Николай Федь - Литература мятежного века Страница 56

Как бы то ни было, вопль Приставкина заполнил небесное пространство и достиг пылающих пределов преисподней - ельцинский режим, по достоинству оценил его усердие назначив председателем комиссию по реабилитации.

Злые языки утверждают, что Приставкин не одинок в ненависти к русским. И в доказательство приводит конкретные примеры. В начале 1989 года в издании регионального центра при ГК ВЛКСМ - "Реклама, информация. Маркетинг" (г. Набережные Челны) - в одном из номеров опубликованы фрагменты выступления некоего Градского, поющего под гитару чревовещателя. Вот некоторые из его вещаний: "Распутин говорит: "Великая русская литература - самая духовная в мире!" Да что он, с ума спятил?! Ну как можно такие вещи бредовые говорить?" Нахальный апломб невежды? Далее изрекает следующее: "Но не надо забывать о том, что басни Крылова написал Лафонтен. А до Лафонтена Эзоп. Просто мы этого не знаем - много времени прошло. Мы страна, которая создалась как культурная единица намного позже других стран. Ни одного жанра у нас не придумали. Ни одного музыкального инструмента русского нет, за исключением жалейки. Баян и гармошка - из Византии, балалайка - не русский инструмент. Смешно об этом говорить. А это говорит писатель. В таком случае он либо дурак, ибо провокатор, либо ничего не понимает. Распутин антигуманист, антиперестройщик, с дефицитом внутренней культуры".

Распоясовшийся хам продолжает: "Но надо же отдавать себе отчет. Пушкин драл Байрона? Драл. Лермонтов драл Байрона? Драл. Ну и что тут такого? Все свои замечательные сказки Пушкин как писал? Брал десять бутылок шампанского и за два дня писал сказку".

Прочитав подобное, доверчивый читатель может утешиться тем, что якобы в таком духе ныне принято болтать о всех писателях. Придется озадачить его. Откроем газету "Московский литератор" от 9 октября 1987 года. В статье о Мандельштаме Рюрика Ивнева находим такие слова: "У Мандельштама не было ни мелких радостей, ни мелких бед. В нем была какая-то с в е р х ъ е с т е с т в е н н а я чистота души и подсознательное стремление принести себя в жертву... Его путеводная звезда находится не в небе, а в его сердце и оттуда испускает свои лучи, не всем видимые, но ощущаемые... Мандельштам неоспоримо является в е л и к и м п о э т о м нашей э п о х и ... Духовная чистота как бы выпирала из всех пор его организма. Он всегда был особенным человеком, к которому нельзя применять обычные мерки. Он был поэтом, в котором каждая буква этого слова была большой... большим, н и с к е м н е с р а в н и м ы м п о э т о м, д а ж е с р е д и н е с р а в н и м ы х. Он был уникальной личностью... во всем мире не было и не могло быть похожего человека. И не было такого поэта, с которым его можно было бы сравнить" и т. д. и т. п. Улавливаете разницу в характеристиках Пушкина и Мандельштама?

Поэтическое наследие Осипа Мандельштама заслуживает похвал. Но почему классика и современная русская литература в лице ее лучших представителей вызывает столь оскорбительные нападки и великую свирепость со стороны градских и приставкиных? Однако не будем торопиться с ответом. К этому вопросу мы еще вернемся в ходе анализа конкретных явлений общественно-литературной жизни.

А сейчас продолжим прерванный разговор, не отвлекаясь на описание ужасающей кутерьмы и остроумных словопрений выдающихся членов "Апреля" частично они изложены на страницах "Московского литератора" (13 октября 1989 г.) Важнее другое: общее собрание "Апреля" приняло обращение к Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Верховного Совета СССР. Сие послание весьма показательно для деятельности комитета - оно насквозь лживо и цинично. "Уважаемый Михаил Сергеевич! Собрание московских писателей участников движения в поддержку перестройки "Апрель" считает необходимым сообщить о том, что оно решительно отмежевывается о позиции секретариата Правления Союза писателей РСФСР в связи с выступлением товарища Корсунского на недавнем Пленуме ЦК КПСС, так как мы разделяем тревогу товарища Корсунского относительно потока погромных антисемитских выступлений журналов "Наш современник", "Молодая гвардия", еженедельника "Литературная Россия". Секретариат правления Союза писателей РСФСР в телеграмме, посланной на ваше имя, под видом защиты патриотических сил и критики явлений русофобии на самом деле подогревает нездоровые явления межнациональной розни, направленной на срыв перестройки. Телеграмма секретариата СП РСФСР ни в коем случае не выражает позиции всех московских и российских писателей. Принято на общем собрании комитета "Апрель Писатели в поддержку перестройки", состоявшемся 6 октября 1989 года в Центральном Доме литераторов".

Знали кому жаловаться. В высших эшелонах власти у них была своя "руководящая сила" в образе, "члена политбюро с человеческим лицом", настоящее лицо тогда почти никто не знал, но начинали догадываться. Секретариат Союза писателей РСФСР не стал отвечать на угрюмые инсинуации апрельцев, зато "Литературная Россия" поместила заметку от редакции под названием "Провокация": "Хотелось бы заглянуть в глаза тем безымянным сочинителем из комитета "Апрель", которые составляли телеграмму на имя руководителя страны с к л е в е т н и ч е с к и м и и з м ы ш л е н и я м и по поводу "Литературной России"2. Что же в этих глазах, кроме т е м н о й з л о б ы? Дважды присутствующая на собраниях "Апреля" поэтесса Татьяна Глушкова рассказала участникам ноябрьского (1989 г.) пленума СП РСФСР: "Сидеть на их собраниях страшно: там - беснующиеся, потерявшие облик человеческий люди, которые с пеной у рта произносят чудовищные слова ненависти к России и русским""3.

***

Гражданская война в литературе? Вопрос этот тревожно прозвучал в марте 1989 года и с той поры все отчетливее осознается нашей литературой как следствие ее критического состояния. К концу восьмидесятых он уже отражал действительное положение литературного процесса.

Проблема гражданской войны в литературе стала признанной реальностью, когда вслед за политическими акциями "Апреля" со страниц многих печатных органов на современника обрушилась лавина откровенно тенденциозных заявлений, коллективных писем и требований в связи с публикациями журнала "Октябрь". Особенно преуспел в этом деле главный редактор издания Анатолий Ананьев. В обличительных посланиях, направленных в газеты и журналы, в секретариат Союза писателей СССР и РСФСР, он неожиданно явил миру некоторые редкостные, а равно хитроумные стороны своего дарования, приносящие, как он полагает, великую пользу государству и отечественной беллетристике.

И все-таки, если бы подобные сочинения вышли из-под пера какого-нибудь рядового члена Союза писателей, а не главного редактора столичного журнала, вряд ли стоило начинать этот разговор. К чему, да и зачем? Ныне пишут, вещают по телевизору, митингуют все, кого фортуна отметила своим перстом как "горячего прораба перестройки". Счастливчики! Один из пиитов тиснул довольно-таки проникновенные строки: "Скину штаны, отращу густо шерсть, стану диких баранов есть..." А что - и отрастит , и обнажится до оной срамоты. В стиле времени потому что. Ведь сколько раз в сутки показывают на голубом экране, в кино, на театре и эстраде это самое, правда, без густой шерсти, но в натуральном виде - и ничего! И насчет поедания диких баранов совсем даже неплохо придумано - что-то вроде рацпредложения в духе наиболее напористых экономических пророков наших.

Нет только представьте себе: пишущие в рифму, а вслед за ними все остальные труженики пера - всякие там полуклассики, коих ныне хоть пруд пруди, знаменитые, популярные и опять же лауреаты разные - все переходят на подножный корм, то есть собственноручно ловят, потрошат, жарят и едят исключительно диких баранов. Так это ж экономия съестного провианта в особо крупных размерах, можно сказать, всенародная борьба с дефицитом!

Меж тем предмет нашего разговора иного плана. Строго говоря, речь идет не о поэтических вольностях периферийного пиита, а о хорошо взвешенных и глубоко продуманных сочинениях, подписанных ответственным лицом московского журнала, и, стало быть, о политической, общественной и эстетической позиции, каковую он, как ни крути, выражает.

На первый взгляд могло показаться, что и публикации в "Октябре", и истеричные и экзальтированные выступления в печати его редактора отражают мнение небольшой группы литераторов и добросовестно обслуживающих ее интеллектуалов из славной и, разумеется, неподкупной когорты ученых и критиков... Как вдруг в защиту публикаций "Октября" развернулась мощная кампания: выступил известный своей нетерпимостью к любым проявлениям здравого смысла и порядочности "Апрель"4, а на страницах "Литературной газеты" появилось грозное Заявление исполкома русского (!) советского ПЕН-центра (13 сент. 1989 г.) и прозвучал (30 авг.1989 г.) голос двух депутатов, резко обостривших проблему. В воздухе запахло порохом. Действительно, по оперативности откликов, по энергичному тону заявлений и высказываний стало ясно, что дело это далеко не простое, даже весьма сложное, ибо отражает сильное брожение умов не только в бедной изящной словесности нашей.