Кац Святославович - История советской фантастики Страница 13

Это был настоящий сюрприз. В советской прессе, конечно, Уэллса время от времени поругивали за пацифизм, однако среди читателей авторитет автора знаменитого романа «Первые люди на Луне» был очень высок, и никто не ожидал, что осмотрительный британец решит посетить I Съезд. В предварительном списке гостей имени Уэллса, кстати, и не было, как не были упомянуты и другие фантасты — соотечественник Уэллса Олдос Хаксли (в тогдашней транскрипции Альдус Гексли), а также два американца — Стенли Уэйнбаум и знаменитый автор «Лунной заводи» Абрахам Меррит. Много позже в своих мемуарах, опубликованных в 1990 году, Степан Кургузов вспоминал, как непросто ему дались приглашения писателей, которые тогда относились к Советскому Союзу, мягко говоря, не слишком доброжелательно. Гостей (в особенности, американцев) подкупило то обстоятельство, что в СССР — по необъяснимым для них причинам — фантастическая литература начинала все явственнее занимать привилегированное положение. На Западе, при всей ее популярности, она оставалась третьестепенной, развлекательной литературой, зато в Советском Союзе фантастика выдвигалась на передний край. Такого у себя на родине не могли вообразить ни автор «Марсианской одиссеи», ни автор «Корабля Иштар», ни создатель «Человека-невидимки», ни даже ироничнейший творец «Дивного нового мира». (Между прочим, только этим фактом и можно объяснить донельзя снисходительное, почти дружеское отношение целого ряда знаменитых западных писателей-фантастов — кроме, конечно же, Кингсли Эмиса и Роберта Хайнлайна — и к сталинскому, и к хрущевскому, и к брежневскому режимам: страна, где их любимый жанр пребывал в условиях «наибольшего благоприятствования», в их глазах выглядела уже не таким монстром. Это, впрочем, не мешало нашим идеологам даже мягкую критику позиции СССР зарубежными фантастами считать «идеологическими диверсиями» и искать смертельных врагов там, где они могли бы обрести союзников…)

Точный текст выступления Герберта Уэллса на съезде нам неизвестен. Дело в том, что знаменитый фантаст говорил несколько в сторону от микрофона, потому его английский мало кто мог разобрать даже в первых рядах. Что касается перевода, который С.Кургузов прочел по бумажке после выступления писателя, то там содержались довольно тривиальные пассажи по поводу его давнего визита в Советскую Россию, разговора с «кремлевским мечтателем» и огромном впечатлении, которое-де производит на Уэллса сегодня осуществление планов по электрификации и промышленному строительству. («Вы — страна подлинно научной фантастики, в вашей стране мне было бы трудно придумать что-то новое, необыкновенное, едва ли не все создано уже вашими руками…» и т. п.) К.Чуковский в своих дневниках высказывал предположение, что текст выступления и текст перевода были не вполне аутентичны: судя по всему, Кургузов не рискнул цензурировать английский вариант, зато внес существенные изменения в русский, усилив элемент «небывалого восторга достижениями». Таким образом, все стороны остались довольны — и Уэллс, который сказал то, что хотел, и Кургузов, который донес до аудитории то, что сам счел нужным. Уэйнбаум, Хаксли и Меррит не выступали. Они просто-напросто копили впечатления, одновременно собирая материал для своих новых фантастических романов (и точно: отголоски съездовских приключений можно — в преображенном виде — отыскать в «Обезьяне и сущности» Хаксли и в «Семи шагах к Сатане» Меррита… произведения эти, впрочем, до конца 80-х на русский язык все равно не переводились). Помимо всего прочего, сам факт выступления Герберта Уэллса имел большое пропагандистское значение и весьма поднимал акции Кургузова в секретариате СП. Нетрудно было заполучить на съезд наших друзей и явных единомышленников — таких не очень известных писателей, как Бен Филд, Амабель-Вильямс Эллис или Роберт Геснер. В то время как фигуры Уэллса или Хаксли уже сами по себе выглядели впечатляюще, придавали 1 Съезду дополнительную респектабельность.

Обещанный в программе доклад Молотова не состоялся. Официально было объявлено, что вместо председателя Совнаркома доклад о фантастике сделает сам Степан Кургузов. Скорее всего, Молотов изначально не собирался выступать, заранее и по договоренности предоставив это право С.Кургузову. Замена предполагала, что, таким образом, руководитель Секции фантастов как бы уравнивался в части прав с одним из самых влиятельных партийных функционеров. Причем, доклад, сделанный как бы «вместо» Молотова, соответственно, приобретал очевидные черты партийной установки. Ни о чем лучшем Кургузов и мечтать не мог.

Нет смысла подробно останавливаться на этом выступлении: оно всем хорошо известно — многократно выходило отдельными брошюрами и неизменно включалось в любой из томов кургузовского «Избранного». Напомним лишь его основные положения: 1) В эпоху реконструкции, индустриализации и коллективизации сельского хозяйства научно-фантастическая литература, как связующий мост между пришлым и будущим, приобретает первостепенное значение; 2) В эпоху все более усиливающихся идеологических атак стран капитала на Страну Советов и возможной военной интервенции оборонный характер литературы вообще и научно-фантастической литературы, в особенности, становится основополагающим; 3) В связи с вышеизложенным, писателям необходимо вплотную приближаться в своих произведениях к так называемой «лунной тематике», ибо Луна, как известно, есть символ одновременно и победившего социализма, и оборонного могущества СССР, а также стратегически выгодный оборонно-наступательный плацдарм для отражения любой агрессии извне; 4) Секция фантастов СП СССР уже немало делает для того, чтобы развивать и совершенствовать этот стратегически важный литературный жанр (в качестве примеров Кургузов упомянул новый роман Ник. Шпаковского и почему-то старый роман А.Обольянинова, а позже перечислил еще множество названий — в том числе, естественно, и свою «Катапульту»), хотя ей, Секции, не помешала бы и дополнительная поддержка.

В отличие от многих предыдущих и последующих публичных выступлений Кургузова, это было прямо-таки талантливым. Его выделяли из всех прочих цельность, четкость аргументации, стройность мысли, минимум отвлеченной демагогии и даже остроумие. Агнес Голицына, чью работу мы уже цитировали выше, предполагает, что доклад, по всей видимости, был написан кем-то из бывших «селенитов» — вероятнее всего, тем же бывшим руководителем отдела фантастики Лито Наркомпроса и будущим автором якобы-шпаковского романа «Начало новой эры» Григорием Рапопортом (не зря же он вскоре после съезда был в ускоренном порядке принят в Союз писателей). Возможно, непосредственным автором и стал действительно Рапопорт. Однако нельзя не заметить, что самые важные тезисы выступления благополучно перекочевали в доклад из известного сборника Лежнева «Луна и революция», в особенности, из выступления Лежнева 1926 года на Чрезвычайной конференции ВАПП, разумеется, без малейшей ссылки на автора. В ту пору такое было в порядке вещей.

Формально доклад Степана Кургузова на I Съезде имел только организационные последствия: Секция фантастики в СП приобрела дополнительный статус и к 1936 году окончательно закрепила его организационно. Фактически же это означало нечто значительно большее: начиналась эпоха прямого государственного покровительства одному из литературных жанров, выдвижение его в число первейших и необходимейших, что сопровождалось корректировкой отношения властей предержащих ко всем прочим жанрам литературы. «Лунная» тема становилась первейшим блюдом «социального заказа», который оказывался так велик, что его отчасти позволялось исполнять в том числе и тем, кто не умел или еще не был готов работать в жанре научной фантастики. Исследователи отмечают, что после 1934 года даже образный строй советской поэзии стал меняться. Поэты еще неосознанно искали свое место в новых творческих условиях: «Но ты, моя чудесная тревога, // Взглянув на небо, скажешь иногда: // „Он видит ту же Лунную дорогу, // И те же звезды, словно изо льда“» (Н.Тихонов); «Молчаливо проходит Луна, // Неподвижно стоит тишина» (М.Светлов); «Луна скользит блином в сметане, // Все время скатываясь вбок» (это, конечно же, Б.Пастернак); «Ты слушал на Луне овсянок голоса…» (а это — О.Мандельштам); «Лодейников очнулся. Над селеньем // Всходил туманный рог Луны…» (Н.Заболоцкий) и так далее. Можно вспомнить еще «Явление Луны» Анны Ахматовой и целый ряд других произведений самых разных поэтов…

В том же 1934 году в Москве на чердаке Дома Герцена был установлен платный телескоп, направленный на Луну. Телескоп был плохонький, однако большинство писателей — прежде чем поужинать в ресторане писательского дома — считали патриотическим долгом засвидетельствовать свое почтение спутнику Земли и набраться вдохновения. Сам Кургузов мог не подниматься на общественный чердак: у него на даче в Переделкино в мансарде давно уже был установлен куда более мощный телескоп — подарок делегации писателей-коммунистов из города Йены.