Роман Белоусов - ТАЙНА ИППОКРЕНЫ Страница 10

В чем же состоял план Джонатана Уайлда?

Свою речь он начал в полуугрожающем, полушутливом тоне, хорошо знакомом слушателям.

— Друзья мои, вам известно, как обстоят дела. Ваши доходы весьма сократились. И скажу: шансов на лучшее не ждите. Сегодня, когда вы приносите скупщикам ваше добро, эти бессовестные спекулянты в лучшем случае отвалят вам четверть того, что оно стоит. Предложить товар какому-нибудь незнакомцу — десять против одного, что он донесет. А дальше, всем известно, — в голосе послышалась ирония, — в дело вступает мистер Кетч, и вы болтаетесь на «роковой перекладине».

В зале послышался неодобрительный шум. Еще бы, никто из присутствующих не желал угодить в кровавые лапы мистера Кетча. Так называли всех палачей с тех пор, как на этом поприще четверть века подвизался Джек Кетч, имя которого стало нарицательным.

— Я знаю, — цинично продолжал Джонатан Уайлд, — здесь нет таких, которые жили бы своим трудом. Это означало бы умирать с голоду. Кто из вас хочет превратиться в живого скелета? — Ответа, естественно, не последовало. — То-то. Паршивое это дело, скажу я вам, — заключил он первую часть своего выступления. — А теперь коротко о главном. Предлагаю такой порядок: вашу добычу все вы сдаете мне одному. Я возвращаю товар дураку-владельцу, и он отваливает вам больше, чем негодяй скупщик. И заметьте, вам нечего опасаться, что кто-то донесет на вас.

Нельзя сказать, чтобы идея эта была такой уж оригинальной. Взимать выкуп с пострадавшего за награбленное у него же — до этого додумывались даже мелкие воришки, каким был вначале, скажем, дефовский Джек Полковник. Но осуществить это в таких масштабах, о которых говорил Джонатан Уайлд, никто еще не отваживался.

Блатная компания, оценив предложение, возгласами одобрения выразила свое согласие. Все знали, что если «принц разбойников» за что-нибудь берется, то можно не сомневаться. Уайлд как истый делец отличался тем, что умел претворять идеи в жизнь. Недаром про него говорили, что он был чрезвычайно изобретателен в составлении замыслов, искусен в изыскании способов осуществить свои намерения и решителен в исполнении задуманного. Знали и то, что он никогда не довольствовался частью добычи, а предпочитал заполучить ее целиком. Его правилом было идти до конца, ибо, как он считал, многие погибли оттого, что зашли в мошенничестве недостаточно далеко. Знали также, что был он злопамятлив и жесток, дьявольски коварен и лицемерен. Сердце, любил повторять он, надлежащее место для ненависти, любовь же и дружбу носи на лице. Благодаря сочетанию способностей и пороков, хитрости и бесчувственности ему и удалось занять такое заметное место в воровской иерархии.

Но что означало на самом деле его предложение о единоличном посредничестве между жертвой и грабителем?

По существу Уайлд предлагал создать единую организацию для воров всех видов, иначе говоря, замыслил объединить разношерстных и тупых уголовников в хорошо дисциплинированный преступный мир. Оставалось решить вопрос, кто должен возглавлять этот бандитский синдикат. Само собой — Джонатан Уайлд, ставший в этом смысле предтечей современных главарей гангстеров.

Как же действовал механизм созданной им машины?

Поначалу порядок был такой: вор, совершивший кражу, сообщал Уайлду, кто его жертва, давал перечень украденных вещей и указывал место, где они спрятаны. После этого Уайлд отправлялся к потерпевшему. «Случайно я узнал, — заявлял он ему, — что вас недавно обокрали. Мой друг, честный маклер, попридержал у себя некоторые ваши вещи. Если вы докажете, что они действительно принадлежали вам, получите их обратно, дав слово, что не будете жаловаться, а мой друг получит от вас вознаграждение за свою заботу в разнице стоимости вещей». Все оставались довольны: владелец украденного, вор и посредник, который получал свою долю от мифического маклера, не нарушая тем самым существующего закона.

Вскоре, однако, дело это превратилось в настолько прибыльное и Уайлд стал так широко известен, что ему уже незачем было самому являться к потерпевшему. Он открыл своего рода посредническую контору на Кок-эли, и теперь жертвы воров являлись к нему сами. Так Джонатан Уайлд превратился, можно сказать, в консультанта по пропавшему имуществу.

В конторе у него специальный клерк вел книги, «куда, — как писал Дефо, видимо, хорошо осведомленный, — все заносилось с величайшей точностью и аккуратностью». Подробно, со слов пострадавшего, перечислялось украденное. Затем с клиента взимался «налог», в размере пяти шиллингов в пользу хозяина конторы. Обман со стороны вора исключался: достаточно было сверить записи клерка с тем перечнем, который давал он, чтобы обнаружить разночтение. Таким образом, Джонатан Уайлд держал под надзором тех воров, которые захотели бы утаить от него часть награбленного и попытаться продать подороже на сторону.

Сделав заявление о пропаже и уплатив «налог», обнадеженный клиент покидал контору Уайлда. Дня через два он являлся снова. Его встречали тепло и почтительно. «Сэр, — обращался к нему Уайлд, — кое-что удалось узнать о ваших вещах. Правда, человек, которого я посылал справиться о них, заявил, что воры могут заложить их за большую цену, чем обещали вы. Поэтому стоит пересмотреть условия договора и возместить им убытки. Я берусь переговорить с негодяями и, без сомнения, образумлю их». И, конечно, клиент соглашался. Если же случалось, что за вещи владелец платил меньше той суммы, на какую он был согласен, Уайлда осыпали комплиментами за честность, что было на пользу его репутации.

Здесь следует сказать, что если бы Уайлд оставался всего лишь посредником между вором и ограбленным, было бы еще полбеды. Но в том-то и дело, что он не ограничился этим, а, следуя своему правилу — если не рисковать, останешься в проигрыше, — стал, как уже говорилось, предводителем огромной организации лондонских воров и бандитов.

Конечно, в таком городе, как Лондон, преступный мир всегда представлял серьезную угрозу. В «Описании Англии» У. Гаррисона говорится, что уже в XVI веке насчитывалось более 10 тысяч нищих и до 400 воров вешали ежегодно. Считается, что эти цифры занижены и что в конце века вешали более 800 человек, а 80 тысяч бродяг жили за счет общества. Однако точные данные неизвестны. Но совершенно очевидно, пишет Норманд Берлин в своем исследовании «Преступный мир в Елизаветинскую эпоху», что Лондон был опасным местом, где процветали порок и разбой. С этим миром считались правительство, горожане, священники и писатели. Находились и такие, кто, оправдывая процветание века преступности, заявляли, что «без пороков общество не могло бы существовать». Изображение жизни без злодея и мошенника считалось неполным.

Начало литературы о «дне» в Англии относится к 1536 году, когда появилась книга Роберта Кэплэнда «От большой дороги до тюрьмы». В ней была нарисована «великолепная картина жизни бродяг и нищих», приводилась их классификация и прилагался словарь особого жаргона, которым они пользовались.

Нищих, бродяг и воров воспевали Роберт Грин, Томас Деккер, Томас Нэш и многие другие. Правда, отношение каждого из них к преступному миру было различно. Деккер, например, считал, что воров и мошенников может излечить только виселица, к нищим же он относился тепло. Видимо, из-за своей любви к солдатам, так как многие из них вынуждены были после окончания службы нищенствовать. Вообще нищий и бродяга были неотъемлемой частью сельского и городского пейзажа. Огромная их армия заполняла дороги и улицы, несмотря на жестокие законы о бродяжничестве. О них слагали грустные песни и сентиментальные баллады. В одной из них говорилось:

Слышишь, собаки лают —Нищие идут в город…

Из среды бродяг часто пополнялись ряды преступников. Шайки, надо сказать, и раньше наводили страх, но они не осмеливались объединить свои силы в грабительской войне против общества. А именно в этом заключалась цель Джонатана Уайлда.

Ради осуществления своего замысла ему пришлось немало потрудиться. Впрочем, энергии у него было хоть отбавляй.

Прежде всего он предложил некоторые новшества: банда обучается определенной форме преступления, имеет свою зону действия и руководителя. В каждом округе должны действовать две-три банды, специализирующиеся на уличных кражах или кражах со взломом, на «ловле кроликов» — одурачивании простодушных провинциалов («ремесле», известном еще со времен Шекспира и Деккера), на обмане и шантаже, убийствах и грабежах. Сам Джонатан Уайлд отводил себе роль «идейного» вдохновителя. Предпочитая оставаться в тени, он давал советы, поставлял «идеи», разрабатывал планы. Трудно сказать, насколько этот вдохновитель преуспел в осуществлении своих замыслов. Но если судить по тому, какой массовый размах приняли именно в то время грабежи и прочие виды преступлений, то можно считать, что «труд» Уайлда не пропал даром. Не случайно как раз те годы, когда в Лондоне промышлял Уайлд, назвали веком преступности. Достаточно обратиться к английским газетам и журналам тех лет, чтобы убедиться в этом. Целые колонки на их страницах заполняют сообщения об ограблениях, воровстве и других преступлениях, вплоть до карманных краж. Неудивительно, что виселица не успевала пропускать всех приговоренных к смерти. И порой вешали сразу по десять-двадцать человек: кражи пяти шиллингов было достаточно, чтобы угодить на виселицу и взрослому, и ребенку. А вообще, согласно «Кровавому хаосу», как называли тогда английский уголовный кодекс, свыше ста видов преступлений карались смертью.