Джойс Бетти - Наматжира Страница 15

В конце концов словесные баталии прекратились. Работы, вызвавшие столько споров, возвратились в Алис-Спрингс, и никто уже больше не вспоминал заявления профессора Берка о том, что Мельбурнская галерея собирается поискать ранние акварели Наматжиры.

Хотя многие авторитеты не очень высоко ставили Альберта как художника, Королевское общество изящных искусств Нового Южного Уэльса тем не менее сочло его достойным признания и избрало своим почетным членом.

А тем временем Альберт, не ведая об избрании, писал свои акварели в Долине пальм. Уильямс, управляющий туристским бюро штата Виктория в Новом Южном Уэльсе, был специально направлен к нему, чтобы сообщить эту приятную новость. Он нашел Альберта в одном из его излюбленных мест. Когда Уильямс сообщил Альберту о той чести, которой его удостоили, он задумался на какой-то миг, а затем с улыбкой, так редко освещавшей его лицо, сказал, что он очень рад слышать о признании его работ художниками Нового Южного Уэльса.

Будучи в Центральной Австралии, Per Кэмпбелл, художник из Нового Южного Уэльса, спросил разрешения написать портрет Альберта. Миссис Кэмпбелл, сопровождавшая мужа в его поездке, рассказывала, что ее супруг и она сама давно уже интересовались творчеством художника-аборигена, которого они знали только по газетным и журнальным статьям, но, после того как они познакомились с ним, пришлось в корне изменить былое представление о нем.

Миссис Кэмпбелл писала: «Когда Альберт позировал для портрета, я чувствовала, что мне выпало счастье проникнуть, насколько это в силах человеческих, в глубины этого поистине выдающегося характера. Держался он с большим достоинством и удивительно тонко разбирался не только в акварельной живописи, но и в людях, как белых, так и черных. Я подолгу разговаривала с ним, и он рассказывал мне о законах своего племени, о своих делах и знакомствах с белыми людьми. Однажды я спросила его, когда и как он начал рисовать. На ломаном английском он рассказал, что в юности он отличался большой выносливостью и путь до Алис-Спрингса, а это восемьдесят с лишним миль, был для него всего лишь легкой прогулкой. Дальние походы заводили его порой туда, где никогда не ступала нога других арандцев. Чтобы показать своим соплеменникам, что он видел, он, по его словам, «брал широкую кору. Веточку из огня. На коре… рисовал горы, долины, деревья и скалы. Все это… показывал своим». Когда я поинтересовалась, не сохранилось ли у него чего-нибудь из этих рисунков на коре, он объяснил, что сжигал их сразу же после того, как показывал соплеменникам. Альберт также рассказал мне, почему так много его соплеменников умеет рисовать. Он объяснил, что, поскольку у арандцев нет письменного языка, все они с малых лет приучаются рисовать то, что хотят поведать своим товарищам. В этом я убедилась и сама, познакомившись с рисунками детей аборигенов. Самые одаренные дети белых не могут тягаться в правильности рисунка с этими туземными ребятишками. В каждом рисунке чувствовалось желание рассказать о том, что их юные авторы видели вчера или надеялись увидеть завтра. Объяснение Альберта помогло мне понять причину врожденной способности у детей коренных жителей Австралии к изобразительному искусству.

Мне вспоминается забавный случай, связанный с написанием портрета Альберта. Случай этот произошел, когда мы впервые обратились к Альберту с нашей просьбой. Он охотно согласился позировать моему супругу, но затем, бросив смущенный взгляд на свою старую, изодранную рубаху, заметил: «Куда лучше будет в новой красной рубашке». Мы взяли его в город, и в местном магазине он выбрал себе три рубашки — красную, голубую и зеленую. Наступило некоторое замешательство, пока мой супруг не сообразил, что за рубашки придется расплатиться нам. Он оплатил счет. Но после этого Альберта все еще что-то удручало. Оказалось, что, пока он позирует, нужно ублаготворить его многочисленных родственников. «Им не плохо бы побольше мяса для жаркого, — сказал Альберт. — Лучше всего вырезки». В результате нам пришлось разориться на три новые рубашки Альберту, на патроны сыновьям для охоты на кенгуру, на ящик лимонада детям, подарки для Рубины на добрых десять фунтов и купить по хорошей порции вырезки для каждого родственника. При всем том в просьбах Альберта купить ему все это не было и намека на вымогательство или алчность. Мы поняли его положение и прониклись к нему еще большей любовью. Он был сама искренность. Это не была коммерческая сделка — просто он получил натурой плату за услугу, о которой его просили.

Другой забавный случай, о котором мой муж не любит вспоминать, произошел во время одного из сеансов позирования. Я приготовила для Альберта и мужа поесть и, прежде чем накрыть на стол, отозвала супруга в сторону и попросила его есть мясо руками, как, казалось мне, едят Альберт и его соплеменники. Подав на стол, я удалилась. Спустя некоторое время я возвратилась узнать, не надо ли чего, и тут увидела: муж сидит красный как рак и ест свое мясо руками, тогда как Альберт, достав нож и вилку, орудует ими с утонченной элегантностью, изящно держа их в своих тонких, длинных пальцах.

Портрет был начат в туземном лагере под Алис-Спрингсом, мы хотели написать Альберта в естественном для него окружении. Однако рои мух, стаи собак, ватаги ребятишек, любопытствующие родственники и тучи красной пыли, поднимавшейся при малейшем движении, — все это создавало невыносимую обстановку для работы. Поэтому мы уговорили Альберта позировать в доме Пэт Девис. Там мы усадили его в столовой и, чтобы избежать натянутости в позе, повесили перед ним акварель Ганса Хейзена. Альберт стал позировать менее напряженно. Он внимательно рассматривал висящую перед ним картину и время от времени спрашивал, как достигаются те или иные цветовые эффекты. Альберт по-настоящему глубоко интересовался искусством и преданно служил ему.

Для меня и моего мужа близкое знакомство с Альбертом было одним из самых памятных событий нашей жизни. Мы считаем его великим художником и великим австралийцем, человеком исключительного обаяния».

1954 год был самым богатым событиями в жизни Наматжиры: он был представлен королеве и восторженно встречен тремя главными столицами страны. Понадобилось шестнадцать лет, чтобы чуть ли не мифическая фигура художника-аборигена предстала перед глазами широкой публики: дебют Альберта в общественной жизни столиц сделал его самым популярным австралийцем 1954 года. Ну а как обстояло теперь его дело с гражданством? Многие считали Альберта вполне достойным статуса гражданина, со всеми правами и привилегиями, которыми пользовались белые и полуцветные, и возмущались тем, что ему запрещено жить в Алис-Спрингсе и он вынужден ютиться в убогой, грязной лачуге за чертой города. Люди, встречавшиеся с ним во время его поездки по южным столицам, напоминали о его тщетных попытках улучшить свои условия жизни. Сначала он мечтал приобрести скотоводческую станцию, затем — построить дом в Алис-Спрингсе, но и в том и в другом ему было отказано официальными властями.

Сообщения об аресте Альберта по обвинению в употреблении спиртных напитков еще больше подчеркнули чудовищную ненормальность его положения как австралийца.

Разбиралось дело об алкогольном опьянении одного аборигена и метиса. По показанию подсудимых, вместе с ними пил и Альберт. Художник в свое оправдание заявил, что его действительно угощали и он отпил глоток из бутылки, но сделал это, чтобы выказать свое дружеское расположение и не обидеть угощавших, а отнюдь не из пристрастия к вину. Полицейский, арестовавший Альберта, засвидетельствовал, что тот не был пьян, но и не отрицал, что отпил из бутылки.

Судья У.-С. Николс нашел обвинение против Альберта доказанным, но не вынес ему никакого приговора, признав, что Наматжира стал просто жертвой обстоятельств. Когда Альберта впоследствии расспрашивали о происшедшем, он говорил: «Мой народ не привычен к вину. В прежнее время никогда не было никаких неприятностей. Закон гласит, что люди смешанной расы могут пить, но, когда они приносят в лагерь вино, пьют все. Отсюда большие неприятности».

Газеты страны широко освещали арест Альберта и суд над ним. Споры вспыхнули вновь. Рекс Бэттерби подверг сомнению правильность законов Северной Территории.

«При всем должном уважении к министру Территории мистеру Хэзлаку, — утверждал Бэттерби, — я уверен, что закон о гражданском полноправии людей смешанной расы чреват гибельными последствиями для чистокровных аборигенов. Многие мужчины так называемой смешанной расы женаты на чистокровных аборигенках и живут вместе с родней своих жен. В настоящее время они имеют право посещать отели, покупать вино, приносить его домой и затем сбивать с пути истины чистокровных аборигенов. Альберт Наматжира человек со средствами, и, когда он разбивает свой лагерь за чертой Алис-Спрингса, его осаждают люди смешанной расы, которым их новообретенная свобода нужна только затем, чтобы предаваться пьяному разгулу».