Ключи к «Лолите» - Карл Проффер Страница 11

Мнемозина — героиня большинства произведений Набокова, и потому время, поиски прошлого и воспоминания о нем становятся одной из главных тем «Лолиты». Набоков-Гумберт в своих воспоминаниях возрождает и воссоздает прошлое, и потому читатель должен увидеть и принять во внимание определенную цикличность, повторяемость некоторых событий (в различных формах) на протяжении всей его жизни{74}. Гумберт не раз испытывает шок, когда после вспышки озарения вдруг начинает осознавать эту ужасающую периодичность действий, действующих лиц и происшествий{75}. Его переполняет и подавляет чувство deja vu.[32] Естественно, определяющим событием жизни Гумберта стал его роман с Аннабеллой Ли; это преобладающая тема его бытия. Как правило, он и сам это сознает и частенько указывает на это читателю. Но есть и более тонкие вариации и параллели, которые Гумберт напрямую не комментирует; чтобы уловить их, читатель должен заставить говорить собственную память и положиться на собственное ощущение deja lu.[33] К примеру, во время последней встречи на ривьерском пляже Гумберт с Аннабеллой…

…наскоро обменялись жадными ласками, единственным свидетелем коих были оброненные кем-то темные очки. Я стоял на коленях и уже готовился овладеть моей душенькой… [с. 22]

Позже, реконструируя Рамздэльский дневник, Гумберт описывает озерно-эротическую фантазию — подсознательную вариацию темы морского берега Ривьеры:

Я вполне отдавал себе отчет в том, что мамаша Гейз ненавидит мою голубку за ее увлечение мной. Я замышлял так провести день на озере, чтобы ублажить и мамашу. Решил, что буду разговаривать только с ней, но в благоприятную минуту скажу, что оставил часики или темные очки вон там в перелеске — и немедленно углублюсь в чащу со своей нимфеткой. Тут явь стушевалась, и поход за очками на Очковом озере превратился в тихую маленькую оргию… [с. 70]

Гумберт даже не подозревает (по крайней мере, в тот момент), что идея похода за очками — в особенности темными{76}, — который заканчивается сексуальной оргией с девочкой пубертатного периода, является своего рода компенсацией мучительного провала с исходной душенькой у моря. Темные очки лейтмотивом мигрируют через несколько тысяч миль, через двадцать пять лет и восемь глав романа. Избавиться от Гейзихи под предлогом поиска темных очков — тонкий психологический нюанс, который заставит злорадствовать фрейдиста, и блестящий артистический штрих, который вызовет у антифрейдиста удовлетворенную улыбку.

Прежде чем разобраться с Венской делегацией, надо привести еще один пример аналогии "Аннабель — Лолита". Последняя главка об Аннабелле заканчивается словами:

Но эта мимозовая заросль, туман звезд, озноб, огонь, медовая роса и моя мука остались со мной, и эта девочка с наглаженными морем ногами и пламенным языком с той поры преследовала меня неотвязно — покуда наконец двадцать четыре года спустя я не рассеял наваждения, воскресив ее в другой. [с. 24]

Отзвуки этого пассажа эхом отражаются в дневнике Гумберта. В один из дней он записывает: "Моя душенька, моя голубка на минуту остановилась подле меня… и от нее веяло почти тем же, что от другой, ривьерской", а улегшись загорать, она явила взору Гумберта "выпуклости обтянутых черным узких ягодиц, и пляжную изнанку отроческих ляжек" (с. 57). Обнаружив этот параллелизм, самодовольный психоаналитик немедленно заключит, что Лолита есть несомненная сублимация Аннабеллы, подсознательная услада волосатой мужской силы Гумберта. Само собой, соглашается Гумберт, но исходная посылка неверна. "Странник, обладающий нимфеткой, — поясняет он, — очарованный[34] и порабощенный ею, находится как бы за пределом счастья", — и далее замечает:

Иной опытный психиатр, который сейчас изучает мой труд… несомненно очень хотел бы, чтобы рассказчик повез свою Лолиту на берег моря и там бы нашел по крайней мере «гратификацию» давнего позыва, а именно избавление от «подсознательного» наваждения незавершенного детского романа с изначальной маленькой мисс Ли. [с. 206]

Но, как заверяет медиков Гумберт (вновь кивая на По, прошу заметить), к тому времени он уже получил столько услад от Лолиты…

…что мечта о "Приморском Королевстве", о "Сублимированной Ривьере" и тому подобном давно перестала быть глубинным порывом и свелась к рассудочной погоне за чисто теоретическим переживанием. Эдгаровы ангелы это знали… [с. 206]

По сути, продолжает Гумберт (свободно играя именами), его настоящее освобождение пришло гораздо раньше:

…в тот миг, именно, когда Аннабелла Гейз, она же Долорес Ли, она же Лолита, явилась мне, смугло-золотая, на коленях, со взглядом, направленным вверх, на той убогой веранде… [с. 207]

Таким образом, когда Гумберт отождествляет Лолиту с Аннабеллой и вспоминает, к примеру, как, обучая Лолиту игре в теннис, он "давал мяч за мячом веселой, невинной, изящной Аннабелле" (с. 201), милый читатель должен понимать, что параллели здесь проведены умышленно, что они «психологичны» в чисто литературном смысле, что Аннабелла — только литературное эхо, а не подтверждение теорий венских целителей. Единственное место, которое дозволено занять Королю Зигмунду в романе (как и в любом другом произведении Набокова){77}, находится в клетке вместе с bêtes noires.[35]

7

Для Гумберта Лолита воплощает в себе не только Аннабель Ли, но и Кармен, и новелла Проспера Мериме приобретает особое звучание. Центральный персонаж и рассказчик в новелле носит имя Хосе Лисарабенгоа. Излагается простенькая история о типично женском вероломстве и типично мужской туповатости. Хосе влюбляется в цыганку по имени Кармен. Кармен верна по большей части своим прихотям и желанию открыто выражать свои предпочтения, а не мужчинам или обещаниям, как явным, так и скрытым. Она сходится с баскским пикадором Лукасом. Когда она отказывается уехать с Хосе, тот ее убивает, нанеся два удара кинжалом. Гумберт берет эту заурядную историйку, примеряет к собственным затруднениям и сбивает с толку опрометчивых читателей искусно вставленными цитатами. Нам изначально известно, что Гумберт сидит в тюрьме за убийство. Поскольку Лолита ассоциируется для Гумберта с Кармен, резонно предположить, что она должна принять смерть от его руки. Однако распутать набоковский клубок терний не так-то просто.

В дневниковой записи от 10 июня 1947 года (среда){78} Гумберт рассказывает, как Лолита «поставила свою любимую пластинку "Малютка Кармен", которую я всегда называл "Карманная Кармен…"»{79}. Песенка, приведенная ниже, сочинена самим Набоковым, хотя в ней и слышны мотивы Мериме и Визе. В воскресенье 21 июня (день летнего солнцестояния[36] и, соответственно, традиционный день языческих оргий в древности