Занимательная музыкология для взрослых - Владимир Александрович Зисман Страница 52

Вы, конечно, могли и не заметить, но, в принципе, в этом направлении вы и так уже неплохо продвинулись. В частности, в чисто прикладном плане уже полученные вами знания о тонике подскажут, когда пора аплодировать[59]. Там, безусловно, есть еще пара-тройка тонкостей и нюансов, но тоника как гармоническая функция вполне может с облегчением трактоваться как конец произведения.

И такого рода знаков и сигналов в музыке огромное количество.

Что в музыке можно понять, помимо самой музыки

Индивидуальное и коллективное бессознательное, тонкие струны души, внутренние переживания, высокие эмоции, катарсис и слезы на глазах — это все понятно и похвально. Лично у меня это вызывает только симпатии и всяческую поддержку. Но это все романтика.

А вот если вы научитесь полно и правильно считывать пласты смыслов и массивы информации, заложенной в музыке, слезы на ваших глазах будут совершенно другого качества!

Иллюстрация из соседнего вида искусства

Что хотел сказать автор

«— Поэт вкладывает птичке в уста…

В стихотворенье „Птичка Божiя“ поэт, видимо, хотел сказать… хотел сказать… вообще… что птичка…»

Влас Дорошевич. Русский язык

Что хотел сказать тот автор, который композитор — это совершенно отдельная история. Чаще всего он сам не знал, что именно хотел сказать. В лучшем случае его пером водил Бог, в худшем — композитор нес околесицу в литературной форме, объясняя словами то, что ему не удалось выразить в звуке. Как правило, литературные потуги композиторов выглядели достаточно косноязычно. Я полагаю, что о вербальном косноязычии композиторов, посвященном их творчеству, логичнее будет поговорить, когда речь пойдет о программной музыке.

Но есть еще и авторы-художники, то есть художники в буквальном смысле, живописцы, которые тоже не смогли пройти мимо музыки, видя в ней визуально благодатный объект. Все эти «Мальчики с флейтой», «Девочки с лютней», все эти картины со скрипками, трубами, клавесинами, дирижерами, целыми оркестрами и, кстати, нотами…

Нет, во-первых, это красиво. Нет, реально, даже самая анемичная Эвтерпа с виолой да гамба и нотами выглядит более жизнеутверждающе, чем дохлая утка в яблоках на столе среди черепов, серебряной посуды и фолиантов.

Во-вторых, это духовно.

Наконец, в-третьих, это метафорично. (Когда вместо лошади рисуют Пегаса, это ведь называется «метафорично», я правильно понимаю?)

Причем это все подарки не только для ценителей изобразительного искусства, но и для историков музыки. Потому что на полотнах попадаются то музыкальные инструменты, которые очень хочется разглядеть получше, то ноты, которые можно атрибутировать, то еще какие-нибудь детали, которые для нас являются загадкой, а художник, между тем, рисовал их с натуры…

И есть среди всего этого великолепия одно полотно…

Занимательная семиотика

В данном случае мы входим в музей Прадо, потому что нас интересует триптих «Сад земных наслаждений» Иеронима Босха.

«Я поведу тебя в музей! — сказала мне сестра. Вот через площадь мы идем И входим, наконец…»

Сергей Михалков. В музее В. И. Ленина

Что хотел сказать автор, в общих чертах понятно. Потому что бэкграунд у нас до некоторой степени общий. И рай от ада большинство из нас отличить в состоянии. И все же определение «понятно» в этом случае более чем неточно. Да о чем тут говорить, если даже название картины придумали потом. Потому что авторское так и осталось неизвестным.

Если вообще было.

Так вот, речь идет о смыслах. И в качестве примера и упражнения на эту тему могу предложить филейную часть грешника из правой створки, которую обычно называют «Музыкальный ад». Почему грешника, надеюсь, понятно — праведника под лютню не запихнут, да и вообще, если приглядеться, в левой створке, на которой изображен рай, и с экологией явно получше, да и само количество народа достаточно очевидным образом говорит о том, где здесь праведники. Чистая статистика и никакой теологии.

«…В те времена печатники вывешивали корректурные оттиски на деревянных рамах на улицу — для вящего поучения народа и бесплатной корректуры заодно».

Т. Пратчетт. Благие знамения

В 2014 году по всем новостным каналам прошла радостная весть о том, что молоденькая студентка из Оклахомы наконец-то расшифровала музыкальный фрагмент, написанный Босхом на развороте ягодиц джентльмена, придавленного лютней, из которой, в свою очередь, произрастает арфа.

Не думаю, что нотная запись начала XVI века представляет собой загадку для специалистов, и если там написано что-то внятное, то прочитать это проблемой не станет, хотя, вглядевшись профессиональным глазом в портрет персонажа с доступной нам стороны, любопытно отметить, что нотный стан на тот момент состоит из четырех линеек и вопросы записи ритма тоже представляются пока неактуальными.

Вполне естественно было бы предположить, что в картине, сплошь состоящей из символов, и нотная фраза по идее должна быть символом. Именно это и интересно — что это за музыка? Известный каждому голландцу начала века мотивчик матерных антииспанских частушек? Судя по тому, что в Испании как раз и находится бо́льшая часть картин Босха, включая и эту, гипотеза крайне маловероятная. Хорал, который традиционно исполнялся Восьмого марта, или любимые куплеты тогдашних еретиков? Марш турецких нехристей? Даже если все эти версии не верны и персонаж перед смертью просто сел на гравировальную доску, все равно музыкальный текст, отпечатавшийся тиражом в один экземпляр, должен нести какое-то послание его современнику. В назидание или в поучение.

А мотивчик сам по себе нам ничего не говорит.

Мотивчик всего лишь знак. Интересно только чего?

Но я сейчас о другом. Иногда автор действительно что-то хотел сказать, и у него для этого были довольно широкие возможности и полномочия. Наша задача — понять, что именно автор имел в виду.

Музыка как таковая — искусство бессловесное. Но кое-какую конкретику композитор до слушателя донести может.

Программная музыка

«Действие происходит на суше.

Представьте себе: ужасная гроза бушует так долго, что жители деревеньки собрались в церкви. После раскатов грома в исполнении литавр мы слышим начало молитвы. <…> В пятом и шестом тактах флейта и гобой изображают восклицание, словно бы невольно вырвавшееся из сердец юных девушек. „Бог мой!“ — их единственные два слова».

Жером-Жозеф де Моминьи. Полный курс гармонии для Парижской консерватории (1803–1806) О начале симфонии № 103 Гайдна

В сущности, это продолжение темы