможно записать так, что она сшибала с ног.

Страшно подумать, как звучал бы Джими Хендрикс, доживи он до 1975-го.

Один из самых главных вопросов, связанных с психоделикой (а также фри-джазом, панк-роком и прочими так называемыми революциями), таков: куда и почему все так быстро подевалось? Что, собственно, изменилось, что размагнитило и музыку, и ее несгибаемых энтузиастов?

В этом отношении показательна судьба шведской группы Träd, Gräs och Stenar (произносится: «Трэд, Грэс ок Стенар» — «деревья, трава и камни»).

На первый взгляд ее музыка кажется просто дилетантской, неумелой, школьной, но в своей занудливости и монотонности, в своей способности долго-долго повторять одну и ту же фигуру она доходит до высот радикализма. Мы имеем тут дело с трансом, сделанным из кое-как сыгранных клише блюз-рока.

Träd, Gräs och Stenar просуществовали недолго: они образовались в 1969-м, а через три года уже распались. Träd, Gräs och Stenar — всего лишь одна из групп в длинном ряду проектов Бо Андерса Перссона (Во Anders Persson).

То, что он не хочет быть инженером, на которого учился, он понял после того, как побывал еще в 50-хв Великобритании: его изумило практически полное отсутствие деревьев, увеличивать еще больше количество железобетона, асфальта, металла, труб и автомобилей он не хотел.

Музыка же, наоборот, казалась делом, достойным приложения усилий, в музыке был возможен прорыв к новому. Бо Андерс еще в школе пытался учиться играть на пианино, но хотя он и стал пианистом школьного джаз-оркестра, его игра была судорожной и корявой. Пианист из него не получился.

В начале 60-х он грезил идеалом всеобщей музыки, музыки как целостного возвышенно-спиритуального переживания. Эта музыка должна была быть танцевальной, но не похожей на ту, которая звучит для танцпола: в танце должен быть экстаз, а также ритуал, в танцах должно быть что-то космическое, объединяющее всех людей. Музыка должна окончательно порвать с нотами, ноты были очевидным проявлением капиталистического разделения труда: одни люди ноты пишут, другие классифицируют музыку по жанрам и видам, третьи музыку исполняют. И никто не несет ответственности за то, что получается в результате. Хуже того, ноты исключают все постороннее, все то, что в нотах записано быть не может. Ноты сильнейшим образом влияют вообще на способ существования музыки в нашем мире: музыка — это то, что получается, когда играют по нотам. Исключаются любые идеи и любое применение музыки, которые с нотами не связаны. Нотированная музыка — это сфера интересов узких специалистов и экспертов. Все остальные оказываются дилетантами.

Бо Андерс поступил в консерваторию, собираясь стать композитором. Огромное впечатление на него произвела минималистическая транс-музыка американского композитора Терри Райли: склеивание магнитофонной пленки в кольцо казалось возможностью обойтись без ненавистных нот.

Идея композиции «Белковый империализм» Перссона была хорошо известна в авангардистских кругах: американец Стив Райх впервые применил два магнитофона, которые крутили две практически идентичные закольцованные пленки. Их суммарный звук медленно меняется и плывет.