Вера Чайковская - Тышлер: Непослушный взрослый Страница 18

Это история совсем короткая, потому что о ней мало что известно. Но рассказать о ней необходимо, так как этот мимолетный минский роман имел для Тышлера важное продолжение — рождение любимой дочери Беллы и переплетение ее судьбы с судьбами минских и московских друзей Тышлера…

В Минске жили две сестры Арончик. Вернее, сестер Арончик было гораздо больше — пять или даже шесть, но нас будут интересовать две из них: младшая, актриса БелГОСЕТа Юдифь Арончик, Юдес, Юдеска, как будет называть ее Саша Тышлер, и старшая, Сима Арончик, театральная портниха в том же театре.

В сущности, обе очень молоденькие, Юдес на десять, а Сима на восемь лет младше Саши Тышлера. Юдес — с живым, подвижным лицом, невысокая, пышноволосая, очень талантливая — из того типа женщин, которые Тышлеру всегда нравились. (Интересно, — он увлекался или актрисами, женщинами богемы, или портнихами, их обслуживающими.)

Говорят, в конце 1930-х годов сам Михоэлс хотел пригласить Юдес в свой театр, но что-то ему помешало.

Тышлер сильно увлекся младшей, а старшая сестра — сильно увлеклась им. Какой она была? С маленькой довоенной фотографии на нас смотрит очень красивая, с восточными чертами молодая женщина с лицом строгим и неулыбчивым, точно говорящим: «Да, я такая! Не подходите!» Вероятно, она была сдержаннее и скромнее своей сестры-актрисы и находилась в тени ее женского обаяния и актерского таланта.

В конце 1920-х — начале 1930-х годов Саша Тышлер то и дело ездит из Москвы в Минск — оформляет один за другим несколько спектаклей в БелГОСЕТе: свой театральный дебют «Овечий источник» Лопе де Веги (1927), «Ботвин» А. Вевьюрко (1927), «Глухой» Д. Бергельсона (1928), «62 участок» И. Добрушина (1930) и др.

Отношения с Юдес — пылкие и неровные. Живой интерес и былая увлеченность еще через много лет будут звучать в тышлеровских письмах в Минск к дочери, но с горячими приветами Юдеске.

Немудрено, что скромная и строгая, всегда «зажатая» Сима (чем-то она напоминает Настю и тоже портниха!) отчаянно влюбилась в Сашу Тышлера, такого легкого, веселого, обаятельного.

Что-то было в ее отношении к миру от восточного фатализма, — она не сопротивлялась, когда ее несло к трагически-неразрешимому — безнадежной любви, неотвратимой гибели…

Увлеченный Юдес, Саша Тышлер как-то вечером, после спектакля оказался наедине с ее старшей сестрой. Что это было? Фантазии летней ночи? Для Симы, должно быть, самое счастливое мгновение жизни…

Саша Тышлер вскоре уехал в Москву. Туда ему и пришло известие о рождении дочери Беллы, от которой он и не думал отказываться.

Это любимая дочь, которую он отыщет в годы войны, будет посылать ей из Ташкента посылки, деньги и нежные письма, потом — ждать ее из Минска в гости, еще позже — щелкать по макушке внука Борьку, страшно на него похожего…

Но это все потом, потом…

Кстати, и Настя будет благоволить к Симе и любить маленькую Беллочку, будет навещать их в Минске (без Саши Тышлера!) и защищать Беллочку от слишком строгой матери (подумаешь, вырезала из маминой шубы кусок меха для куклы! Она же — ребенок!). Настя с Симой переписывались. Сима ведь и не мечтала занять Настино место. Другие тышлеровские женщины жалели Настю (это была своеобразная жалость, род презрения), Настя же могла пожалеть Симу.

Сима в одиночестве воспитывала дочку, и в памяти Беллы запечатлелся зимний заледенелый дом, куда они возвращались (мать после работы, она после детсада), мать громко вдыхала холодный воздух, и дочь ощущала ее грусть и одиночество.

В начале июня 1941 года БелГОСЕТ уехал на гастроли в Польшу, с ним уехала Юдеска, а Сима собиралась в санаторий. Дочь она поручила приятельнице — воспитательнице детского сада. Отвела Беллочку к ней, вернулась домой, а утром началась война.

Дети из детского сада оказались под бомбежкой фашистов. Белла, которой тогда не было и семи лет, вспоминает, что видела очень близко улыбающееся лицо летчика-немца, который кружил над ней на самолете. Воспитательница кинулась к расположившимся в лесу военным, и те вывели детей из опасной зоны. Потом их погрузили в поезд и повезли… Далеко. В Хвалынск (родина Кузьмы Петрова-Водкина). Обеспокоенному судьбой Симы и Беллы Саше Тышлеру дойдет в Ташкенте весть все от той же детсадовской воспитательницы, что Беллочка жива. Он поделится этой радостью в письме с еще одной далекой возлюбленной — Таней, Татьяной Аристарховой. Та — сама мать, поймет его чувства.

А Сима? Что стало с Симой? Она подумала, что дочь погибла в бомбежку. И это определило ее дальнейшую судьбу — ей не для чего стало жить. Гетто в Минске возникло уже в июле 1941 года. Говорят, немецкий офицер предлагал вывести ее из гетто (она и там была хороша) — но Сима отказалась. Предлагали помощь друзья за пределами гетто, — и опять она не захотела попробовать спастись. Зачем?

Она погибла в гетто вместе со всеми. (Минское гетто было полностью уничтожено осенью 1943 года.) О чем она думала в последний миг? О дочери? О Саше Тышлере? О своей любви? Мы уже не узнаем…

А Юдес? Поездка в Польшу оказалась спасительной. Из Польши актеры БелГОСЕТа кружным путем добрались аж до Новосибирска. Там она с мужем, Марком Мойным, актером того же театра, и сыном Виктором пережила войну. Юдес, заслуженная артистка и, главное, «орденоноска», которой был открыт путь по военной России, поехала за Беллой в Хвалынск (страшно подумать, какие расстояния в лихие военные годы пришлось преодолеть!) и доставила ее в Новосибирск. В дальнейшем Юдес и Марк ее воспитали.

А Тышлер? Любил, посылал деньги и письма, звал дочку в гости…

Говорят, в «сталинскую» эпоху — не было личной жизни. Еще как была! Таких дружб, таких любовей еще поискать. Воздух накален, все в душе дрожит и вздрагивает — и одна отдушина — любовь! Для тех, кто привык к «перегрузкам», скучно было жить на Западе, в догорающей «европейской ночи», если воспользоваться названием сборника стихов Владислава Ходасевича. Роберт Фальк потому и сбежал из «благословенного» Парижа, что там не хватало «энергии», сплошная энтропия. Зато тут все «искрило», к чему ни прикоснись. Айседора Дункан на всю жизнь запомнила свою, ой, какую неблагополучную, но подлинную «русскую любовь». Это в начале 1920-х годов. Режиссер, актер, художник Гордон Крэг не только «покорил Россию», еще до революции поставив в Московском Художественном театре совместно со Станиславским и Сулержицким «Гамлета» (1911), но и был совершенно покорен в 1930-е годы Мейерхольдом, Тышлером, Михоэлсом… Философ Исайя Берлин в конце войны, встретив в Ленинграде Анну Ахматову, еще много лет не мог изжить этого впечатления (и увлечения), да так, кажется, и не изжил. Чужестранцы попадали в атмосферу немыслимых грозовых разрядов. А какие встречи тут, какие страсти, какие изломы судеб?! Где еще встретишь такой «тройственный союз» живущих вместе людей, где она любит мужа, ее любит возлюбленный, а муж любит совсем другую. Но живут все вместе, втроем в одной квартире, не нарушая чужой «суверенности». (Маяковский, Лиля и Осип Брики.) Прямые уроки «Что делать?» Н. Чернышевского!

Сталинский террор касался и художников, хотя, может быть, в меньшей степени, чем писателей. Сажали (и расстреливали) их подчас не из-за живописи, а из-за политических доносов, сидящих родственников и других «статей». В 1930-е годы расстреляли замечательного живописца Александра Древина, оставив безутешной Надежду Удальцову (их брак был редкостно гармоничным, о чем можно судить даже по их пейзажам, как бы взаимно друг друга дополняющим). У Древина — все движение и полет, у Удальцовой — редкая «пространственная» выверенность и гармоничность. Но после его гибели в ее пейзажах прибавилось полета и движения, прибавилось «неба», словно она стала писать «за него».

В 1938 году арестовали талантливейшего Михаила Соколова (по доносу). Как художник он был в чем-то родствен Тышлеру, во всяком случае, его «прекрасные дамы» писались и рисовались на той же романтической волне. В начале 1930-х арестована (а потом в лагере расстреляна) сподвижница Казимира Малевича Вера Ермолаева. Арестована из-за брата ученица Фалька Ева Левина-Розенгольц. Если художников в лагере не уничтожали, они продолжали работать, причем на пределе возможного, превышая свой прежний уровень (таков Михаил Соколов, посылавший своей знакомой из лагеря замечательные графические пейзажные миниатюры). У Евы Левиной-Розенгольц после лагеря начался новый период творчества, гораздо более глубокий, «метафизичный» и самобытный, чем прежде… Творческая личность сопротивлялась хаосу и энтропии до последнего!

Личная жизнь была подчас единственным выходом потаенных и подавленных эмоций, сферой свободы, которую невозможно было отнять, «тайной» свободой, которая круговой порукой связывала всех людей духа.

Летом 1930 года проходит XVI съезд ВКП(б) — съезд развернутого наступления социализма по всему фронту. Идут бесконечные политические процессы. Ищут врага.