Код Средневековья. Иероним Босх - Валерия Александровна Косякова Страница 29

Через три дня Тунгдал очнулся и поведал свою историю. Опечаленная душа Тунгдала покинула тело, не думая, что вернётся обратно в мир живых. Он испугался и возопил, но на долгие ламентации времени не было. Тунгдал увидел надвигающуюся на него орду нечисти: чудовищ с пастями, зияющими как у диких волков. Их тела были чёрными и грязными, а земля дрожала от их рычания. Глаза их лезли из орбит от гнева и огня. Огромные пасти извергали пламя. Губы монстров повисали, обнажая длинные зубы и широкую глотку, языки болтались сбоку пасти, как у псов. На конечностях виднелись большие когти и роговые подушечки, а хвосты выглядели потрепанными и ядовитыми. Когти же были так же остры, как отточенная сталь. Чудовища источали самую отвратительную вонь, которую кто-либо мог себе представить! Они наносили друг другу ужасающие раны. Затем они мрачно бросили взгляд на горе-рыцаря и взревели в унисон: «давайте приступим к этому злому духу, который всегда прислушивался к нашему совету и делал так, как мы призывали! Давайте споём ему песню смерти, ибо он один из нас»! Нечисть толпилась вокруг Тунгдала и вопила: «ты жалкое, грешное создание, в аду есть место для тебя, ибо ты теперь один из нас»! Демоны признали Тунгдала за своего, перечислив все пороки и прегрешения, сулившие адские будни душе несчастного.

В адской темноте снедаемый экзистенциальным страхом стоял Тунгдал, когда вдруг появилась звезда. В её свете несчастный обретал надежду, думая о Божьей милости. И звезда приняла форму ангела-хранителя. Ангел пожурил рыцаря за неправедный образ жизни, приведший его в ад, но и напомнил про всемогущую милость Божию, способную спасти даже падшего Тунгдала.

Ангел становится гидом Тунгдала, Вергилием – проводником по аду. Столь выразительный визионерский текст, безусловно, мог впечатлить Босха, создавшего образы, близкие и родственные эстетике «Видения». При анализе, исследовании и декодировании образов Босха это произведение не только и не просто необходимо и незаменимо, но оно несомненно должно по праву занять первое место в перечне источников вдохновения и воображения художника. Колористка «Видения», его сюжет и настрой призваны подвести читателя (или слушателя) к покаянию и страху пред Богом и пред его карами, пред дьяволом и пред адом, – что является и отправным пунктом в истолковании образной системы картин Босха. «Видение Тунгдала» традиционно иллюстрировалось.

Черти царапались, кусались, нападали, угрожая Тунгдалу. Но излучающий свет ангел повёл Тунгдала тёмным туннелем. Вскоре они вошли в жуткую долину. Тунгдал дрожал от страха и тревоги, узрев мрачный пейзаж, так часто встречающийся в произведениях Босха. Воздух пах гноем и серой, повсюду расположились жаровни с углями и раскалёнными решетками для грешников-новобранцев – эта картина напоминает изощрённые пытки с адской створки Иеронимова триптиха «Страшный суд» (глава 6, рис. 18–23).

Страдающие души убийц таяли, как воск, на раскалённой сковороде и текли сквозь железо и угли, как расплавленный парафин сквозь бреши ветоши. Проживая эту бесконечную пытку, обречённые на вечное претерпевание боли раз за разом исчезали, вновь и вновь обретая форму для новых мук.

Рис. 63. Пытки убийц. Ms. 30, fol. 13v. Симон Мармион, ок. 1470 г. Гент. Ms.30, fol. 13 v. J. Paul Getty Museum, Los Angeles.

«Видение» описывает множество пыток, в которых воздаяние адекватно и сообразно накопленным до смерти деяниям и поступкам человека: наказание коррелирует с прижизненными прегрешениями и нередко копирует их.

Совершая своё хождение по мукам, Тунгдал созерцал как пожирающий души огонь, так и безжизненные заснеженные и обледеневшие долины – этот образ очевидно перекликается со странным, написанным Босхом на триптихе «Сад земных наслаждений» адом, охваченным льдом и пламенем (глава 6, рис. 38)

Черти-изверги держали в руках щипцы, крюки и раскалённые железные шампуры. Эти орудия использовались, чтобы пронзить и зацепить несчастные души, вытащить их из пекла и повергнуть в холодный снег, а затем из снега швырнуть обратно в огонь. К такой изнурительной и контрастной, отнюдь не добровольной, закалке были приговорены воры.

Холмы и пропасти ада – всё наполнялось криками и страданиями. Над бездной ущелья висел мост длиной в тысячу ярдов, но шириной всего в один фут, – настолько узкий, что казалось невозможным пройти по нему. Тунгдал наблюдал, как многие души канули и сгинули в небытие, упав с моста.

Вместе с ангелом Тунгдал продолжал путь, покамест не узрел огромного и страшного быка (иногда в образе и кабана), – Ахерона. Два великана подпирали его пасть, в которой изнемогали в корчах и с воплями отчаяния исчезали тысячи душ[8]. И тысячи чертей кружились вокруг пасти, свозя и заталкивая в неё души.

Внезапно ангел исчез, а Тунгдала, оставшегося одного, без защиты покровителя, тут же поймали черти и, связав, бросили в пасть зверя, где злые духи избивали его, кости грызли голодные львы, а важные органы вырывали и разрывали драконы. Ядовитые змеи поглощали его конечности. Огонь жёг, а лёд морозил. Слёзы жалили ему щёки, и он рвал свои щёки ногтями. Тунгдал источал смрадный запах серы. Его мучили разными способами. За каждый совершённый им грех он претерпевал жестокое наказание. Отчаяние ни на миг не покидало его. Но внезапно Тунгдала освободил вновь появившийся ангел, а исходящий от ангела свет исцелил раны рыцаря, возблагодарившего Бога.

Рис. 64. Тунгдал лицезреет пасть Ахерона, вратами которой ему нужно было пройти. Симон Мармион, ок. 1470 г. Ms.30, fol. 17 r.

Затем ангел привёл Тунгдала к ужасному озеру, кишащему кошмарными адскими тварями, – образ, также нередко встречающийся на картинах Босха. Над озером висел очередной длинный, но узкий мост, на этот раз – усеянный железными острыми шипами. Исторгающие из пастей огонь монстры коварно поджидали внизу срывающихся с моста. В ужасе Тунгдал ступил на сей путь, но на дальней стороне моста заметил человека со снопами кукурузы за спиной, стенающего и сетующего на свои грехи. Шипы калечили его ноги. «Это пытки для тех, кто грабил и забирал у людей нажитое добро, – сказал ангел, – будь то простаки или учёные, но особенно здесь страдают те, кто украл у Святой Церкви.