Яна Франк - Муза, где твои крылья? Страница 24

То же самое с рынком — спросите любого, кто торгует чем угодно. То вдруг какая-то загадочная мода, и все перестают покупать рис, который всегда хорошо покупали, вместо этого просят другие сорта, которые раньше никого не интересовали. То по всему миру взлетают цены на шелк, потому что в одночасье на планете вымерли чуть ли не все шелкопряды. (Это реальная история, которую мы узнали, когда не смогли сделать нигде шелковые платки по привычной цене.) В один год некая страна внезапно переживает туристический бум. В следующем году там война, и надо по-настоящему думать, чем теперь заработать восемьдесят процентов летнего дохода. Таким образом, все подстраиваются под моду, пожелания публики и необъяснимые «магнитные бури».

К тому же «профессионал» — это серьезное слово, которое вмещает в себя, среди прочих, способность работать даже в не стопроцентно благоприятных условиях. Если бы все творческие личности выпадали из работы, как только улетело вдохновение, никто бы на это не жил. В хороших вузах учат придумывать новые идеи, когда ничего не придумывается. Генерировать картинки, тексты и музыку в определенном стиле, отработанным почерком и не опускаясь ниже привычного уровня. Да, это не тот сценарий, по которому должны возникать бессмертные шедевры. Но это тоже нужно уметь — когда все плохо, продолжать выдавать работы определенного качества. Которые, может быть, не покорят мир, но вполне удовлетворят клиента и принесут очередной гонорар.

Также все профессионалы в творческих профессиях умеют развиваться и меняться в ходе времени. У них тоже бывают разные творческие периоды, новые серии, новые увлечения, смены стиля, перемены в почерке. И как ни смешно это звучит — у них тоже бывают курсы повышения квалификации. Они ходят на семинары, чтобы изучать новые инструменты и средства самовыражения, овладевают новой техникой и растут и развиваются — вместе с модой и прогрессом.

Подводя итоги — предрассудки возникают из-за того, что некоторые люди считают творческие профессии ненастоящими. Они кажутся им развлечением, за которое отдельные уникумы умудряются получать деньги. Это происходит потому, что «богему» любят описывать в литературе, кинематографе и, конечно же, в слухах так: бесконечная пьянка-гулянка длиною в жизнь, в ходе которой иногда кто-то рождает шедевр, не трезвея.

Если отбросить этот бред и присмотреться повнимательнее к профессиональным творцам, вы увидите людей, сутками сидящих за письменными столами и компьютерами, терзающих десятилетиями музыкальные инструменты и собственные голоса. Не вылезающих из мастерских. И между всем — занятых очень обычными вещами: бухгалтерией, встречами с клиентами, собраниями, переписками о работе. И у всех этих профессий есть не только те же недостатки, что у остальных, но и те же самые преимущества. С ними все «как у всех». И рынок такой же, как остальные рынки. И взлеты и провалы выглядят не иначе, чем в каком-нибудь менеджменте отелей. И кризисы, и карьеры, и спокойная жизнь между ними — выглядят не иначе.

Чего боится настоящий художник?

После того как мы прошлись по самым ужасным и неизлечимым страхам, что остается? О чем еще плачут трепетные авторы? Что их пугает, беспокоит и лишает сна? Если посмотреть на список ужасов, мешающих развиваться творческой карьере, не знаешь, плакать или смеяться! Страшные мысли: «Что, если у меня не получится! Получится хуже, чем у других! Прослыву неудачником. Авторитетный человек скажет обо мне плохое. Не признают!»

Казалось бы — какие это глупости, какие мелочи по сравнению с такими проблемами, как «умру с голоду». Но каждый раз, когда о чем-то таком заходит речь, в мой блог сбегаются сотни людей, которые с утра до вечера терзаются подобными вопросами!

У меня был очень длинный спор с читателями после того, как я написала статью про страх, что «я что-то не смогу». Я думала, она немедленно излечит всех от половины комплексов. Опираясь на теорию, что лучший способ излечиться от какого-то страха — это логически разобрать его и представить себе наихудший вариант исхода.

Иногда это по-настоящему мучительно, бывает, что от одной только мысли, что может случиться, становится физически плохо. Но в этом и есть смысл — переживешь это и вроде уже понимаешь, что это можно (и нужно) всего лишь пережить.

Конечно, если страх связан с какими-то возможными последствиями, можно в ходе эксперимента представить себе и их. И взвесить. И иной раз можно согласиться и пойти навстречу страху (то есть не соваться в пекло). В конце концов, мы разумные люди, а наши страхи созданы изначально для того, чтобы защитить нас от бед. Поэтому иногда стоит прислушаться к предупреждениям внутреннего голоса. Например, такое возможное последствие, как «с очень большой вероятностью сломать себе шею», вполне оправдывает страх и является поводом подумать еще разок, прежде чем прыгать куда-нибудь.

Но вернемся к страху, что «я чего-то не смогу». Мало того что самое страшное уже наступило и имеет место (ведь я уже сейчас не могу!). Так оно еще чаще всего не такое уж страшное.

Вот сижу я сейчас и не могу. Как не могла никогда, так и сейчас не могу. И что? Что ужасного в том, что я и дальше буду (в худшем случае) так же не мочь это что-то? По-моему, риск — меньше некуда.

Звучит смешно и просто, не правда ли? Человек, совсем чего-то не умеющий, находится уже в самом плохом из положений, и дальше может стать только лучше. Ниже нуля ему не опуститься. Соответственно, нечего терять и нечего бояться. Но нет. На меня обрушилась лавина страшных переживаний! Люди пишут: «Очень страшно оказаться неудачником. Вот, попробовал и не смог!»

Но ведь человек, по сути, уже есть неудачник, когда он не может. Он становится неудачником от попытки? Очень многие верят, что так и есть: пока не было попытки, человек был никем — он был нейтральным по отношению к какому-то делу, не лез в него, и никто его там не оценивал. Однако, как только он сделал попытку, он сразу становится в один ряд со всеми, кто там что-либо пробует, и его сразу начинают судить. Причем сразу по самым суровым законам, сравнивая с гуру и мастерами этого дела. Но ведь это не так!

Если кто-то пошел на аэробику, чтобы подтянуться, чтобы перестала болеть спина или чтобы сбросить два килограмма, он не переживает о том, насколько он хуже какого-нибудь чемпиона мира? Он в совершенно другой категории. Между ними еще есть чемпионы Европы, чемпионы страны и города, любители, выигравшие любительские конкурсы, и просто профессионалы, никого не победившие, но преподающие аэробику в спортзале. Между всеми этими категориями находятся миры, годы, разные биографии и разные стартовые условия. Зачем раздумывать сразу обо всем этом, если речь идет о том, чтобы попробовать? Конечно, чисто теоретически у каждого есть шанс втянуться и расти до настоящих серьезных высот. Но это ведь все будет потом. Если понравится, если получится, если обнаружится талант. А если не выйдет и не захочется — все останется на уровне любительского хождения в спортзал и можно будет радоваться скромному, но чудесному результату: что удалось сбросить пару килограммов и перестала ныть спина.

Почему-то никто не рыдает о чемпионах мира, когда в первый раз идет в спортзал. А художник иной раз двадцать лет не решается попробовать что-то слепить, потому что он никогда не станет таким, как Микеланджело!

Самое интересное, что после спора длиною в несколько дней выяснилось, что на самом деле никто новичков с Микеланджело и не сравнивает. Кроме них самих. Это они сами себе придумывают, как их кто-то назовет лузерами, осудит, станет высмеивать. Это их воображение рисует страшные картины позора и поражения. Если присмотреться — кого интересует первая, а также десятая и двадцатая попытка человека нарисовать что-то? Или связать шарф, или слепить фигурку, или сделать себе бусы? И что мешает (если это так уж важно и драматично) совершить эту первую, вторую и десятую попытку втихаря, без свидетелей, когда никто не видит?

Видим мы сами! Мы — самый страшный критик, самый злющий монстр! Это себя мы стесняемся. Это от себя не можем сбежать.

Я помню разговор со знакомым художником о том, как хорошо получаются наброски с живых людей, когда занимаешься этим почти каждый день. И как теряется этот навык. Если бросить это занятие на пару лет, качество работ очень заметно падает, рисунки становятся беспомощными и неживыми. И чем дальше художник отдаляется от того, что когда-то мог, тем труднее ему снова начать. Он делает редкие попытки, потом опять бросает. Ему тошно от того, что все так плохо получается, и он знает, что это лечится только тренировкой. Но заставить себя снова начать тренироваться невероятно трудно. Пытаясь разобрать ситуацию, мой друг сказал: «Понимаешь, это так трудно на первых порах. Все время утыкаешься носом в собственную слабость, неспособность, криворукость. Не можешь никуда деться сам от себя. Рисуешь и видишь — слабые, плохие работы! На них тяжело смотреть. Они деморализуют. Они так явно демонстрируют тебе твое собственное ничтожество!»