Сергей Львов - Питер Брейгель Старший Страница 23

Трудно строить догадки, что приковало внимание Брейгеля, а что оставило его равнодушным. Огромное многолюдство, вмещенное Гиберти в барельефы на дверях баптистерия, десятки фигур, где каждая — образ и характер, наконец, изображения самого скульптора на дверях, одно — каким он был, когда начал огромную эту работу, и второе — каким стал, когда закончил ее, наверное привлекли взгляд художника. Он пристально вглядывался в огромный мир, созданный Гиберти на таком сравнительно малом пространстве. Это было весьма поучительно.

И наверное Брейгель не мог остаться равнодушным к реке Арно — реки всегда притягивали его. Шумные набережные, лавки ювелиров, вышивальщиков, резчиков, которыми был застроен Понте Веккьо, привлекали его. Здесь все было непохоже на Антверпен. Стремительнее жесты, громче речь, навязчивее продавцы.

Когда Брейгель должен был оставить Флоренцию, Рост и Кархер дали ему письма на родину, а потом устроили в его честь прощальный пир: флорентинские блюда и фламандское щедрое изобилие встретились за одним столом. В этом доме нидерландцев, ставших флорентинцами, Брейгель особенно сильно почувствовал — пора возвращаться.

Время, проведенное им в Италии, не прошло зря. От работ (кроме рисунков), которые он сделал здесь, за исключением тех, что упомянуты у Кловио, не осталось никаких следов, но, конечно, были и другие. Так или иначе, но ко времени своего возвращения на родину Питер Брейгель приобрел некоторую известность. После Флоренции он оказался в знаменитом университетском городе Болонье. Здесь привыкли к приезжим, но появление Брейгеля не осталось незамеченным.

В Болонье жил известный географ Сципио Фабио. Подобно большинству ученых своего времени, он состоял в оживленной и постоянной переписке с собратьями. Одним из его постоянных адресатов был картограф Абрахам Ортелиус — соотечественник Брейгеля. Так вот, среди прочих дел, достойных упоминания в высокоученой переписке, Сципио Фабио, и притом дважды, справляется о Брейгеле и передает ему приветы. Очевидно, художник не только задержался в Болонье, но и произвел такое впечатление на Фабио, что тот надолго его запомнил. А Брейгелю приятно было, прощаясь с Италией, познакомиться с таким образованным человеком, особенно потому, что тот хорошо представлял себе родину Брейгеля. Упомянув в своем письме Брейгеля, Сципио Фабио обеспечил себе известность не только среди историков географии, но и среди историков искусства.

Брейгель шел пешком, как странствующий мастеровой. Он останавливался в пути, чтобы поработать вместе с крестьянами, но он мог войти в мастерскую знаменитого художника вначале как помощник, а потом как собрат, и ему было о чем поговорить с одним из самых образованных людей своего времени.

Он был человеком широким и восприимчивым и при этом очень самостоятельным. Он долго учился у Питера Кука, но вышел из этого учения не подражателем, он провел много времени в Италии, но и отсюда унес то, что было нужно только ему. И оказалось, что и на обратном пути для него всего важнее стали впечатления дороги. Многие художники до него пересекали Альпы, он стал одним из первых, кто изобразил их.

Брейгель шел через Альпы, скорее всего, в конце весны или в начале лета. Горные перевалы освободились от снега. Альпийские луга цвели, и трава на них стояла по пояс пешеходу. Вершины гор, покрытые вечными снегами, пылали на солнце.

День за днем, неделя за неделей шагает он то в гору, то под гору, перевал, который ему предстоит преодолеть, то возникает перед его глазами, то исчезает, скрытый за поворотом петляющей дороги.

По скрипучим, шатким мосткам переходит он через горные реки, воды закипают на речных камнях. Дорога то выводит путника на простор горных долин, то втягивает его в узкое темное ущелье. Он не просто смотрит на этот пейзаж, он живет в нем, он вживается в него, он запоминает его глазами художника, ногами путника, прошагавшего все эти подъемы, повороты и спуски; телом, ощущавшим опасную близость пропасти, легкими, дышавшими чистым, разреженным до головокружения воздухом высоты.

«Ни на озере, ни на горах, ни на небе ни одной цельной линии, ни одного цельного цвета, ни одного одинакового момента, везде движение, несимметричность, причудливость, бесконечная смесь и разнообразие теней и линий, и во всем спокойствие, мягкость, единство и необходимость прекрасного» — так описывает Альпы Л. Толстой.

Встреча с Альпами превратилась в одно из самых сильных впечатлений, даже потрясений жизни Брейгеля. Нет, наверное, ни одной книги о Брейгеле, где не было бы приведено меткое слово Кареля ван Мандера: «Во время своего путешествия он нарисовал много разных видов с натуры, почему про него говорили, что он, находясь в Альпах, глотал все горы и склоны, а потом, вернувшись домой, стал извергать их на полотно и доски, до такой степени он верно и в этом и в другом отношениях передавал природу».

Но воспоминания о горных пейзажах придут в его работы много позже, уже на родине.

А пока он еще только идет и идет по альпийским дорогам, ест в придорожных харчевнях, останавливается на ночлег в деревнях или монастырских подворьях, то присоединяется к случайным попутчикам, то шагает один, останавливаясь, чтобы сделать набросок горного склона, берега бурной речки, замка или монастыря, прилепившегося к горе. Правда, таких рисунков, исполненных в пути и, очевидно, прямо с натуры, сохранилось немного. Вот один из них. Его называют обычно «Горные вершины». Можно только подивиться тому, как совладал художник с этим новым для него материалом. Огромность горных громад не устрашила его: он взглянул на них с любопытством и уважением, но без робости. Горные великаны этого листа не придавливают человека к земле своей грозной массой, они зовут его хотя бы взглядом последовать за ними в вышину. Так мог изобразить горы человек, уже прошедший по горным дорогам и тропам немалый путь, уже ощутивший свою внутреннюю человеческую соразмерность с горами…

Брейгель нес с собой из путешествия великое богатство впечатлений, но не так уж много подготовительных работ. Если считать, что он действительно отправился в путь по совету, а может быть, даже по поручению Иеронима Кока, то нельзя сказать, чтобы он особенно преуспел, выполняя поручение издателя. Рисунки, которые он делал для себя, живые и обаятельные, видно, показались слишком простыми издателю. Разве это Вечный город? Великие Альпы? Гравюр по этим рисункам сделано не было. Лишь некоторые из них частично были использованы в пейзажных композициях, превратившихся в гравюры. Рисунки двух речных пейзажей с мифологическими сценами — «Дедал и Икар» и «Похищение Психеи», впоследствии изданные как офорты, и рисунок «Тибуртинский проспект» — вид на знаменитый водопад в окрестностях Рима, который впоследствии стал листом в серии так называемых «Больших пейзажей», «Морское сражение в Мессинском заливе», о котором мы уже говорили, да еще один-два альпийских пейзажа, превращенных в гравюры и сильно отличающихся от альпийских же зарисовок, сделанных в пути с натуры, — вот, пожалуй, весь запас, привезенный с собой Брейгелем из путешествия.

Очень вероятно, что кроме дошедших до нас рисунков существовали и другие, сделанные во время путешествия. Школа, которую прошел Брейгель, требовала, чтобы художник работал ежедневно. Но эти рисунки для себя, эти живые наброски не были превращены в гравюры и сохранились лишь частично.

Не исключено и другое. Обосновавшись временно в Риме, попав в одну из римских мастерских, скажем в мастерскую Кловио, Брейгель мог работать не только как график, но и как живописец. По наиболее строгим оценкам, кисти Брейгеля принадлежат около сорока работ. Но существуют и другие, более подробные, хотя и менее бесспорные списки. Недавно изданная в Италии книга «Все живописное наследие Брейгеля» включает в каталог восемьдесят семь номеров. Здесь описано все — и картины, безусловно принадлежащие Брейгелю, и приписываемые ему с большей или меньшей степенью достоверности, и те, что известны по копиям, и даже те, которые вовсе не сохранились, но существование которых можно предположить, потому что они упоминаются в разных источниках.

В этом наиболее полном и вместе с тем достаточно условном перечне к периоду путешествия Брейгеля отнесено несколько названий. Пейзаж с кораблями и горящим городом, или «Конец света», пейзаж с апостолами, вид Лиона и гостиница, два безымянных пейзажа, вид перевала Сен-Готард.

Вид Лиона и два безымянных пейзажа не сохранились и внесены в каталог на основании того, что упомянуты в завещании Кловио, принадлежность остальных работ Брейгелю вызывает споры и окончательно не установлена.

В какой степени были эти работы связаны с наблюдениями, сделанными в путешествии? Кто возьмется ответить на э. тот вопрос?

Впрочем, одно предположение можно сделать.