Елена Грицак - Эльзас и Страсбург Страница 5

Изредка чести быть возлюбленной поэта удостаивались и простолюдинки, хотя в этом случае ими были скромные юные девы, а не те, которые жестоко высмеивались в тех же куртуазных стихах:

Претит мне долгая настройка виолИ краткая попойка, и шлюхи одряхлевшей стойка…Претит мне средь зимы деревней плестисьКоль нет приюта в ней,И лечь в постель с вонючкой древней,Чтоб в нос всю ночь несло харчевней;Претит, и даже мысль мерзка,Ждать ночью мойщицу горшка;И, видя в лапах мужика красотку,К ней исподтишка взыватьИ тщетно ждать кивка.

Куртуазная любовь не требовала взаимности, в лучших своих проявлениях она была добродетельной, но поэты часто жаловались на холодность своих прекрасных дам. Главным для рыцаря-трубадура было просто любить хотя бы затем, чтобы перенестись на более высокую ступень, в область духовного совершенства личности. Ценность любящего человека возрастала, причем в прямом смысле: послушав романтичные кансоны, сеньор становился щедрее, приглашал певца погостить в своем замке, вдоволь кормил и поил, порой одаривая теплой одеждой, конем или деньгами, ведь бедность даже тогда и даже в поэтической среде добродетелью не считалась.

Высокий Кёнигсбург. Своим нынешнимвидом крепость во многом обязана семейству Тирштайн

Разумеется, держать куртуазный двор мог далеко не каждый аристократ, однако стремились к этому все, не случайно к середине XII века, когда эпоха трубадуров достигла апогея, отмечался резкий рост задолженностей и даже разорения среди феодальной знати. Возможно, именно этим объясняется тот факт, что в начале следующего века Высокий Кёнигсбург часто переходил от одного хозяина к другому: от Гогенштауфенов к герцогам Лотарингским, а от тех к семейству Ратзамхаузен, владевшему замком до пожара 1462 года. Тогда замок сильно пострадал от огня, а то, что пощадил огонь, вскоре приобрел эрцгерцог Австрийский Максимилиан Габсбург. Имея в распоряжении всю империю, он не нуждался в развалинах и потому при первом же удобном случае сбыл их некоему Тирштайну в качестве награды. История не сохранила сведений ни о нем, ни о его семье, зато по тому, насколько умело новый владелец восстановил, перестроил и оснастил, казалось бы, погибшее строение, можно судить о богатстве и немалом энтузиазме представителей этого рода. Уже к концу столетия Высокий Кёнигсбург, приспособленный под артиллерию, сиявший новенькими крышами башен и галерей, вновь оправдывал свое громкое имя – Королевский замок.

Высокий Кёнигсбург. Теперь подъемный мост у главного входа поднимается разве что для ремонта, ведь замку больше не грозит захват

Бурный XVI век, как ни парадоксально, для Эльзаса стал временем интеллектуального расцвета. По отношению к Западной Европе этот период прошел под знаменем Реформации – движения, которое началось с критики католического духовенства во главе с папой, а завершилось появлением протестантства. Охватив практически все сферы общественной жизни, религиозная революция сопровождалась погромами, восстаниями, казнями, что едва не привело к развалу политической системы. Трудно сказать, какую роль сыграли Страсбург или Селеста в рождении и распространении протестантской веры, но Эльзас – маленькая страна у подножия Вогезских гор, родина типографии с ее университетами и лояльностью властей – привлекал всех, кто искал трибуну для того, чтобы свободно высказать свои мысли. Здесь жили и преподавали идеологи реформы Мартин Лютер и Жан Кальвин, а так же такие известные философы, как Мартин Бюсер и Беатус Ренанус.

В следующем столетии, едва успев достигнуть интеллектуальных вершин, Эльзас вновь опустился до примитивного выживания: в 1618 году европейский континент охватила Тридцатилетняя война. Грабежи, убийства, голод и эпидемии едва не довели процветающий регион до катастрофы. Сначала через Рейн переправились отряды графа-авантюриста Мансфельда, вскоре изгнанные имперскими войсками. Их поочередно сменяли испанцы, наемная армия из Саксонии и наконец шведы, которым, к несчастью, приглянулся Высокий Кёнигсбург.

Замок защищал небольшой гарнизон под командованием капитана Филиппа Лихтенау. Его солдаты 52 дня отражали атаки неприятеля, но крепость все-таки была захвачена, разграблена и сожжена. После этого в течение 250 лет она пребывала в запустении, постепенно разрушаясь и зарастая лесом. Впрочем, о полном запустении говорить нельзя, поскольку в это время Высокий Кёнигсбург довольно часто посещали поэты–романтики, находившие здесь спокойный отдых и вдохновение.

Во время Тридцатилетней войны жители эльзасской столицы показали себя ярыми защитниками протестантства. Возврат в лоно католической церкви официально произошел намного позже, 30 сентября 1681 года, когда, осознав бесполезность сопротивления, власти Страсбурга подписали капитуляцию, признав себя подданными Людовика XIV. История царствования монарха, прославившегося кичливой фразой «Государство – это я!», донельзя насыщена войнами. «Человек-государство» любил и умел воевать, поэтому не мог ограничиться результатами кампаний, принесших ему Южные Нидерланды и Франш-Конте. Выказав непомерный аппетит, он захватил еще и Страсбург с Люксембургом, а затем его войска вторглись в Рейнскую область, где разграбили и уничтожили множество древних замков. К счастью, Аугсбургская лига выставила против французов мощную коалицию, поэтому война завершилась серьезным их поражением. Рисвикский мирный договор 1697 года лишил Людовика XIV всех завоеваний, кроме Франш-Конте и Эльзаса.

«Король-солнце» Людовик XIV – благодетель Эльзаса

Вопреки ожиданиям французский король проявил о захваченной территории прямо-таки отеческую заботу. Он не только восстановил то, что разрушила война, вернув краю былое благополучие, но и оставил ему большую часть средневековых прав, включая религиозные. Тогда королевство Франция находилось на вершине своего расцвета и деньги на благоустройство текли рекой. Недавние враги строили с размахом, красиво, крепко и главное – совершенно бесплатно, чем завоевали любовь покоренного народа. Именно в этот период проявилась страстная привязанность эльзасцев ко всему французскому. Теплые отношения между этими двумя нациями сохранились и в дальнейшем, что подтверждают источники той поры, а также романы и живопись, где показано, с каким восторгом в Эльзасе принимали солдат Наполеона.

В конце XVII века со стен Высокого Кёнигсбурга, все еще пребывавшего в забвении, перед путниками открывались чудесные виды. Радовали взор пологие склоны, покрытые виноградниками, ухоженные поля, ярко-красные черепичные крыши, на которых по-прежнему жили аисты. Однажды, увидев это, один русский писатель воскликнул: «Воистину время не властно над Францией!».

Однако не время, а люди вновь нарушили этот идиллический мир. Во франко-прусской войне 1870–1871 годов французские войска потерпели поражение и Эльзас был отдан Отто фон Бисмарку, как ожидалось, на растерзание. В очередной раз краю грозила гибель, но вновь случилось невероятное. Железный канцлер, всегда представлявший интересы абсолютной власти, а значит, меньшинства, человек, предпочитавший, по его собственным словам, решать «эпохальные вопросы не речами и резолюциями, но железом и кровью», проявил себя как благодетель. Зная отношение местных к Франции, захватчики добились их доверия широким строительством. При германцах в Эльзасе активно развивалась промышленность, процветала торговля, сооружались газо– и водопроводы, появились электросети. Казавшиеся немыслимыми пенсии, пособия и прочее, что входит в систему социального обеспечения, тоже были подарком, полученным эльзасцами от германцев.

Еще один покровитель края – рейхсканцлер Отто фон Бисмарк

Высокий Кёнигсбург вместе с лесными угодьями с 1865 года принадлежал муниципалитету Селесты – уже не деревни, но полноценного города. В 1899 году жители решили подарить прекрасно сохранившиеся руины германскому императору Вильгельму II Гогенцоллерну, который, имея средства, мог позаботиться о них лучше, чем горожане.

Восстановительными работами, длившимися до 1908 года, руководил берлинский архитектор Бодо Эбхардт. Увлеченный Средневековьем, войной и старинной фортификацией, он провел реставрацию замка методично, проявив научный подход и фантазию поклонника немецкого романтизма. В распоряжении зодчего были исторические материалы, но импровизировать все же пришлось, да и вид самих руин позволял вволю разыграться воображению. В 1900 году высота уцелевших стен достигала уровня бойниц, а в них остались нетронутыми своды, благодаря чему Эбхардт сумел представить истинные размеры построек XV–XVI веков. Лишь некоторые, самые высокие сооружения, и особенно крыши были его вымыслом. К таковым относится одна из башен, измененная по форме и увеличенная на 14 м. Вильгельм против таких вольностей не возражал и даже поощрял, полагая, что детали, напоминающие о германской цивилизации, во французском замке совсем не лишние. Так, с его одобрения большая столовая во дворце обрела высокую крышу. На скрытых, невидимых снаружи стенах зачем-то были заложены два романских окна времен Фридриха Одноглазого. Сегодня следы различных эпох можно заметить на внешних стенах и на фасаде дворца, выходящем на нижний двор.