Парадоксы гениев - Михаил Семенович Казиник Страница 17

<…> Написавшись всласть, он ложился спать, улыбаясь заранее при мысли о завтрашнем дне: что-то Бог пошлет переписывать завтра.

Тот, кто внимательно прочитает выписанные мной фрагменты, согласится, что Гоголь феноменально показывает склад и состояния психики творца. Здесь и одержимость, и выключение из бытия, и отчужденность от мира, и катарсис, который достигается в творчестве, возведенном в культ, и абсолютное непонимание его личности окружающими. Можете со мной не согласиться, но образ Башмачкина очень близок образам любимого гоголевского писателя Гофмана. Достаточно понаблюдать за поведением гениального капельмейстера Иоганнеса Крайслера — героя моего любимого «Жизнеописания кота Мурра», и вы почувствуете родство душ и героев.

Акакий Акакиевич чиновниками воспринимался как полное ничтожество.

С Хлестаковым не так тяжело, поскольку он молод и окружен приятелями. Но определение «пустейший» он получил от своего создателя.

А как могли относиться товарищи по канцелярии к Пушкину? Не был ли Александр Сергеевич для них «пустейшим»?

Давайте вспомним один эпизод «работы» Пушкина у графа Воронцова в Одессе.

Эпиграммы, которые неуемный Пушкин написал на Аракчеева, архимандрита Фотия и даже самого Александра I, не влезали ни в какие цензурные рамки. И если бы не защита одного из пушкинских ангелов-хранителей Николая Михайловича Карамзина (второй ангел — Василий Андреевич Жуковский), то биография поэта оборвалась бы на этом самом месте и в этом времени (1820 год)… Сибирью. Но после заступничества Карамзина Пушкина вместо Сибири отправили… в Кишинев в канцелярию доброго и бессемейного, бездетного (полюбившего Пушкина как непутевого, веселого, балованного и непредсказуемого сына) генерала Ивана Никитича Инзова. Перед приездом Пушкина Инзов получил письмо, в котором перечислялись все пушкинские «подвиги». Письмо завершалось предложением не сводить с Пушкина глаз. Письмо написал тоже либерал граф Каподистрия. Он сам хорошо относился к Пушкину, но вынужден был написать письмо с описанием пушкинских безобразий по приказу царя. Инзов, получив письмо, ждал удивительного молодого человека с интересом и удовольствием. Сколько раз в течение кишиневских лет пребывания Пушкина Инзов выручал этого гениального «разбойника». И ведь официально Пушкин даже не был сослан, а получил служебный перевод по линии министерства иностранных дел, в котором он служил. Инзов прекрасно относился к Пушкину, был по-отечески добр и потакал юноше во всем, в чем только мог. (Еще раз напомню: у самого генерала не было ни жены, ни детей.)

В 1823 году Пушкин был переведен в канцелярию генерал-губернатора Новороссийского края графа Воронцова с требованием отнестись к Пушкину со всей строгостью и заставить его работать. И вот наконец предоставился случай.

Весной 1824 года случилось нашествие саранчи в Херсонской и Елисаветградской губерниях, коллежский секретарь Пушкин (это по табели о рангах еще ниже, чем титулярный советник) в составе группы чиновников был направлен туда для того, чтобы разобраться в степени опасности и принять меры. Пушкин получил от Воронцова деньги на дорожные расходы: целых 400 рублей, и это всего на 300 рублей меньше, чем его тогдашний годовой доход (!). О результатах исследовательской работы было приказано доложить в письменном виде.

Перед вами докладная чиновника Пушкина:

Саранча:

23 мая — Летела, летела;

24 мая — И села;

25 мая — Сидела, сидела;

26 мая — Все съела;

27 мая — И вновь улетела.

И подпись: Коллежский секретарь Александр Пушкин.

Теперь представьте себе, КАК отнеслись в канцелярии к автору отчета.

Наверное, «пустейший» — самое мягкое определение поведения и деятельности коллежского секретаря.

(Справедливости ради следует отметить, что Михаил Семенович Воронцов, получив отчеты других чиновников, понял (и об этом он написал в одном из своих частных писем), что ничего нового чиновники в отчете не написали и что пушкинский отчет оказался точным и не требующим никаких добавлений. Так что человеком граф оказался далеко не глупым. Но письмо-то Воронцов написал своему другу. Так что чиновники канцелярии так и остались в уверенности, что коллежский секретарь Пушкин все-таки работник «пустейший» и, безусловно, «несколько приглуповат».)

Возвращаемся к гоголевскому Хлестакову.

…Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими.

Лет двадцати трех!!! Именно столько лет было Пушкину, когда он служил в канцелярии у Воронцова!

А вот и еще часть гоголевской характеристики:

Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде…

Да… Пушкин действительно был разным в разных ситуациях. Иногда скучным, иногда разговорчивым. Мог говорить о пустяках, играть во всякие игры. Вести себя совершенно по-детски. И говорить отрывисто.

Позволю себе крохотное, но важное отступление.

В музыке Франца Шуберта НЕТ его болезни, у Бетховена НЕТ его глухоты. Бетховен не умел умножать и делить. Когда нужно было 14 умножить на 6, то он 6 раз прибавлял к четырнадцати четырнадцать.

Лермонтов был обладателем самого скверного характера.

Когда Сальери в «Маленькой трагедии» Пушкина называет Моцарта «гуляка праздный», то нельзя сказать, что это полнейшая клевета.

Но… это сугубо внешняя часть того, что именуется ПОДЛИННЫМ Моцартом, Пушкиным, Бетховеном, Лермонтовым.

В образе Хлестакова есть немало моментов, которые сближают его с «внешним» Пушкиным. Например, страсть к «картишкам». Вот причина того, что Хлестаков задержался в городе, в котором произошли всем известные события: «я в дороге поиздержался». «Пехотный капитан сильно поддел меня: штосы удивительно, бестия, срезывает. Всего каких-нибудь четверть часа посидел — и все обобрал. А при всем том страх хотелось бы с ним еще раз сразиться». Пушкин и карты — невероятная тема огромного исследования. В полицейском списке московских картежников из 94 имен имя Пушкина под номером 36!

Еще раз предлагаю перечитать стихи Пушкина о самом себе, которые мало кто читал (и вспомнить описание жизни гоголевского Башмачкина ВНЕ его страсти):

Что до меня, то мне на часть

Досталась пламенная страсть

Страсть к банку! ни любовь свободы,

Ни Феб, ни дружба, ни пиры

Не отвлекли б в минувши годы

Меня от карточной игры —

Задумчивый всю ночь, до света

Бывал готов я в эти лета

Допрашивать судьбы завет,

Налево ль выпадет валет?

Уж раздавался звон обеден,

Среди разбросанных колод

Дремал усталый банкомет.

А я, нахмурен, бодр