Лев Анисов - Александр Иванов Страница 5

Время действительно было сложное. Русские войска под предводительством А. В. Суворова на полях Италии и в горах Швейцарии прославляли себя в битвах с французами. Италия была очищена от французских войск. А. В. Суворов, расположившись осенью 1799 года на зимних квартирах в Баварии, ждал лишь дальнейших повелений государя, чтобы предпринять новый поход в сердце Франции.

Но к мечте быть «возстановителем потрясенных тронов и оскверненных алтарей» Павел Петрович уже охладел, терпение его истощилось: император понял — Австрия и Англия, его союзники, далеки от его намерений, они преследуют только собственные интересы. Последующие события доказали ему коварство Австрийского двора: освобожденная от французов Италия была порабощена Австрией, которая отказывалась под разными предлогами восстановить сардинского короля в его владениях и подавляла малейшее стремление итальянских народов к независимости. Мало того, австрийские власти, считая помощь русских войск уже излишнею, не оказывали им должного содействия, даже вредили им, а при взятии Анконы нанесли оскорбление русскому знамени.

Но всего более поразил государя неожиданный отказ Англии в возвращении ему, как Великому магистру Мальтийского ордена, острова Мальты. Негодованию Павла Петровича не было пределов: граф Воронцов, русский посол в Лондоне, был отозван, а английскому послу в Петербурге, лорду Витворту, было предложено в мае 1800 года оставить Россию.

Русская армия возвращалась в Россию тогда, когда Павел Петрович перестраивал дипломатическую ситуацию.

Во Франции в это время произошел государственный переворот: генерал Бонапарт стал первым консулом и весной 1800 года нанес австрийцам поражение при Маренго, после которого они потеряли всю Италию. Павел Петрович, увидев, что революция во Франции задушена Наполеоном, соединился с первым консулом, дабы обуздать английское правительство. Родился план создания северной коалиции флотов — Франции, России, Дании и Швеции, осуществление которого могло бы стать смертельным ударом для Англии.

12 января 1801 года Павел Петрович отдаст приказ атаману войска Донского Орлову идти с казаками в Индию и «атаковать англичан там, где удар им может быть чувствительней и где меньше ожидают».

«…идти и завоевать Индию», — напишет государь Орлову.

Действия Павла Петровича привели английское правительство к решению во что бы то ни стало устранить российского императора от престола. Выделенные на то деньги сделали свое дело.

Император не мог не почувствовать перемены атмосферы при Дворе. Рассказывают, за несколько месяцев до насильственной смерти Павел Петрович катался как-то вечером в туманную погоду по парку возле Михайловского замка и вдруг стал жаловаться на удушье, о чем тотчас же рассказал обер-шталмейстеру Муханову: «Я почувствовал, что задыхаюсь; мне не хватало возможности и мне казалось, что я сейчас умру; меня, может быть, удавят».

Муханов старался успокоить государя, но тот замолчал и глубоко задумался.

«Все эти обстоятельства, — писал историк Шумигорский, — могут уяснить тот факт, что в 1800 году личность и управление Павла носили на себе в высшей степени переменчивый характер, и тогда, в полном смысле слова, наступило для современников „царство страха“».

Увольнения от службы следовали за увольнениями.

1 февраля 1801 года государь переехал в новый свой дворец — Михайловский замок, построенный на месте разобранного Летнего дворца, в котором Павел Петрович родился. «На том месте, где родился, хочу и умереть», — говорил император.

Едва ли не последние отношения его с Академией художеств касались желания императора иметь свой портрет, который должен был быть сделан художником заочно. Отыскали какого-то портретиста — француза и предложили ему написать портрет Павла Петровича. Француз потребовал за работу очень большую сумму. Когда граф В. Г. Орлов доложил об этом государю, последний с гневом спросил:

— Неужели у нас нет своего живописца? Зачем же существует Академия?

Граф отвечал, что живописцы есть, и немедленно отправился к советнику Академии С. С. Щукину. Щукин согласился написать портрет за дешевую сравнительно с требованиями француза цену — именно за 3 тысячи рублей ассигнациями. Так как государь желал предварительно видеть эскиз своего портрета, то художник представил таковой в двух видах: на одном государь поставлен прямо enface, в шляпе, надетой, как говорилось тогда, «поперек дороги», с толстою тростью в руке; другой эскиз представлял государя верхом на лошади, едущим осматривать артиллерию. Император одобрил первый эскиз, и Щукин принялся за работу. Портрет был готов в день тезоименитства государя. Когда император выходил с императрицею из церкви, граф Орлов обратил внимание их величеств на портрет. Государь остался очень доволен и, обращаясь к государыне, сказал:

— Жена, а ведь молодец!

1 марта 1801 года император Павел Петрович был задушен в Михайловском замке, в своей спальне.

Вовлеченный в заговор, его старший сын, великий князь Александр Павлович, узнав, что отец мертв, впал в истерику.

— Ведь вы знали, — склонился над ним один из главных заговорщиков граф Пален, — что завтрашний, собственно уже сегодняшний! день нес вам либо заточение, либо гибель. Он принес вам престол. Зачем здесь слезы?

— Вы клялись, что отец останется жив, что будет лишь опека! — закричал Александр.

— Довольно быть мальчишкой! Извольте царствовать! — последовал ответ.

Глава вторая

17 марта, по окончании заупокойной литии, тело Павла Петровича было перенесено генерал-адъютантами и флигель-адъютантами из почивальной в малую тронную залу усопшего императора и выставлено на парапете. Народ был допущен в Михайловский замок для прощания.

В первый же день через траурно оформленную тронную залу прошло 11 118 человек.

Очевидец, Николай Иванович Греч, писал: «Едва войдешь в дверь, указывали на другую с увещанием: извольте проходить. Я раз десять от нечего делать ходил в Михайловский замок и мог видеть только подошвы ботфортов императора и поля широкой шляпы, надвинутой ему на лоб».

Император избит был так, что в течение тридцати с лишним часов тело нельзя было выставить для прощания, его пытались привести в порядок, гримируя чудовищные кровоподтеки[3]. В гробу император лежал, облаченный в мундир, шарф и какие-то платки чуть ли не до глаз, а сверху была еще и шляпа, чтобы никто не видел последствий работы, которую проделали бравые гвардейцы той ужасной ночью.

Всем в городе уже известны были достопамятные слова цесаревича Александра Павловича, сказанные семеновскому караулу в трагическую ночь:

— Батюшка скончался апоплексическим ударом, все при мне будет, как при бабушке.

23 марта, в Страстную субботу, тело императора Павла Петровича было перевезено в Петропавловский собор. Траурная процессия проследовала от Михайловского замка по Невскому проспекту, мимо Гостиного двора, через Исаакиевский и Тучков мосты в Петропавловскую крепость…

По окончании отпевания тело было предано земле.

Наступало иное время, иное царствование.

Про Александра I, который считал себя русским, можно сказать, что его всегда тянуло к иностранцам. И объяснить это в какой-то степени можно его воспитанием. Первой нянюшкой, склонившейся над детской кроваткой будущего императора, была бонна-англичанка, и первые слова он произнес на английском языке, а любимым его учителем и воспитателем был швейцарец Лагарп. Великий князь Александр Павлович рос европейцем. Лагарп был незаурядным человеком, превосходным педагогом и твердо придерживался республиканских взглядов. Идеи французского Просвещения XVIII века были во многом впитаны его учеником. Впоследствии Александр I говорил, что всем хорошим в себе обязан Лагарпу.

Молодой император не был атеистом, но религией интересовался мало.

Ближайшими советниками Александра I, по его воцарении на российский престол, стали его ближайшие друзья: молодой граф Строганов, сын знаменитого екатерининского вельможи; двоюродный брат Строганова аристократ Новосильцев; племянник бывшего канцлера Российской империи князя Безбородко, князь Кочубей, князь Адам Чарторыйский.

«Князь Адам был польский патриот и честно, со всем пылом молодости, говорил Александру, что будет отстаивать интересы Польши, если ему придется выбирать между интересами Польши и интересами России, — отмечает историк М. Н. Воробьев. — Александр внимал этим заявлениям и впоследствии сделал Чарторыйского министром иностранных дел.

Строганов тоже был своеобразный тип. Когда ему было 15–16 лет, его отправили в Европу с гувернером-французом, чтобы завершить образование. Поездив по Европе, он оказался во Франции, где в то время разразилась революция. Строганов почувствовал себя там как рыба в воде: он вступил в клуб якобинцев и даже стал библиотекарем клуба: Кроме того, у него была связь со знаменитой ультрареволюционеркой и революционной гетерой Франции некоей Теруань де Мерикур, которая стала одним из символов Французской революции.