Венок усадьбам - Алексей Николаевич Греч Страница 21

 Та же картина разрушения в примыкающем парке соседнего гончаровского имения. Здесь на кирпич разобрана почти вся садовая ограда, являвшаяся любопытным образчиком декоративной архитектуры, стремившейся воспроизвести феодально-замковые укрепления. Особенно интересны были башни — круглые и граненые, с рустованным цоколем, с обегающими дужками-арочками, зубцами, круглыми люкарнами и узкими окнами-бойницами. Они казались такими же отдаленными перефразами средневекового зодчества, как шахматные туры. Осененные ветвями елей и берез, рисуясь красно-белыми пятнами на фоне неба и зелени, они издали могли служить готовыми моделями для дилетантских набросков “в рыцарском вкусе", таких нередких в альбомах 30—40-х годов... И башни, и стены с арками, зубцами и бойницами — все они теперь разрушены до последнего кирпича, и на их месте видны лишь ямы фундаментов... Также уничтожены выстроенные в духе псевдоготики почти все павильоны, беседки и дома. В их числе погибли и здание усадебного крепостного театра, и очень затейливая по своим формам баня, и обширная оранжерея. Во всех постройках ярко давала себя знать гибридность стиля. Банный павильон, или баня, представлял собой здание с треугольными фронтонами на фасадах и грубоватыми пристройками по сторонам. Получившийся выступ был украшен сдвоенными колоннами какого-то нелепого ордера, колоннами, охватывавшими дверь и два окна по сторонам. Несколько неожиданно было здесь соединение пучков колонн арками, чередовавшимися с овальными впадинами для скульптурных медальонов. Центральный павильон оранжерей был ближе к образцам классического зодчества. Это, собственно, дорический храмик in antis* (* в антах, т.е. с выступами по бокам.) с фронтонами, с виньоловским фризом, сочно и умело нарисованным, где триглифы сцеплялись со скульптурными метопами. Впрочем, лишь условно можно назвать это сооружение дорическим — далекими от каноничности были круглые окна — люкарны на боковых стенах и в плоскостях фронтонов, ‹они› так же [ионичны], как и красно-белая расцветка архитектуры. От всех парковых павильонов сохранилось только здание в начале усадьбы около реки, всего вероятнее, прежняя "экономия". Расположенное по откосу, оно имеет нижний сводчатый цокольный этаж, разработанный арками, и верхний, со стрельчатыми и сдвоенными североитальянскими амбразурами окон. Дом этот довольно близко напоминает иные из сооружений Царицына. Остальные постройки — театр, здание по сторонам него, флигеля, башни — уже входят в планировку дома и неразрывно связаны с ним в своих плановых решениях.

Живописными, давно запущенными руинами кажутся готические здания циркумференции двора с их затейливыми башенками, поросшими травой готическими арками. Внутри все выломано, провалилось и сгнило... По главной оси дома расположены башни ворот: каждая из них соединяется одноэтажными зданиями циркумференции с флигелями, приходящимися против боковых крыльев дома. В таком виде плановая концепция не дает ничего необычного — почти так же задуман двор Петровского дворца, cour d'honneur Михалкова и аналогичные дворы многих московских городских усадеб — графа Соллогуба на Поварской, Мосоловых и Чернышёвых на Тверской и других. При известной шаблонности, “приятности" плана особенно интересными являются, конечно, стилистические отклонения, своеобразная фантастика вторых, “окольных" путей русского зодчества XVIII века.

Особого внимания заслуживают, конечно, прежде всего башни въезда. Белокаменный цокольный этаж с дверями под скромными треугольными фронтонами отделен портиком от второго, краснокирпичного яруса, как бы являющегося площадкой для круглой башенки, силуэтом своим близко напоминающей беседки в Михалкове, панинской усадьбе, выстроенной Баженовым. Четыре круглых постамента по углам, верно, служили подставками декоративным каменным вазам. Башню, расчлененную лопатками, увенчали совершенно классическим куполом. Дальше — снова вольные отступления — конус с шаром, ощетинившийся какими-то причудливыми стрелами. И эти башни, и декорации круглящихся корпусов стен — всё это близко напоминает своеобразную архитектуру Петровского дворца под Москвой.

Однако дом построен вне стиля псевдоготики, хотя расцветка его — красный кирпич и белый камень — в духе всех остальных зданий. Украшенный портиком коринфских колонн, скрывающих позади полуциркульную лоджию, отмеченный на крыльях своих пилястрами, образующими те же плоские портики под треугольным фронтоном, с окнами, обведенными скромными наличниками и кое-где вкрапленными лепными барельефами, дом в Яропольце своим распределением масс и общим характером архитектуры близко напоминает знаменитый Пашков дом в Москве — лучшее создание Баженова. Галереи, соединяющие центральное здание с крыльями, выровнены в линию с колоннами портала; таким образом, непрерывный переход-балкон, украшенный железными решетками, тянется по галерее, вступает под колоннаду, повторяя изгиб лоджии, и снова выходит на другую галерею. Такое расположение необычно и свидетельствует об изобретательности архитектора, строившего гончаровскую усадьбу.

Дворец Гончаровых в усадьбе Ярополец Волоколамского уезда. Фото начала XX в.

Яропольцы, несомненно, входят в круг работ столь выдающегося, но пока все же еще недостаточно известного мастера — В.И. Баженова. Все три “почерка" баженовской архитектуры можно найти здесь.

Интерес к материалам по русской псевдоготике, расцвет которой падает на 60—70-е годы XVIII века, сильно возрос в настоящее время, как раз в связи с изучением русской усадьбы накануне ее окончательного уничтожения. Действительно, вокруг давно и хорошо известных царицынских построек образовался известный круг памятников, куда следует отнести башни Михалкова, почти вошедшие теперь в черту города, любопытнейшие сооружения в Марьинке Бутурлиных, постройки в Красном Рязанской губернии и в Знаменском Тамбовской, путевой дом-павильон на Оке под Муромом — пристань Выксунских заводов, церковь в Черкизове на Москве-реке... Все эти сооружения носят на себе несомненные черты баженовского художественного почерка, и к ним, конечно, примыкают сохранившиеся еще или уже погибшие псевдоготические здания гончаровского Яропольца.

Баженовский академизм, столь ярко французский в Пашковом доме, в доме Прозоровской и затем в модели Кремлевского дворца, находит несомненный отзвук в деревенских дворцах обеих яропольцевских усадеб.

Наконец, классицизм Баженова, появляющийся уже в Михалкове, в двух парковых беседках, дошедший до полной чистоты в храмике-ротонде и других павильонах Царицына, в колокольне и трапезной церкви Всех Скорбящих Радости и приближающейся к ней колокольни церкви в селе Никольском-Прозоровском, — этот классицизм определяет также ряд уже рассмотренных сооружений в парках Яропольца. Таким образом, постройки гончаровской и Чернышевской усадеб увеличивают собой тот круг архитектурных сооружений, который со временем позволит проследить творчество Баженова с первых шагов его архитектурной деятельности в собственной усадьбе Стояново и до последних жемчужин его гения — Кремлевского дворца в Москве и Михайловского замка в Петербурге. Пашков дом и земляная крепостца в Стоянове, Кремлевский дворец и рака над мощами Михаила Черниговского в московском Архангельском соборе, усадебные постройки, неожиданно то здесь, то там всплывающие, — составляют тот широкий диапазон баженовского