Николай Федь - Литература мятежного века Страница 24

Правда, не всегда эту роль она исполняла достойно. Так в первые послевоенные годы сложные явления крестьянской жизни либо совсем обходились вниманием, или изображались облегченно, т.е. вольно или невольно искажались. Проще говоря, социальный анализ и художественность приносились в жертву демагогии и дешевому лиризму. Таковы повести и романы о селе, послужившие материалом для инсценировок: на экране и театральной сцене действовали механические поилки и кормушки для скота, звучали задорные песни, а по конвейеру из-за кулис взлетало под потолок спрессованное душистое сено... Литературная и театрально-киношная деревня, полная, полная трудовых побед, свадеб да гулянок, и реальная колхозная жизнь - не совпадали.

Деревня терпеливо ждала значительно большего, чем преподносили ей со страниц многотиражных книжищ, авторы коих как бы забыли, что народ жадно тянется к книге, которая еще со времен Некрасова и Белинского была для него не забавой, а голосом неподкупного судьи, перед которым не скрыть правды. И потому-то еле сводивший концы с концами хлебопашец, устало полистав страницы далеких от настоящей жизни сочинений и не найдя в них пищи ни уму, ни сердцу, швырял их за сундук с тем, чтобы потом с легким сердцем пустить на самокрутку. Колхознику нужна была горькая правда жизни, отвечающая на вопрос, с чего начинать порушенный войной жизненный уклад, а не пастораль, густо приправленную добродушным юмором, который в конце сочинения переходил в эдакий поэтический восторг. Тут мало одних водевильных красок.

Но все на свете меняется - остается нетленным лишь труд. И отчетливее вырисовывается фигура землевладельца, с его представлениями о добре и зле, правде и человечности, которыми всегда был силен народ. Судьба деревни глубоко вошла в сознание талантливых писателей, определив творческие пути многих из них. Их сочинения активизировали литературный процесс, в некотором роде расширили диапазон творческих исканий. Перед читателями предстали образы сельских жителей, неброских, медлительных, на первый взгляд в чем-то странных, но обладающих настоящими человеческими чувствами, природным умом и добротой. В глубинных пластах крестьянской жизни, тесно связанных с народными традициями, авторы открыли животворные истоки, способствующие росту общественного сознания в новых исторических условиях.

И надо сказать, что в показе крестьянской действительности была своя логика, хотя здесь таилась и известная односторонность, упрощенность, приводящая в конце концов к максимализму, когда некоторые авторы обвиняли своих героев в тяжком грехе за то (не скрывая социально-нравственных корней), что те уезжали на жительство в город, - это расценивалось как измена родным пенатам, земле, извечным моральным крестьянским устоям. Со временем подобная категоричность заметно пошла на убыль, многие стали более исторично смотреть на деревню и ее перспективы, повысился художественный анализ крестьянского бытия.

Тому подтверждение ряд произведений 80-х годов, посвященных деревне, и среди них повесть "Лыковцы и лыковские гости" (1985 г.) Алексея Зверева. О чем поведал сибирский писатель? О людях честных и трудолюбивых, а также о хитрых и недобрых, вместе с тем о варварском отношении к природе, нередко приводящем к обеднению человеческого в человеке. Остро прозвучала здесь и проблема морального разложения чиновников разных рангов. Автор предложил свой ракурс видения событий и характеров: его герои стремятся к личному обогащению, как они полагают, свободы от общества. К чему это привело лыковцев, рассказывает один из персонажей повести: "И вот увидел их Чиров через тридцать годов, обманувших жизнь, переваливших годами за пятьдесят, опустившихся в своем одичалом существовании в Лыковке, отвыкаемых от мира заречного, заводского на всю зиму, засугробленных, опостылевших друг другу. Может, лень им работать, как работают все по другую сторону реки? Да нет, они убиваются в работе, особенно летом... Может, держит тут их свобода, независимость... Свобода есть у них, они вольны делать и не делать, никто не понукает, что хочу, то и ворочу. Они открыто гордятся свободушкой и в любой час могут работать, спать и бражничать. Но свобода эта их сама доит, обворовывает, они явно не в ладах с ней. Она ими, безвольными, командует, как хочет, она отринула их от знаний, долга, порвала все связи с обществом, кроме тех, которые обозначаются словами "продать" и "купить"". Это, заметьте, написано в восьмидесятые годы.

Алексей Зверев бескомпромиссно осуждает любое проявление безнравственности, отступление от правды, ратует за утверждение справедливости, требовательности и ответственности каждого за свои поступки. Высокий эстетический идеал писателя дает возможность увидеть настоящий облик дипломированных браконьеров - этих современных цивилизованных варваров. И наиболее опасный среди них Ляхов Петр Петрович, которого пьяница и браконьер Петруха восторженно характеризует: "Этот все может. Начальник или ученый, а в руках у него все есть". Ляхов высокопоставленный чиновник, наглый, самоуверенный и беспощадный. "У вас тут распояха-волюшка, а там я устаю и сам не знаю отчего - то ли от напряжения, то ли от равнодушия, - цинично витийствует лыковский гость. - И главное, сказать о том некому". Петр Ляхов и Петруха Степанов - нет ли в этом сочетании противоестественного? Нет, это родственные души - оба браконьеры, то есть хищники, нравственные уродцы. Впрочем, есть и разница для Петрухи браконьерство и бражничество форма существования, на другое он не способен - это его жизнь, так сказать, судьба. Для Ляхова же браконьерство - это его демонстрация презрительного отношения к людям и своим служебным обязанностям. Он, по всему видно, один из тех, кто вскоре будет "хозяином жизни". А пока "окружил себя защитными узами. расставил спасительные точки. Я приучил себя прятать свое безразличие за шутливый мягкостью. Я артист в своем роде". Сей деятель гораздо опаснее речного вора Петрухи Степанова... Повесть Алексея Зверева заключает в себе большой массив жизненного материала: многоцветные, пластично созданные картины природы, характеры, человеческие судьбы.

В сочинении алтайского писателя Евгения Гущина "Бабье поле" воспета женщина-труженица. Лишь на первый взгляд может показаться, что повествование ограничено узким кругом жизни небольшой деревни. Яркое дарование писателя позволило ему раздвинуть сюжетные границы, создать правдивую картину крестьянской действительности послевоенного десятилетия. Это было трудное время для сельчан. Главная героиня Евдокия Тырышкина начинала свой трудовой путь в предгорном худосочном колхозике, у которого пуста колхозная касса, а землица, с песком и галькой, никак не хотела рожать пшеницу. А тут разразилась война с немцами и стало еще тяжелее, почитай, вся работа легла на плечи женщин. "Ну, милые, - говорил председатель Кузьма Иванович Горев, - кончится война, посередь поля поставим вам золотой памятник. А самих вас больше к тракторам не подпустим. Хлебушек сподручнее добывать нам, мужикам". Но, как говорится, от слов к делу огромная дистанция.

Время шло, давно кончилась война, а без женских рук по-прежнему не обойтись колхозу - и горечи не убавилось. Все так же продолжает из года в год обрабатывать женская тракторная бригада ближние от деревни земли, прозванные односельчанами "бабьим полем"... Ныне знаменитая трактористка трудится свой последний сезон - пришло время уходить на пенсию. Нелегким выдался для Тырышкиной и ее бригады этот год. Чтобы вырастить хлеб пришлось работать в тяжелых климатических условиях в две смены, и разрываться между полем и требующими присмотра детьми и стариками Что же это за жизнь такая?

Евгений Гущин изображает жизнь такой, какова она есть в действительности: скупой на радости и человеческое счастье, что придает повествованию минорное звучание. Каждый из членов тракторной бригады живое, запоминающееся лицо: Нинша Колобихина, подруга давняя и закадычная Евдокии Никитичны: совсем еще девчонка, года нет как на тракторе, Галка и красивая и злая разведенная Валентина - у каждой своя судьба и все они прекрасные женщины, любящие жизнь, свой труд и гордящиеся им. Писатель увлекательно рассказывает о думах, любви и переживаниях своих героинь. Их жизнь прочитывается как судьба русской крестьянки...

Иные профессиональные знатоки деревенской жизни, творчество коих, как оказалось, характеризуется внутренней противоречивостью и шаткостью воззрении на жизнь, исподволь начали в конце столетия "поправлять" Шолохова, предавая анафеме коллективизацию, организаторов колхозов и стеная о единственном "рачительном хозяине - середняке", совершенно игнорируя бедное крестьянство (Залыгин ("На Иртыше"), Можаев ("Мужики и бабы"), а в некотором роде и Белов, долго и мучительно сочиняющий свои "Кануны", и др. Вряд ли подобные "наскоки" объясняются только желанием сказать что-нибудь эдакое или тем, что их авторам глубоко чужды творческие принципы выдающегося мастера. Огромную роль тут сыграло их расплывчатое художественное мировоззрение, искусно подогреваемое подлокорыстием "сиятельных вершин" вкупе с литераторами, обслуживающими их. Так создавалась благоприятная атмосфера для распространения всякого рода клеветнических домыслов и дилетантских умствований, не имеющих ничего общего с идейно-философскими замыслами и творениями Шолохова, покоящихся на реалиях истории.