Казимир Малевич - Том 5. Произведения разных лет Страница 8

Построенная на этих основаниях картина называлась творческим Искусством; если это верно, то распределение мебели по комнатам тоже можно считать за творчество.

Скопированный арбуз тоже творчество; написанный змей творчество, но только мистическое.

Думаю, что между искусством ТВОРИТЬ и искусством ПОВТОРИТЬ большая разница.

ТВОРИТЬ — увеличить жизнь новыми конструкциями. Но сколько бы мы не распределяли по комнатам мебель, мы не увеличим <жизнь> и не создадим новых форм.

Также новая развеска картин в Третьяковке не увеличит их ценности14. И сколько ни пиши лунных пейзажей, коровок на зеленом лугу, сколько бы ни урод<уй> скелеты натуры, всё будут пейзажи и те же коровки — <и это> будет только напоминание о живом.

Вы называете гениальным того, чьи картины больше <других> напоминают живые лучи солнца.

БЛОКНОТ — гениальная книжечка!

Картины собраны в музеях — протоколы прошедшей и настоящей вашей жизни, остывшие зеркала. Блокноты прошлых заметок.

В этих зеркалах отражено творчество жизни. НО ТВОРЧЕСТВА ХУДОЖНИКА НЕТ.

Творчество технической жизни — создание новых живых конструкций — перерождение кристалла железа — [в автомобиль]. Жизнь перешла в новую оболочку.

Но мысль техника превращает жизнь <в новую конструкцию> Трепещет ли <жизнь> живым порывом в картине, пейзаже?

В живописном творчестве картина живет тогда, когда краска не служит чернилами для выражения мыслей и начертания букв.

И в природе сила движущейся энергии рождает форму, и сама движуща<яся> форма окрашивается.

Живопись <возникает> только тогда, когда краска пройдет через творческую волю в форму своего количества, зарожденн<ую> внутри красочного скопления.

Цветовые массы природы должны быть только для построения новых живописных конструкций, независимо от той формы, которую окрашивают.

Снятые краски с живого — перевоплотятся в новую самособойную жизнь.

Художник — живописец тогда, когда краски дают чисто живописную форму, и <он> перестает быть живописцем, когда посредством краски изображает лицо и вещи.

Живописная картина должна говорить только о живописи; всякое же лицо, пейзаж вызывает у вас ассоциацию совершенно другого порядка и затемняет то, что хотел сказать художник.

И кроме этого, из чисто живописного двухмерного закона — живопись переходит в область скульптурного искусства, т. е. трехмерному объему.

Природа живая картина, можно ею любоваться.

Мы живое сердце природы, ценная конструкция гигантской картины Земли и звезд.

Берем живые формы и умерщвляем на холстах.

Повторять — значит умалить творчество, сделать пародию. Обнаружить слабость своего сознания и уподобиться обезьяне.

Величайшие произведения греков, Венеры, — безжизненный, бескровный камень с потухшими глазами.

Джиоконда и Сикстинская мадонна должны нас перенесть в область загадок; первая — загадочная женщина, другое — загадочное царство.

Если вам необходимо запечатлеть милое личико и написать пейзажик для воспоминания —

Пишите, запечатлевайте!

Но никогда не говорите, что это великое Искусство-творчество. Ибо оно столько же напоминает вам о живом, сколько сшитая портнихой юбка о женщине.

Художник должен утвердить творчеством своим новую конструкцию движущихся масс живописи — цели которой выше простого оперения-красивости.

Сила мирового творчества вложила волю свою в художника и через него отмечает себя.

Наше сознание есть трон великой силы, к чистому творчеству мы выйдем, когда сознание наше очистится от привычки видеть природу не как сюжет, а как живой материал, жизнь которого возрастает в новом построении, ничего общего не имеющего с сущност<ью> назначения прежнего.

Цвет — элемент живописи. Элементом цвет считается до момента переработки его в фактуру на холсте.

Фактура — тело цвета, уже результат, прошедший <через развитие> в сложных путях сознания. От фактуры зависит сила живописного пространства.

Фактура — сущность живописная.

В живописном смысле мастера Возрождения были ценны по фактуре, их фактура — сила их таланта.

Но толпа ценит <в картине> выразительность сюжета, восхищается переданным материалом, выраженной <в живописи> психологией субъекта.

Восторгается тем, что наименьше ценно для живописца.

История Искусств полна восторгом <от> удивительного таланта умения передачи вещественности.

Ваши глаза и учителей ваших были устремлены на правдивость передачи красоты красок и композицию.

Но никогда не осязали фактуру — покладку красок.

Отрезанный вершок картины для вас и истории не имеет ценности, так как в нем нет ни лица-сюжета, или, как вы говорите, нет мысли, <т. е. неизвестно,> что этим кусочком хочет сказать художник.

Нет пары торчащих сказочных глаз.

На самом деле этот кусочек больше, цен<нее> кусочка бриллианта, ценность его в фактуре живописной.

Фактура была затеряна — и только новаторами последних лет фактура живописи выдвигается на первый план [довлеющим местом в картине <является> фактура.

Фактур<ы> построенн<ых> картин Удальцовой и Поповой заняли одно из первых мест <среди картин> российских мастеров не только нового толка, но и старого15.

Повторяю, что реалисты брали все живое с натуры и умерщвляли все на своих холстах.

Холсты их уподоблялись ящикам на стенках, <в> которых прикрепляются насекомые (коллекция).

Реалисты — художники-чиновники, ведущие опись имущества натуры. Сюжет, литература, анекдот — вот основы, на которых учат молодежь жонглированию.

Как учителя, так и ученики — язычники, поклоняющиеся предмету. Не видят дальше вещей, сознание окутано мраком катакомб, и душа их скована кольцом горизонта.

В этом кольце душа их засохла, как вобла на солнце. Для сушки повешена была не одна молодая душа.

Одному из десятка тысяч удавалось ускользнуть и бороться с толпою, авторитетами и печатью.

И после долгой борьбы на площади нового времени водружали НА ГРУЗАХ16 сваленных позорных слов знамя новой ИДЕИ.

Так пали славные борцы Ван Гог и Сезанн.

Знамя первого понесли в глубину наших дней Футуристы.

Знамя второго — Кубисты.

Вот два пьедестала нашей современности, на которых кончается эпоха земли, сутолока обыденности Искусства.

Это ворота, запиравшие кладбище старых дней.

На них осталось тело, как на кладбище скелеты. Живой дух динамической силы, источник жизни, вышел в пространство.

Супрематизм, начало первых чисто живописных знаков движущейся краски, начинает новую эру за пределами земли.

Сезанн, Ван Гог, Кубизм, Футуризм, Супрематизм — вот пять оплеванных ступеней Искусства.

Сезанн оплеван лет 40 тому назад. Покоряет <он> теперь — и приходится теперешнему поколению авторитетов очищать ступеньку.

И кричать о ее красоте. Перед Сезанном склонили свои убогие головы авторитеты.

Но преклонение авторитетов перед кистью Сезанна было преклонением перед> чисто внешней сторон<ой> картины. Истина идеи Сезанна непонятна и сейчас. Если бы была осознана идея Сезанна, тогда не был бы осмеян Кубизм, ибо Кубизм — венец идей Сезанна.

Тоже Ван Гог принят, принята его картина, но идея не принята, ее приняли футуристы и показали в современном дне. И она <была> осмея<на> на площадях печати.

Идея Ван Гога — скорость — вселенный динамизм, через ростки земли бегут токи, движется все.

Футуристы вышли из закона перспективы и дали новый сдвиг вещам, вседвижение.

Скорость стала новой ценностью, через скорость мы двигается быстрее и уходим скорее от старого дня.

Сознание же молодого поколения авторитетные НЯНИ стараются как можно дольше удержать у пирамид Хеопса.

Там, у подножия Хеопсовых пирамид, лежит ваше сознание, покрытое пылью многих веков ушедшей жизни.

До сих пор поют вам НЯНИ Академии о величии красоты пирамид, и под звуки песенки дремлет покойно ваше сознание и молодая душа17.

И когда рев пропеллеров, блеск электричества, треск моторов касался вашего слуха, вы со злостью бросались на футуризм.

Футуризм — зародыш будущей нашей железной жизни, когда истаратся <так!> железные залежи земли в пространство; как летом стрекозы над цветущими полями летают, так гигантские ихтиозавры летать будут густыми тучами кругом земли.

Но величие футуризма в будущих днях.

Но и наше время богаче и сильн<ее,> могуче. И перед небоскребами Америки пирамиды Хеопса кажутся детскими игрушками.

Но вы, убаюканные в тиши песков Египта в смертельном тоскливом покое пирамид, нескоро услышите бегущую новую жизнь, и только после смерти шоферов новой жизни вы узнаете причину, и причина остается питанием <для вашей> прошедшей жизни.