Елена Грицак - Мадрид и Толедо Страница 26

Панадерия

Осенью 1846 года на Пласа Майор состоялась последняя коррида. К тому времени Панадерия уже не считалась примитивной булочной. Торговля и выпечка хлеба не прекратилась, но дом, похожий на дворец знатного вельможи, стал своеобразным символом монархической власти. В дни праздников, казней или коррид его балконы привлекали внимание тысяч горожан: нижний уровень занимала королевская семья, а выше согласно рангу располагались придворные и прибывшая из провинции знать. По отзывам современников, места здесь продавались и стоили очень дорого.

В роскошных залах Панадерии проходили приемы, а в уютных будуарах отдыхали от зрелищ их величества. Позже часть здания заняли воспитанники Академии благородных искусств и Академии истории. В 1880 году муниципалитет решил разместить в некоторых комнатах булочной свой архив. Впрочем, склад был небольшим и не повлиял на вид лучших покоев, которые сегодня именуются Королевским салоном. В настоящее время он преобразился в музей с барочным убранством, мебелью эпохи Бурбонов и фресками знаменитых художников Клаудио Коэльо и Хосе Хименеса Доносо.

В центре площади около полутора столетий возвышается конная статуя короля Филиппа III. Его создатель, фламандский мастер Хуан де Болонья, завоевал право увековечить короля в жаркой борьбе с группой итальянских ваятелей. Памятник прибыл из Флоренции в 1616 году; его сопровождали родственники скульптора, получившие за охрану 400 эскудо. В документах не сохранилось упоминаний, где король намеревался установить свою бронзовую копию, но на площади она оказалась случайно. Почти 300 лет власти обсуждали ее перенос из отдаленного парка, а затем со склада на окраине в центр города. Возможно, чиновники не решались обидеть покойного монарха непривлекательным видом статуи, казавшейся нелепой из-за несоблюдения пропорций в размерах всадника и лошади. Величина коня сразу же нашла отражение в эпиграммах, где говорилось, что со статуей такой величины греки могли бы завоевать Трою гораздо быстрее и без потерь.

В эпоху Филиппа III будничная Пласа Майор была всего лишь большим базаром, менявшим вид так же часто, как и названия. Громкие и помпезные, они всегда отражали политическую обстановку в стране. Однако площадь Конституции и Республики, Королевская и Федеральная площадь, в народе всегда именовалась Пласа Майор и сейчас носит это название официально. Столь же постоянным оказался ее облик, привлекательный не монументами, а постройками и фрагментами ушедших столетий.

Нынешние магазинчики с деревянными вывесками, выкрашенными в черный или коричневый цвет, с надписями старинными шрифтами, остались такими же, какими были в середине XIX века. Хозяин старинной лавки «Каса Юстас», продолжая дело предка, торгует военной формой, амуницией и всевозможными фуражками. «Бустильо» открылся в 1818 году, но и сегодня элегантный мужчина может приобрести в нем отрез на костюм. В близлежащем заведении продаются широкополые шляпы, оригинальные сумочки, кружевные веера и пластмассовые кастаньеты, пригодные только в качестве сувениров.

К сожалению, подобную торговлю вытесняет бизнес, рассчитанный на иностранных гостей. Сегодня под вкусы туристов подстраиваются рестораны, небольшие питейные заведения и даже знаменитые таверны под аркой Кучильерос, куда в старину опасались заходить порядочные горожане.

Вывешивая меню на нескольких языках, предлагая гамбургеры наряду с паэльей или жареным поросенком, владельцы невольно уничтожают память об «Испании романтических разбойников».

Арка Кучильерос

В испанском обществе XVI века выделялись две колоритные фигуры: знатный рыцарь и хитрый бедняк пикаро. О сущности первого говорит само название, а обобщенным образом второго послужил бесправный член общества, плут, который исподтишка бросал обществу вызов, пробивая жизненный путь хитростью, обманом и всяческими уловками.

Народные певцы и придворные поэты не обошли вниманием ни одну из этих фигур. Оба они были любимы, одинаково уважаемы, хотя веселые выходцы из низов, причем обоего пола, давали гораздо больше сюжетов для литературы, чем скучный гранд.

Через несколько столетий пикаро превратился в махо, без которого испанское бытие представить так же трудно, как без инквизиции. Мужчины этого звания работали кузнецами, ткачами, владели трактирами, но чаще промышляли контрабандой, торговлей вразнос или зарабатывали на жизнь азартными играми. Женщины служили кабатчицами, чинили белье, торговали на улицах фруктами и цветами. Ни одна ярмарка не обходилась без миловидных мах, не признававших иной одежды, кроме национального платья. Шумные, бойкие до грубости, притягательные обманчивой доступностью, они носили открытые туфли, глубокий вышитый лиф, перекрещенную на груди яркую шаль, а в праздники украшали волосы высоким гребнем и накидывали на голову мантилью, которой ни в коем случае не полагалось закрывать лицо. У каждой из них за подвязкой левого чулка находился маленький кинжал.

Угрюмый лик махо, напротив, всегда скрывался за широкими полями шляпы. Добропорядочные жители Мадрида переходили на другую сторону улицы, едва увидев его длинный плащ – капу. Из-под верхней одежды виднелись обтягивающие штаны до колен и короткая, расшитая золотом курка с широким шарфом вместо пояса. Колоритный наряд завершали башмаки с пряжками, толстая черная сигара и конечно нож, чаще складной, получивший название «наваха».

Кроме оружия длинный плащ прикрывал грязную одежду, ведь махо, как правило, не имел дома и денег, достаточных для оплаты бытовых удобств. Жилищем ему чаще служила тюрьма, удобно располагавшаяся недалеко от Пласа Майор – места обитания представителей испанского преступного мира. Во времена правления Филиппа II темница именовалась Санта-Крус и представляла собой несколько небольших камер при суде. После того как Совет Кастилии купил два соседних дома, заключенные обрели постоянное и более комфортабельное пристанище. Его мрачные интерьеры были описаны в дневниках знаменитых постояльцев, например, Лопе де Веги. Великий драматург упомянул о порядках в странном заведении, где свободный режим позволял преступникам беспрепятственно продолжать те дела, за которые они оказались за решеткой. Особенно процветала торговля, благо рынок располагался за стеной.

Конец незаконной коммерции положил Филипп IV, приказавший сломать старую и выстроить новую тюрьму с высоким забором, крепкими решетками и более строгими правилами. Главную идею этого во всех отношениях замечательного учреждения можно было понять, прочтя надпись на мемориальной доске у входа, где сообщалось, что «…дворцовая тюрьма построена в году 1634 для безопасности и удобства заключенных». В разное время удобствами новой Санта-Крус пользовались поэт Хосе де Эспронседа, историк Паскуаль Мадос, либерал Рафаэль дель Рьего, казненный за организацию народного восстания, а также легендарный Луис Канделас – разбойник, снискавший лавры Робин Гуда.

Приговоренных к смерти вели к эшафоту по узкому проулку Санто-томас (Вердуго), иначе называвшемуся улицей палача, из-за того, что здесь исконно жили представители этой не слишком уважаемой в народе профессии. Похожая на дворец тюрьма сохранилась до наших дней почти в том же виде, в каком была представлена взору монарха. Правда, с ее фасада исчезли четыре статуи добродетелей и очаровательный ангел из белоснежного мрамора, что не слишком повлияло на элегантный внешний вид здания.

«Мадридцы не ходят, как мирные подданные цивилизованного монарха, а крадутся словно воры, прикрывая лица», – сокрушался по поводу одежды махо король Карлос III. Раздражение государя было настолько велико, что однажды ношение шляп и длинных плащей посчиталось преступлением, о чем горожане узнали из королевского указа. Ответом на запрет послужило восстание с последующим изгнанием первого министра, разработавшим столь непопулярный проект. Его преемник поступил более дипломатично: когда пресловутую шляпу стал надевать вместо маски палач, махо обнажили головы без всякого принуждения.

Завсегдатаи таверн под аркой Кучильерос относили себя к истинным носителям испанского духа, чем, собственно, гордились и знатные гранды. Однако неофициально только махо признавались настоящими испанцами, отчего именно они, а не аристократы, служили объектом для подражания. Горделивый нрав махо не позволял, например, оставить безнаказанным косой взгляд. Кровавая драма могла произойти, если сын богатого торговца задевал своей щегольской туфлей грязный башмак извечного соперника. Полиция избегала ввязываться в подобные дела, поскольку махо по любому поводу скандалили, пускали в ход кулаки или нож. Зато они были надежными союзниками власти в борьбе с просвещением, чужеземной моралью, то есть с ненавистным французским духом и всем, что к нему относилось. Обитатели убогих кварталов любили королевские дворцы, красочные выезды грандов, роскошные кортежи, сияние золотых одежд кардиналов, медленно и величаво выступавших во время процессий.