Яна Франк - Дневник дизайнера-маньяка Страница 17

4. Если задание безнадежно, стоит попробовать превра-тить его в «духовное упражнение» и найти в нем хоть что-то приятное. Например, старина Огилви утверждает: можно от всей души полюбить любую глупость, проникнувшись мыслью о том, что для заказчика, кем бы он ни был, это — изобретение его жизни, важнейшее его дело. Подобная «искусственная эйфория» не может длиться вечно, но ее часто оказывается достаточно, чтобы от всей души продать или оформить проект. А большего и не надо.

5. В наихудшем случае спастись можно лишь страшной местью за все плохое, пообещав себе после удачного окончания проекта сделать вариант «для внутреннего пользования», где будут отражены все эмоции, связанные с заказом и теми, кто за ним стоит. При таком подходе абсурдные просьбы переделать работу пригодятся в коллекции занятных идей, которыми позже можно воспользоваться.

Главное — не терять при этом чувство юмора.

Эта картинка была нарисована на отвергнутом заказе, после того как пришлось двести раз перерисовать женщину: не в меру накрашена, одета чересчур легкомысленно (в шубе и перчатках!), стоит не так, не к тому обращается; и белку: недостаточно весела, смотрит не туда, свистит не так и летает неправильно.

Смеялись все, включая менеджеров, и всем стало легче.

О целях творчества

Творческие люди часто ставят перед собой задачи, очень важные для них самих, но непонятные никому из окружающих. Половина нашей жизни проходит под ворчание: «Зачем тебе это нужно? На что ты тратишь время? И вот это — твоя работа?»

Особенно часто высказываются родные и близкие, вроде бы, живо интересующиеся нашей работой, но иногда совершенно не понимающие, что у нас в голове. Что же их смущает?

Я уже устала оправдываться за то, что никогда не буду рисовать, как Дюрер. Я давно осознала, что вполне можно любить Брейгеля и Босха и одновременно рисовать по-своему, потому что «очень нравится смотреть и изучать» и «я хочу так уметь» — это совершенно разные вещи. Я с детства была окружена книгами по искусству, засматривала до дыр Матисса, Руссо и Янссена, но мысли вроде «я тоже хочу такое нарисовать» или «хочу понять, как он это сделал, и научиться так же» у меня вызывали безумцы вроде Таданори Йоко.

Многие коллеги жалуются: «Вот я рисую своих дудликов, а потом посмотрю на Джеймса Джина и думаю, что вот так и надо рисовать! И почему я так не умею?»

Ответ прост: раз не умеет, значит и не хочет уметь. А захотел бы, положил бы все силы на то, чтобы научиться, потому что, в конце концов, ничего недостижимого в этом нет. Но художников гложет какая-то странная «совесть» — можно ведь рисовать сложнее, а они рисуют проще.

В значительной степени в этом виноваты советчики из круга семьи и друзей, а также сбивающие с толку преподаватели, которые все время спрашивают: «Ты что, рисовать не умеешь? Идешь по пути наименьшего сопротивления? Так и собираешься всю жизнь эти кривульки изображать? Ты это считаешь достойной творческой целью?»

При этом анатомические подробности, академический рисунок и правильная работа с объемом совершенно не гарантируют качества иллюстраций или картин. Один из самых гениальных, выразительных и душевных иллюстраторов — Манфред Бофингер — вообще все рисовал тремя линиями, а стал классиком книжной иллюстрации еще при жизни. Хотя многие так этого и не поняли — ну и пусть.

Меня всегда привлекали одновременно интересные решения в дизайне и искусстве. Иногда хотелось совместить эти вещи. Например, закрасить одним цветом плоскость в несколько квадратных метров и нарисовать что-нибудь фигуративное только в одном маленьком углу (или не рисовать вообще). При этом «чистые» дизайнеры или художники из моего окружения такое творчество не понимали, а желание нарисовать один простой квадратик на плоскости величиной со стену считали наглостью. В один прекрасный день я узнала о существовании португальского художника Жиля Тешейры Лопеса, который всю жизнь занимается именно тем, что делает гигантские картины. Причем половину работы может заклеить коллажем, другую просто закрасить одним цветом, а небольшой кусочек где-то между вдруг расписать в лучших традициях академической живописи.

Пока часть авторов переживает муки совести из-за своих необычных желаний, другие просто воплощают их и живут спокойно.

Например, творческий человек вдруг увлекся ювелиркой. Или изготовлением украшений из бусинок. Или плетением гобеленов. Или ваянием из камня! Узнал, что существует мягкий камень, который возможно обработать довольно простыми инструментами в домашних условиях, и хочет попробовать. Или шелкографией! Это же так интересно! Или линогравюрой! Или скульптурами из папье-маше. В творческом порыве закупаются все необходимые материалы, а это обычно влетает в копеечку: специальная краска, рамки, инструменты, растворители, нитки, крючки и петли, крепления, горелки и прочее. Для любого хобби производители уже выпустили все необходимое — только плати.

Далее занимается последнее свободное место в квартире. Под ногами родных и близких появляются сохнущие предметы и рамы с чем-то на них натянутым, в доме начинает подозрительно пахнуть незнакомыми веществами, повсюду появляются разноцветные отпечатки лапок домашних животных. Человек на некоторое время с головой погружается в новое увлечение и... делает половину коврика. Или чудесное колечко. Или одну странную инсталляцию. А дальше что? Ничего. Через какое-то время интерес к новому направлению в искусстве пропадает, единственный продукт творческого порыва вешается на стенку, гений переходит к следующему делу.

Родственники осторожно спрашивают: «И что теперь? Для чего же ты все это купил? И что будет со всеми этими материалами?»

Материалы отправляются в подвал со словами «еще пригодятся» (страшно ведь сознаться, что больше они никому не понадобятся), их просто выкидывают или передают следующему желающему попробовать. Потому что интерес к данному предмету иссяк.

Но такой опыт был зачем-то нужен, что бы это ни было. Может быть, человеку просто хотелось понять, как это делается, или убедиться, что ему тоже такое доступно. Возможно, приобретенные в этом деле навыки пригодятся в чем-то другом. Вполне вероятно, что в один прекрасный день, затевая инсталляцию своей жизни, автор вспомнит, как он что-то пришивал и приклеивал, и это поможет ему скрепить все части конструкции наилучшим способом. В любом случае, его личная задача решена и интерес удовлетворен, даже если другим так не кажется.

Некоторые творческие люди считают дизайн простой задачей, у них это хорошо получается и является «легким хлебом», когда надо заработать, не особо надрываясь. Но иногда тянет на «великие дела»: написать книгу, провернуть собственный проект с участием тысячи добровольцев, соорудить инсталляцию величиной с комнату и потом неизвестно как тащить ее в соседний город на сомнительное художественное мероприятие.

Также хочется попробовать воплотить мелкие и бессмысленные затеи, которые часто оказываются не только довольно доростоящими, но и не такими уж мелкими. Пообещав справиться за пару дней, мастер разводит грязь на неделю, чтобы выложить псевдокирпичиками стену или переделать ванну в карниз в стиле Гауди. Или ночами режет лазером буквы из пенопласта, заполняя дом едким дымом, только чтобы превратить в нечто феноменальное стену в коридоре.

Лучше сразу закрыть глаза на то, что подобная бурная и разнонаправленная деятельность кого-то раздражает, потому что нет ничего печальнее подавленного творческого порыва и впоследствии, раздумывая о прошлом, больше всего сожалеешь о невоплощенных безумных идеях, которые не хватило смелости отстоять.

К каким же аргументам прибегнуть, чтобы оправдать в глазах близких все наши замыслы, кажущиеся важными только нам? У меня есть два ответа.

Во-первых, никто (а уж тем более из числа родственников) не знает, какой проект станет самым значительным или удачным в нашей жизни. Поэтому нужно пробовать все, до чего дотянутся руки, и прислушиваться к своей интуиции.