Искуство Западной Европы: Средние века. Возрождение в Италии - Лев Дмитриевич Любимов Страница 60

Росписи вьются, чередуются по пилястрам и оконным косякам. И всюду спокойный, но жизнерадостный ритм, идеально согласованный с зодчеством.

Рафаэль. Лоджии в Ватиканском дворце в Риме. Общий вид. 1519 г.

Увы, ватиканские лоджии сильно пострадали от времени и были испорчены неудачными реставрациями.

Но в этот рафаэлевский и брамантовский мир мы можем попасть и у нас в Эрмитаже. Ибо знаменитые лоджии воспроизведены там с исключительным мастерством, сохранившим свою свежесть и по сей день. Копии росписей лоджий специально для Эрмитажа были исполнены на холсте римскими художниками в конце XVIII в. Затем они были вмонтированы в стены, арки и потолки галереи, строитель которой, прославленный зодчий Кваренги, работавший в Петербурге, точно воспроизвел в натуральную величину архитектуру гениальных мастеров Возрождения.

* * *

Рафаэль был не только непревзойденным мастером идеально построенной композиции: колорит его картин, яркий и блестящий и одновременно прозрачный и легкий, чудесно сочетается с четким рисунком.

Этот великий живописец оставил след и в скульптуре.

Среди его учеников был ваятель - Лоренцо Лоренцетто. По эскизам и под руководством своего великого учителя он выполнил несколько скульптур, из которых до нас дошла только одна - «Мертвый мальчик на дельфине». В ней воплощены в мраморе рафаэлевский идеал красоты, его ритм и гармония: нет ужаса смерти, кажется, будто ребенок мирно заснул. Это единственное свидетельство вклада Рафаэля в искусство ваяния хранится в Эрмитаже.

* * *

Таков был этот великий мастер Высокого Возрождения.

С творчеством какого другого гения перекликается его солнечное искусство?

Точные аналогии здесь, конечно, невозможны.

Однако Баратынский писал о «Евгении Онегине»:

«Какая прелесть! Какой слог, блестящий, точный и свободный! Это рисовка Рафаэля, живая непринужденная кисть живописца из живописцев».

Белинскому «Сикстинская мадонна» навеяла такие строки:

«Я невольно вспомнил Пушкина - это же благородство, та же грация выражения, при той же верности и строгости очертания: недаром Пушкин любил Рафаэля, он родня ему по натуре…»

Лоренцо Лоренцетто. Мертвый мальчик на дельфине.

МИКЕЛАНДЖЕЛО

Одиночество и борьба

«Микеланджело посвятил себя смолоду не только скульптуре и живописи, но и тем областям, которые либо причаст-ны этим искусствам, либо с ними связаны; и делал он это с таким рвением, что одно время чуть ли не вовсе отошел от всякого общения с людьми… Поэтому иные считали его гордецом, а иные чудаком и сумасбродом, между тем как он не обладал ни тем, ни другим пороком. Но (как это случается со многими выдающимися людьми) любовь к мастерству и постоянное упражнение в нем заставляли его искать одиночества, а наслаждался и удовлетворялся этим мастерством он настолько, что компании не только его не радовали, но доставляли ему неудовольствие, нарушая ход его размышлений».

Это - свидетельство ученика Микеланджело Асканио Кондиви. Оно совпадает с тем, что пишет Вазари, который также был его учеником:

«Никому не должно показаться новостью, что Микеланджело любил уединение: он обожал искусство, которое обязывает человека к одиночеству и размышлению… и не правы те, кто видел в этом чудачество или странность…»

Однако оба автора, восторженнейшие почитатели художественного гения Микеланджело, тут же считают нужным добавить, что все же кое с кем он поддерживал дружеские отношения, и называют даже имена тех (их не так много), кто удостоился его благорасположения. Вообще, оба биографа Микеланджело, близко знавшие его, нередко сообщают сведения о его нраве и привычках, которые сами же затем стараются как-то смягчить или оправдать.

«Хотя был он богат, - пишет Вазари, - но жил в бедности, друзей своих почти никогда не угощал, не любил получать подарки, думая, что если кто что-нибудь ему подарит, то он навсегда останется этому человеку обязанным».

Как все это отлично от того, что мы знаем о Леонардо или Рафаэле! Но послушаем дальше Вазари:

«Некоторые обвиняют его в скупости. Они ошибаются… Находясь при нем, я знаю, сколько он сделал рисунков, сколько раз давал советы относительно картин и зданий, не требуя никакой платы… Можно ли назвать скупцом того, кто, как он, приходил на помощь беднякам,и, не разглагольствуя об этом, давал приданое девушкам, обогащал помощников своих по работе и служителей, например, сделал богатейшим человеком слугу своего Урбино. Однажды на вопрос Микеланджело: „Что будешь делать, если я умру?" - Урбино ответил: „Пойду служить еще кому-нибудь". - „Бедненький, - сказал ему тогда Микеланджело, - я помогу твоей нужде", и сразу подарил ему две тысячи скуди, что впору цезарям или великим попам».

Мы знаем, что к концу жизни Микеланджело был богатейшим человеком. В том, что он нередко проявлял щедрость, по-видимому, не приходится сомневаться. Мы знаем также, что он широко помогал отцу и братьям, которые всячески его эксплуатировали. Но себе он отказывал во всем и в своем одиночестве вел образ жизни самый непритязательный, совершенно не заботясь о комфорте. Часто спал одетый, «потому что, измучившись от работы, не хотел снимать, а потом опять надевать платье». Бывало, неделями не разувался, и когда с его опухших ног стаскивали наконец сапоги, вместе с ними слезала кожа.

Как можно судить по его портретам, наружность Микеланджело не была безусловно обаятельной и во всем гармоничной.

«…Микеланджело, - пишет Кондиви, - имеет хорошее телосложение, скорее жилистое и костистое… Но, главное, здоровое от природы, благодаря как телесным упражнениям, так и воздержанию, будь то в плотских удовольствиях или в еде… Форма той части головы, которая видна в фас, круглая, так что над ушами она превышает полукруг на одну шестую. Таким образом, виски несколько больше выдаются, чем уши, а уши больше, чем щеки… Лоб в этом повороте четырехугольный, нос несколько вдавленный, но не от природы, а от того, что… некий по имени Ториджано ди Ториджани, человек грубый и надменный, кулаком почти что отбил у него носовой хрящ, так что Микеланджело замертво отнесли домой».

Микеланджело получил этот удар по лицу в флорентийском храме, где он копировал фрески Мазаччо. У него завязался спор об искусстве со сверстником, юным скульптором Ториджано. Мы не знаем, что наговорил ему Микеланджело, но инцидент его с Леонардо показывает, каким он мог быть жестоким и несдержанным. Как бы то ни