Эдвард Мунк - Стенерсен Рольф Страница 21

Составление декларации налогоплательщика и обложение налогом Мунк считал кошмаром и насмешкой. Он обязательно записывал все полученные суммы. Но ему невозможно было доказать, что из общей суммы доходов нельзя вычитать истраченные деньги. Мунк считал, что деньги истрачены для того, чтобы заработать деньги.

— Нужно же кое-что давать курице, чтобы она неслась.

Он вычитал даже те деньги, которые давал нуждающимся художникам.

— Я же их отдал.

Он пошел к адвокату и попросил его помочь ему составить декларацию. Но как только адвокат сказал, что Мунк не имеет права вычитать ни на питание, ни на плату за квартиру, Мунк отправился к другому адвокату.

— Вот как, я не могу вычитать? А я всегда вычитал. Сколько лет вы работаете адвокатом?

Налоговые власти, как правило, смотрели сквозь пальцы на несколько странные декларации Мунка. Случалось, что вместе с декларацией он присылал письмо, в котором писал понемногу обо всем. Между прочим, не скрывал своего нежелания, чтобы часть его денег шла Густаву Вигеланну.

«Какой смысл в том, чтобы я помогал строить мост в сто десять метров длиной, который Вигеланн желает перекинуть через ручей в одиннадцать метров шириной? Вы видели дворец, предоставленный ему городскими властями Осло? Он похож на тюрьму, а когда там будут поставлены все его скульптурные группы, люди подумают, что сбежали заключенные. Я рад, что у меня хватает денег обнести забором свой дом. Забор должен быть таким высоким, чтобы я не видел его колонны. Она будет тринадцатиметровой высоты. Неплохо, слушайте-ка. Колонна в тринадцать метров.

А теперь ему нужны еще ворота в эту его каменную пустыню. Поверьте, Сберегательный банк Осло сразу же примчится с 250 тысячами крон. Такую сумму я получил бы за роспись ратуши. Да, вы знаете, что мне предложили комнату там на чердаке, на двенадцатом этаже. Но я должен сказать, что мне нравятся его изделия из кованого железа. Может быть, когда все остальное снесут, ворота оставят. А какие ужасные фонари. Это, должно быть, самые отвратительные фонари, которые он видел в Германии».

Мунк не скрывал, что не желает иметь ничего общего с другими художниками. Он не ходил на собрания художников и не желал иметь общие с ними выставки. Когда они просили у него картины для общей выставку он говорил:

— Берите что хотите.

Но на любой выбор реагировал так:

— Нет, не это. Это мне нужно здесь.

В конце концов они уходили с маленьким эскизом.

Когда предстояла выставка моего собрания картин, он сказал:

— Для меня будет, я надеюсь, отдельный зал?

За день до открытия выставки он пришел. В одном из залов вместе с его картинами висели две картины другого художника. Он взял машину и привез две большие картины. Посмотрел на меня и сказал:

— Будьте добры, повесьте эти картины. Они собственно составляют часть «Фриза жизни».

Одного из моих друзей Мунк спросил:

— Из какой вы части Норвегии.

— Я родился в Хаделанне.

— Как забавно. Все мои друзья-художники утверждают, что в Норвегии только у вестланнцев синие волосы. — Чепуха, — говорю я им, — люди с синими волосами разбросаны по всей Норвегии.

— Но у меня волосы не синие.

— Именно синие.

— У меня синие волосы? Никогда никто мне этого не говорил.

— Да, да, синие. Действительно забавно. Ваши родители тоже выходцы из Хаделанна?

— Неужели господин Мунк серьезно считает, что у меня синие волосы?

— Конечно. В красках я кое-что смыслю. Забавно, что вы не из Вестланна.

Из современников наибольшую симпатию Мунк питал к самым молодым. В период с 1915–1935 годов на мир изобразительного искусства Норвегии влияли две большие группы: «Горячие красные» и «Холодные синие». Руководителем и центром «красной», наиболее крупной группы был Хенрик Сёренсен. В эту группу входили «фресковые братья» — Пер Крог, Аксель Револль, Алф Рольфсен, а также Рейдар Аули, Вилли Миддельфарт, Юронн Ситье, Хуго Лоус Мор [27] и многие другие, для которых Хенрик Сёренсен был деятельным другом и руководителем. Общим для них всех было то, что в их искусстве отражался их духовный мир и социальные проблемы и что они не питали большой симпатии к «синим» фейерверкам Людвига Карстена. Как это ни странно, но большинство из них понимало Анри Матисса и Торвальда Эриксена[28], которых следует причислять к «синим». Вся эта большая группа художников, а также большинство из добившихся известности за последние двадцать лет хвалили искусство Мунка. Тем не менее у них с ним было мало общего по духу. Их искусство здоровее, но и обычнее. Они не любили чудака Эдварда Мунка. Они хотели бы взять его в обучение и сделать из него реформатора общества. В особенности это относилось к Хенрику Сёренсену. Сёренсен — это могучая сила. К тому же он был умен и энергичен. У него было множество друзей, и он оказывал влияние на многих. Он помогал сотням молодых художников, находил им покупателей, добивался для них государственных стипендий. Он называл Мунка «великим учителем», но ему трудно было примириться с тем, что Мунк мало помогал другим. Как человек Сёренсен был полной противоположностью Мунку. Он всегда находил время для других и с радостью вмешивался во все. Он был вездесущим. Он был истинным другом евреев, но писал спасителя настоящим скандинавом. Он бегал вверх и вниз по лестницам и воздействовал на всех, с кем встречался. Он был целой газетой. Мунк и Хенрик Лунн[29] принадлежали к числу тех художников, на которых он не имел никакого влияния.

— Нет, я не верю в этого нашего Иисуса. У него явно добрые намерения, иногда он говорит много хорошего, но ему нужно говорить беспрерывно. Не понимаю, когда он пишет. Он звонит мне и говорил, что я должен рано вставать. Что я должен послать деньги и картины туда-то. Как будто я обязан кормить всю Южную Норвегию. Я знаю, почему он может бегать по лестницам. Чтобы освобождаться от камней в почках. Он меня остановил, вынул коробочку и показал камень. Нет, черт возьми. Он, как одуванчик, повсюду разбрасывает свои семена.

Несмотря на то, что Пер Крог принадлежал к «фресковым братьям» и, по мнению Мунка, им поручали росписи, которые следовало бы делать ему, Мунк всегда очень хорошо о нем говорил. Ему нравились работы Пера Крога, он считал его более значительным художником, чем его отец, Кристиан Крог. Пер Крог был крестником Эдварда Мунка.

Другая, меньшая группа художников объединялась вокруг Хенрика Лунна. Эта группа любила искусство Мунка по меньшей мере так же сильно, как и группа Сёренсена. Но им нравилось и красивое, но холодное искусство Карстена. Эта группа стремилась лишь к тому, чтобы создавать прекрасное, и они были далеки от мысли улучшать общество. Наиболее известными художниками в группе Хенрика Лунна были: Фолькестад, Дебериц, Астрид Вельхавен-Хейберг, Арне Кавли, Бернт Клювер и Т. Торстейнсен[30]. Мунк не был милостив и к этому кружку художников. Хенрик Лунн был умным, общительным человеком, хорошим художником. Недостаток самобытности и глубины он возмещал высокоразвитым вкусом и большой техникой. К тому же он, как и Хенрик Сёренсен, умел подойти к людям, легко находил покупателей для своих картин и для картин своих друзей.

Хенрик Лунн узнал, что Мунк смотрит его выставку. Это было после закрытия, и Мунк был один в зале. Хенрик Лунн взял машину и успел приехать так, чтобы встретить Мунка.

— Ну, что скажешь?

Мунк не ответил.

— Пожалуйста, скажи свое мнение.

— Ты способный человек. Прямо удивительно, чего ты добился. Но в тебе же нет искры божьей.

— Во мне нет искры?

— Нет, искры нет, но есть вкус. Кое-чему ты учишься здесь, кое-чему там и очень свежо и красиво все это объединяешь.

И все же Мунк говорил много хорошего о Хенрике Лунне.

— Хорошо, что у нас есть Хенрик Лунн. Он полезный противовес против всех этих доморощенных провинциальных художников. Слишком много Христа, богаделен и Телемарка. Я против клик в искусстве. Художник должен иметь свое лицо. Каждый должен работать за себя. Но уж если есть клики, то лучше иметь их много, чем одну.