Вера Лукницкая - Перед тобой земля Страница 26

15.12.1932

15 октября арестован, и сегодня - два месяца, как ДПЗ содержится мой брат Кира. Я не знаю, что именно ему инкриминируется, и очень печалюсь. Человек, который по глубокому идейному убеждению в 1923 году вступил в комсомол, который все свои силы вложил в громадную любовь и преданность социалистической революции, который всегда был для меня образцом воли, честности и идейности, - сейчас арестован. Это не укладывается в мое сознание. Это нелепо. И хотя я глубочайшим образом убежден, что история эта основана на каком-то диком недоразумении и Киру по окончании следствия освободят совершенно реабилитированным, - меня удручает самый факт возможности такого недоразумения. Он может тяжело отразиться на нем, на всех моих домашних он действует очень плохо.

Папу арест Киры выбивает из работы, мама совершенно больна, и нервы у всех напряжены до крайности.

23 мая 1933 года Кирилл Николаевич Лукницкий был освобожден из тюрьмы и сослан в Ташкент на три года.

До ареста в 1930 году в издательстве "Прибой" вышла книга К.Н. Лукницкого "Экономический кризис СШСА " (Соединенные Штаты Северной Америки). Младший брат Павла Николаевича был экономистом по образованию. Специализировался по каучуку. Он был одарен, трудолюбив и в будущем несомненно вырос бы в крупнейшего ученого. Но будущего у него не было.

В 1934 году, во время ссылки, в Ташкенте в САОГИЗе вышла его вторая документальная книга под названием "Дикий каучук", с подзаголовком "Колониальная повесть", которую он заканчивает фразой: "Человек рубит цепкие лозы джунглей капитализма, опутавшие мир" - и строчкой из песни Уолта Уитмена: "Человечество стало - единое тело, сплотилось в единый народ, тираны дрожат, их короны, как призраки, тают..." Эту книгу он надписал Павлу Николаевичу 28 апреля 1935 года, когда приехал в Ленинград: "Талантливому и удачливому в жизни брату автор дарит свое недозрелое, но исполненное благих намерений и некоторых надежд произведение".

Но "благие намерения и некоторые надежды" Кириллу не помогли. Вскоре в Ленинграде он был вновь арестован, и уже до конца... до посмертной реабилитации.

Сведения о брате Лукницкого, так же как сведения о родителях в начале книги, я ввела для того, чтобы читатель мог лучше понять мысли и поступки моего героя. Но как выбрать самое необходимое из нескольких тысяч страниц дневника?

Ко времени выхода заметки в "Красной газете" Павел Лукницкий был "ветераном" Союза поэтов и его активистом. Он - секретарь Л/о Союза поэтов и член правления; член ударных бригад ФОСПа1 и коопбюро ФОСПа; постоянный участник выступлений писателей в фабрично-заводских и красноармейских аудиториях, в клубах и библиотеках; один из организаторов подготовки и проведения различных встреч.

Стремление Лукницкого осмыслить идеи революции, колебания творческой интеллигенции, ощущение себя самого будто бы избавившегося от тех же самых колебаний - все это было естественным для него, честного труженика в новом обществе. Человеческая природа так устроена: "меня обманывать нетрудно, я сам обманываться рад". Человек стремился верить. Человек верил. Точкой отсчета был всего один путь, обязательный, непреложный. Человек искренне старался найти ему обоснование. А у Лукницкого вдобавок было еще и ощущение если не "вины", то "клейма", потому что он родился не в "той семье". И ползла, наверное, змейка страха в подсознании, и парализовывала любое его рассуждение.

И как старательно он искал разные оправдания этому, обходя главную причину. Потому он и страдал, умирая в семьдесят третьем. Он так и не смог писать о том, о чем хотел.

Некоторые писали в стол. Он не умел. Он был чрезвычайно активным, живым, общественным человеком. Он хотел давать людям Знание. Не позволяя себе сомневаться (значит, сомневался!)? в том, что такая, как есть, - это единственная форма жизни, он - из-за дворянского происхождения, Пажеского корпуса, из-за арестованного брата, архива по Гумилеву, из-за близкой дружбы с "врагом народа" академиком Н. П. Горбуновым, с опальной Ахматовой -словом, из-за всех вместе "криминальных" причин ушел в путешествиябродяжничество, с глаз долой. Это - его Памир, его Сибирь, его Заполярье, его Отечественная война. К счастью, он нашел себя и путешествиях, и в исследованиях, и в выполнении военно-патриотического долга; он не шел на сделку с совестью, он приносил людям реальную пользу, знание и добро, насколько мог..

Отечественная, освободительная война для каждого, кто человек, нравственна. Для Лукницкого это было как дыхание. Его природный патриотизм и воспитанные им самим в себе храбрость, усердие, полная отдача соединились здесь как бы с искуплением тех "грехов", за которые, в отличие от других, таких же людей он не пострадал (не сел в тюрьму ) по причине постоянного отсутствия дома.

Но может быть это лишь мои неверные предположения ?

В 1948-1949годах, помню, несколько дней подряд сжигал он подробные записи о партизанском движении в Югославии, в котором сам участвовал. Он "ошибся", описывая войну в Югославии и фотографируя освободителей. И сотни страниц дневников, тщательно собранные по стране документы о Тито и его людях - партизанах, сотни фотографий - почти все было брошено в огонь.

Верил ли он, теперь в 1949-ом, что он тогда, в 1944 и 1945годах ошибался, фиксируя осввободительные действия югославского народа

Вот он пишет 13 января 1942 года, когда еще не знает, останется ли жив или погибнет от снарядов, от бомб или от голода (его вес был тридцать восемь килограммов, и ел он в собственной квартире даже бульон от сваренных обоев, которые в 1934-м сам обклеивал, смазывая мучным клейстером, когда приходил с фронта для того, чтобы срочно обработать и передать материал в ТАСС. " Я думал еще о том, что и сейчас, и в будущем, воспитывая людей, партия должна прежде всего искоренять в них четыре качества, лежащие в основе всех наблюдаемых мною недостатков, бытующих еще в нашем обществе... Эти четыре кита, на которых старый мир еще держится в душах людей, следующие: трусость, корысть, равнодушие и невежество. Все, что есть плохого в человеке, вырастает из этих качеств, взятых порознь или вместе, в любых сочетаниях. И тот, кто хочет стать настоящим коммунистом, должен вытравить в себе именно эти четыре качества, в какой бы малой доле они в его существе ни присутствовали. А тот член партии, который с этими качествами мирится или не сознает необходимости искоренения их в себе, - тот не подлинный коммунист, тому не место в рядах партии, возглавляющей ныне святое дело освобождения нашей Родины от фашистских захватчиков..."

Но незабывчивому читателю может показаться странным, что такой энтузиаст, активист, общественник, такой сознательный, идейный человек сам не вступил в партию. Отвечу: а кто бы его принял тогда, скажем, до войны? Он - из дворян, из "пажей". Во время войны, в самый страшный период блокады, решил, и рекомендации были достойные, и собрание уже было назначено на определенный день. Да не состоялось. Секретарь упал в обморок от голода, и кворума не набралось по той же причине. Когда об этом узнали на фронте предложили принять безоговорочно, в первой же воинской части. Но тут он отказался, объяснив, что он ведь не боец какой-то определенной части, идущий в атаку, а мотающийся по разным частям фронта и задерживающийся в каждой на два-три дня или максимум одну-две недели военный корреспондент. Счел неэтичным, нескромным. Ждал лучших времен. Ну а после войны... сохранилась запись, жуткая, тяжкая, о том, почему он этого не сделал. Но поскольку в этом небольшом томе я рассказываю о том, что Лукницкий сделал и оставил людям, то, с извинениями, возвращаю читателя к продолжению истории его жизни- в 1929 год.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

14.11.1929

У Н. Тихонова на Зверинской. Читал ему свой очерк о Туркмении, оконченный вчера... Вечером у меня заседание бюро секции.

23.11.1929

Весь день в канцелярской работе Союза поэтов и кооп. Бюро, а вечером у меня заседание ревиз. комиссии

... Итак, еще месяц прошел... Для меня это месяц усиленной работы. Давно не было такой уверенности в своих силах. "Молодая гвардия" напечатала мое стихотворение. Первый очерк мой весьма одобрен Н. Тихоновым и принят в "Звезду". "Балладу о топоре" взяла в литературную страницу газета "Смена", в 12-м номере "Звезды" идет "Первая женщина в Куули". Начал новый очерк.

2.12.1929

Вчера был у Тихонова, вместе сочиняли слова марша школы милиции... Кто-то из соседней квартиры украл мои калоши. Долго искали их с Тихоновым...

Прием моей книги стихов к изданию в значительной мере зависит от В. Эрлиха. В. Эрлих, однако, держится "моя хата с краю"...

Сегодня у меня был Н. Тихонов. Долго говорили обо всех занимающих меня мыслях. Надумал создать в секции поэтов ядро из наиболее соответствующих мне по образу мыслей. Цель ядра-совместная творческая работа; обсуждение всего написанного участниками; воздействие друг на друга; борьба с литературной пошлостью, рутинным бытовизмом стиля, преодоление его; приведение в систему мышления в направлении левого попутничества. Кто бы мог быть в таком ядре из секции поэтов? В. Эрлих, В. Ричиотти, Л. Борисов, М. Комиссарова, Н. Заболоцкий? Хорошо было бы - лапповцы: Б. Лихарев, А. Гитович, Б. Корнилов.